Атаманство
В отсутствие А.Н. Тялшинского в Минусинске 15 — 21 февраля (по старому стилю) 1919 года состоялся 5-й большой круг, или съезд, Енисейского казачьего войска. Он отправил его участникам телеграмму следующего содержания: “Приветствую съезд станичников, будьте мудры и крепки в решении дальнейшей вашей судьбы, сожалею, что не могу присутствовать съезде по причине создавшихся событий. Ваши сыновья творят святое дело…”
Ввиду того, что Сотников атаманские обязанности уже не исполнял, съезд обратился к выборам нового войскового атамана. При обсуждении выдвинутых кандидатур — генерал-майора Мунгалова и сотника Тялшинского — члены круга и представители Енисейского казачьего полка отдавали предпочтение последнему, которого знали по совместной службе и участию в боях. Поэтому по поручению съезда с ним 17 февраля переговорили еще раз. Сообщив, что назначен командовать казаками, выступающими в Енисейский уезд, Тялшинский было снял свою кандидатуру, объяснив такое поведение молодостью, но разговор закончил признанием: “Если круг примет свое решение, то я подчинюсь”. Участники его единогласно постановили избрать Тялшинского войсковым атаманом и произвести его в чин полковника со старшинством с 20 февраля 1919 года. В ответ на телеграмму, отправленную в ставку Верховного правителя, с ходатайством об утверждении этого решения, правительство признало Тялшинского атаманом и произвело его в полковники. Другая телеграмма председателя круга И.С. Анищенко атаману А.Н. Тялшинскому поздравляла его с избранием и производством, а заканчивалась следующим торжественным пожеланием: “Круг…, вручая Вам судьбу войска, желает счастья и успеха в деле устроения жизни войска; дай Вам Бог сил и здоровья”.
Становление новообразованного войска сопровождалось крупными недостатками. По мнению ревизоров, проверявших Енисейское войско в начале 1919 года, оно находилось в неудовлетворительном состоянии по управлению и организации: штаты войскового правления были составлены по образцу Сибирского казачьего войска и для казаков-енисейцев являлись чрезмерными; финансовое положение войска подрывалось большими растратами; его руководство, переоценивая значение казаков, вмешивалось в дела строевых частей, что при недостатке опытных кадровых офицеров тормозило процесс их формирования и воспитания.
Во главе енисейских казаков
Но в условиях усиливавшейся Гражданской войны Тялшинский все больше и охотнее для его натуры боевого офицера занимался решением других вопросов. Весной 1919 года он руководил операциями енисейских казаков по очищению от партизан северной части Ачинского уезда. Начиная с мая того же года атаман проводил мобилизацию среди коренного населения. Хакасский дивизион, созданный в составе Енисейского казачьего войска, в дальнейшем был отправлен на фронт. В целом за время борьбы с большевиками — благодаря, в частности, усилиям и Тялшинского — енисейское казачество выставило два полка шестисотенного состава и батарею из двух орудий, которые сражались на Урале и очищали от партизан территорию Енисейской и Иркутской губерний.
Поддерживая режим Колчака, енисейское казачество в то же время стремилось отстаивать свои узкогрупповые интересы. Так, в мае 1919 года войсковое правление возбудило перед правительством ходатайство об освобождении казачьего населения от уплаты губернского и уездного сборов и, не дожидаясь решения властей, обратилось в земскую управу Минусинского уезда с просьбой этих налогов с казаков не собирать. Лишь постановлением совета министров российского правительства от 10 июня 1919 года, утвержденным приказом Верховного правителя от 24 июня того же года, казаки-енисейцы получили признание в качестве отдельного казачьего войска и с подчинением его атамана военному министру. Где-то в это время Тялшинский обрел свою семью, женившись на проживающей в Красноярске выпускнице Института благородных девиц Л.Ф. Новицкой, 1895 года рождения. Карьера Тялшинского, офицера, за два года войны прошедшего путь от хорунжего до полковника, была обычной для многих участников гражданской войны. Среди белых генералов и атаманов часто встречались лица, которые начинали ее, будучи в таких же чинах. Они становились хозяевами больших территорий, имели вооруженные силы, пытались проводить свою собственную внешнюю политику и даже порой не подчинялись приказам Верховного правителя. Некоторые элементы так называемой “атаманщины” были присущи личности и поведению самого А.Н.Тялшинского, который все больше расходился в вопросах управления казачеством с гражданскими и военными властями, а также проявлял склонность к неподчинению правительству. Еще 20 июня 1919 года совещание представителей войсковых самоуправлений казачьих войск осудило и признало незаконными его действия, который якобы самовольно присвоил себе звание полковника, а также раздавал чины другим лицам.
Налицо имело место противоречие юридического характера. Согласно законопроекту о самоуправлении Енисейского казачьего войска, принятому на его втором съезде, войсковому атаману подчинялись все казачьи части в пределах и за пределами войска. Современный историк утверждает, что по принятому в дальнейшем положению об управлении казачьими войсками атаману Тялшинскому подчинялись все сформированные из казаков военные части и подразделения, а сам он наделялся правами командира отдельного корпуса. В то же время полковые формирования енисейских казаков подчинялись армейскому командованию, и войсковой атаман согласно своду военных постановлений не имел права вмешиваться в положение и действия строевых частей. Реальной вооруженной силы в распоряжении атамана в сущности было недостаточно.
Защищая Минусинск
Вскоре недостаток вооруженных бойцов оказал самое серьезное влияние на исход борьбы со степно-баджейскими повстанцами, прорвавшимися на территорию Минусинского уезда. Проследовав через деревни Козино, Мигна, Ольховка, Дятлово и выйдя в район сел Шалаболино и Курагино, так называемая партизанская армия А.Д. Кравченко и П.Е. Щетинкина, стремясь кратчайшим путем дойти до Минусинска, 24 — 25 июня 1919 года попыталась переправиться через реку Туба. Фронт был удержан благодаря мужеству подошедших членов местной команды во главе с поручиком Ценбергом, казаков — с Заниным и дружины деревни Большая Иня. Потерпев неудачу в боях за переправы с небольшими отрядами дружинников и казаков, партизаны, среди которых, судя по газетной информации, было много мадьяр, латышей и немцев, двинулись вверх по Тубе, оставляя за собой разоренные селения. Так, в селе Шалаболино партизаны опустошили 35 дворов, рассыпали хлеб по улицам, вырезали несколько семей и изнасиловали женщин; в деревнях Козино и Кныши убили оставшихся стариков; в Курагино уничтожили архив, разгромили квартиры лесничего, почтово-телеграфного чиновника, врача, состоятельных жителей и отрубили головы члену волостной земской управы и одному из крестьян. С подходом из-за Енисея 26 июня “сильных” казачьих отрядов с пулеметами и во главе с Тялшинским положение минусинцев упрочилось. “Опасность для города Минусинска и ранее не была слишком велика, — бодро сообщала населению местная газета, — а теперь можно считать окончательно устраненною…”
.
Однако это утверждение было поспешным. Пополнившись в Имиссе 120 местными повстанцами, которых привел К.И. Матюх, партизанская армия с 500 подводами награбленного имущества двинулась к реке Амыл. Здесь они чуть не отрезали Минусинскую городскую дружину, которая, отступая под огнем, понесла существенные потери (были ранены командир прапорщик Ефимов, милиционер Изосимов, погибли Ушенин, Торбаев и Мельников). Захватив Качульку, партизаны 29 июня вышли в район Каратуза и начали обстреливать перевоз. Рассыпавшись по берегу, казаки-каратузцы старших возрастов атаку партизан отбили, но понесли потери. 28 июня отряд Тялшинского выступил из Минусинска, а 29-го его встречали в Каратузе как спасителя.
Последовавшие после этого события вызвали резкую критику в адрес казачьего руководства со стороны гражданских властей и, в частности, Тарелкина. В докладе управляющего уездом от 17 июля 1919 года оно обвинялось в том, что не организовало разведку, в отряды, контролировавшие переправы, поставлялась водка, находившиеся не в частях, а в Каратузе офицеры правительственного отряда пьянствовали в штабе. Такое поведение командного состава и отсутствие, по мнению Тарелкина, способностей к руководству войсками у Тялшинского привели к разложению рядовых бойцов и несанкционированному отходу от переправы одного из отрядов. Вследствие этого партизаны успешно в районе деревни Шириштык форсировали Амыл, а белые после эвакуации населения без боя оставили Каратуз. Здесь мародеры из партизан и местных разночинцев опустошили и разгромили 45 казачьих домов, кредитное товарищество, квартиру и канцелярию мирового судьи, а также сожгли ряд амбаров. Разгрому подверглось и училище. Убили пятерых престарелых жителей, отказавшихся от эвакуации.
4 июля партизанские разъезды появились уже в селениях Шошино, Тигрицкое и Жеблахты (Худоногово). Через день атаман Тялшинский был отозван в Красноярск, и командование перешло к его не менее известному сослуживцу, родовому иркутскому казаку Бологову.
Дописать эту малоизвестную страницу гражданской войны привелось есаулу Г.К. Бологову, чья деятельность, несмотря на его личную храбрость, также подвергалась критике со всех сторон, в том числе и из уст руководителя Минусинского уезда Тарелкина. Хотя Бологова обвиняли в пассивной тактике, выражающейся в преследовании партизан, тогда как у него имелись возможности перекрыть им пути отхода и разгромить, именно под его руководством белые части сумели остановить и очистить Минусинский уезд от противника.
Предположительно основой отряда, находившегося под командованием Бологова, стала учебная команда молодых енисейских казаков, которой он руководил с весны 1919 года. Кроме того, командование направляло к нему казаков, возвращавшихся из отпусков, а также дружинников при наличии у них оружия и военного опыта. По явно завышенным сведениям, в распоряжении Бологова были сосредоточены 700 казаков, почему-то названных некоторыми недобросовестными авторами “забайкальскими” и даже “уральскими”, и две тысячи штыков пехоты. С такими силами есаул мог уже маневрировать и вести успешную борьбу с партизанами по всей Енисейской губернии, а не только в Минусинском уезде.
Выполняя приказ командования, отряды есаулов Шабалина, Фролова и поручика Ценберга выдвинулись в район села Казанцево Шушенской волости . Сюда же со стороны деревни Жеблахты наступали 800 партизан в основном Северо-Ачинского полка при трех пулеметах. Навстречу им есаул Бологов 6 июля перебросил через реку Ою 350 дружинников с двумя пулеметами. Окопавшись на берегу и обороняясь, они продержались до подхода отряда есаула Шабалина. Пополнившись пехотой и артиллерийским взводом, эти силы своим огнем и наступлением отбросили противника. Потеряв 51 человека убитыми, партизаны, как писала газета, “в панике” бежали в Жеблахты и Шушенское, а станица Каратуз и дер.Ключи были очищены от “бандитов”.
В ночь на 7 июля отряд сотника Мамаева выступил на Ермаковское. Ударники-казаки и бойцы отряда особого назначения вновь сбили партизан с позиций, заставили Манский полк, теряя канцелярию, бежать к переправе. Быстрым продвижением казаков на деревню Григорьевку Щетинкин с двумя ротами и эскадроном был отрезан в Шушенском от основных сил партизан, пытался в районе Очур переправиться через Енисей. Его отряд, отогнанный боевыми действиями от деревни Козлово, прошел Среднюю Шушь и по вьючной тропе устремился в Усинский край. 8 июля в районе села Верхний Кебеж главные силы партизан артиллерийским огнем были в очередной раз “опрокинуты” и бежали через Григорьевку на Усинскую колесную дорогу.
Как сообщала газета, с 12 по 14 июля очевидцы наблюдали, как на Туран и Усинское шли и уехали на телегах женщины и дети “банды”, состоявшие в основном из босых, оборванных людей, не стеснявшихся отбирать у русских беженцев последнее имущество. Во всех селениях, где побывали “бандиты”, население хоронило зверски убитых и расстрелянных представителей власти, местную интеллигенцию, односельчан и подсчитывало убытки от многочисленных погромов и грабежей.
“Атаманщина”
Современники, а следом и историки обвиняли атамана Тялшинского в проявлениях “атаманщины”, выразившихся в попытках усиления своей власти путем получения от омского правительства дополнительных прав и льгот. Понимая, что сил для борьбы с повстанцами в его распоряжении недостаточно, он летом 1919 года решился на переподчинение себе 1-го Енисейского казачьего полка и пошел на конфликт с командованием Иркутского военного округа и сводно-казачьей бригады. Встретившись в Красноярске с атаманом Иркутского казачьего войска генерал-майором П.П. Оглоблиным, уже затеявшим склоку с армейским командованием о переподчинении ему Иркутского казачьего полка, Тялшинский заключил с ним “соглашение” о порядке изъятия “своих” полков. В телеграмме от 8 июля Тялшинский сообщил Оглоблину о том, что начал, обратившись к походному атаману казачьих войск А.И. Дутову, ходатайствовать о переводе енисейских казаков из сводно-казачьей бригады. Однако телеграмма была перехвачена начальником штаба Иркутского военного округа полковником Главатским, который сообщил о ней командующему войсками округа генерал-лейтенанту В.В. Артемьеву. В свою очередь, тот не только счел вмешательство атаманов в “строевую часть” недопустимым, но и обвинил их в попытке “ниспровержения существующей власти”. Оглоблин был на время следствия посажен под домашний арест. Итогом судебного разбирательства, в которое вмешались атаманы А.И. Дутов, Г.М. Семенов и И.М. Калмыков, стал оправдательный приговор Оглоблину, свидетельствующий о слабости верховной власти и ее стремлении не обострять отношений с надежной и значительной частью белой армии. Следовательно, Тялшинский воспротивился переподчинению енисейских казаков непосредственно армейскому командованию.
Его попытка перейти к согласованным действиям с атаманами других войск закончилась почетной отставкой от должности. Заседавший с 12 по 20 августа 1919 года сначала в Минусинске, затем в Красноярске 6-ой чрезвычайный круг Енисейского казачьего войска испросил для своего атамана производство в следующий чин и поднял ходатайство о награждении его орденом “Освобождение Сибири”. Преподнеся золотые часы с надписью и решив вывесить его портрет в войсковом управлении, круг вывел Тялшинского от неминуемого удара. Он отправил бывшего атамана во Владивосток на учебу за счет ЕКВ в академии генерального штаба. В грамоте от 19 августа его участники трогательно писали: “Провожая своего Батьку Атамана Алексея Никаноровича в Военную Академию, 6-ой Чрезвычайный Большой Круг Енисейского казачества с искренней признательностью помнит великие заслуги его перед казачеством и истерзанной Сибирью в деле ее освобождения от засилья врагов-большевиков. В знак особой благодарности и признательности Круг жалует глубокоуважаемого Алексея Никаноровича Тялшинского званием Почетного Казака Енисейского казачьего войска”.
Вопреки сообщению одного из советских историков о назначении нового атамана (об уникальном случае во взаимоотношениях омской власти с казачеством, когда она не только отстранила от должности прежнего, но и без выборов, якобы, поставила во главе войска своего человека) эмигрантская публицистика свидетельствует о другом. Нового атамана — Виктора Лукича Попова, Генерального штаба генерал-майора и большого знатока Урянхайского края — енисейские казаки, вероятно, формально, но все же избирали на своем круге.
В эмиграции
С крушением политического режима Тялшинский в марте 1920 года эмигрировал в Маньчжурию. Никто из беженцев не думал доживать оставшуюся жизнь за пределами Родины. Но Тялшинский из-за полного отрицания, как он объяснял в одном из документов, Советской власти игнорировал массовые реэмиграции в СССР и ходатайство о получении советского подданства не возбуждал. Чтобы выжить, эмигранты не чурались любой работы. Находясь в Харбине, семья бывшего атамана ЕКВ сначала жила его случайными заработками. По сведениям красноярского краеведа А. Н. Тимофеева, Тялшинский в 1923 — 1925 годах служил в качестве полицейского и автобусного билетера. Начиная с 1926 года он находит более-менее постоянное пристанище и работает заведующим пунктом по продаже бензина зарубежных компаний. В 1937 — 1940 годы уже был служащим Нефтяного союза. Не только для самого Тялшинского, но и для его сыновей был характерен интерес к познанию и изучению языков. Вероятно, этого требовала необходимость постоянного общения со множеством иностранцев. В 1940-е годы Тялшинский уже был заведующим курсами по изучению японского языка в составе Харбинской духовной семинарии, где он также преподавал “древние”, как записано в документе, языки.
Когда в Харбине в 1926 году образовалась Енисейская зарубежная казачья станица, казаки-эмигранты стали неизменно избирать его ее атаманом. 28 июля 1940 года он был избран в очередной раз и пробыл в этой должности вплоть по 1945 год. Жена Тялшинского, Лидия Федоровна, служила конторщицей на КВЖД. Сыновья Георгий и Федор, родившиеся в начале 1920-х годов, окончили Северо-Маньчжурский университет (Харбин). Заполняя общую, профессиональную анкету от 10 марта 1944 года, служащий бюро по делам российских эмигрантов в Маньчжу-Ди-Го записал, что Тялшинский “здоровья среднего, впечатление производит хорошее”.
Дальнейшая судьба Тялшинского считалась неизвестной. Но исследовательская работа помогла установить некоторые факты его дальнейшей судьбы...
Вместо эпилога
…Мы сидим в просторном и гостеприимном доме на окраине известного в Хакасии поселка. Рядом мой друг, страстный любитель истории из Красноярска, с помощью которого и нашлись те люди, имеющие самое прямое отношение к Алексею Никаноровичу. Никак не можем поверить, что нам так повезло. Сомнения исчезли, когда в руках оказались семейные фотографии. На них был все тот же знакомый архивный портрет.
В ногах у нас французский бульдожка, всеми силами показывающий свою дружескую расположенность. А светлая, миловидная женщина, внучка атамана, периодически обращаясь к своей маме за помощью, начала неторопливо рассказывать…
С приходом Советской армии в Харбин бывший атаман ЕКВ был арестован и вывезен во Владивосток. Согласно информации Главного управления МВД Российской Федерации по Красноярскому краю, в ноябре 1945 года Приморский военный трибунал, осудив Тялшинского по 58-2 статье УК РСФСР, карающей за вооруженное восстание с целью захвата власти расстрелом или лишением свободы на срок не ниже трех лет, приговорил его к 10 годам заключения.
После пережитых испытаний жена и младший сын Тялшинского перебрались в Сидней (Австралия), там сейчас живет внук атамана. Старший же сын с женой переехал из Харбина в Сиань, где работали в институте иностранных языков. С объявлением новой реэмиграции они, желая воссоединиться с Родиной, в 1954 году решились на переезд в СССР. Отчизна приняла сурово: сначала они жили и работали в одном из ширинских поселков, новоселы которого поднимали целину, затем в городах области. Имея хорошее образование, старший сын Тялшинского дослужился до должности начальника отдела одного из черногорских заводов. Все — не только дети, но и внуки атамана — выучились и имеют сегодня высшее образование.
Сам же А.Н.Тялшинский отбывал заключение, находясь в Краслаге, в Нижнем Ингаше. 30 марта 1949 года он был этапирован в особый лагерь МВД — Озерлаг — на станцию Тайшет Иркутской области. Тялшинский дожил до своего освобождения, по актировке был освобожден от наказания и вернулся к семье, но через несколько месяцев, вероятно, в феврале 1956 года скончался. Могила его на старом Черногорском кладбище, к сожалению, была утрачена. Так далекое стало близким. Сегодня уточняется дата смерти атамана, ведется поиск его следственного дела.
А.П. ШЕКШЕЕВ.
к.и.н. г. Абакан