Форум Енисейских казаков

Форум ищет главного администратора
Текущее время: 28 мар 2024, 17:49

Часовой пояс: UTC + 7 часов [ Летнее время ]


Правила форума


Братья казаки !

Форум енисейских казаков – это свободная дискуссионная площадка.

Здесь, как на казачьем майдане в старину, есть место разным мнениям, полемике и критике.
Как и в старину, обсуждению подлежат все вопросы, касаемые казачества, нашей жизни в современном мире.

На форуме недопустимо употребление матерных и оскорбительных слов, недопустимы высказывания против Православия и матери нашей – Русской Православной Церкви.

Требуется уважительное отношение к государству Российскому, Патриарху всея Руси, Главе государства. При критике государственных должностных лиц, Войсковых Атаманов Казачьих Войск, недопустимы хамство, клеветнические наветы, неуважительное отношение к должности и чину.

Эти же правила необходимо соблюдать и при общении казаков друг с другом.

Не желающие соблюдать требования казачьей этики, с форума немедленно удаляются.



Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 2 ] 
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: БОИ ПОД МОСКВОЙ...
СообщениеДобавлено: 25 ноя 2017, 09:52 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 18 мар 2012, 10:01
Сообщений: 1307
БОИ ПОД МОСКВОЙ. 1941 г.

Изображение
на фото: красноармеец Иван Байкалов.
...В одну из морозных ноябрьских ночей 1941 года на одну из подмосковных железнодорожных станций прибыл 212-й отдельный Сибирский лыжный добровольческий батальон. Спешно выгрузившись из эшелона, мы всю ночь мы шли к фронту. Под утро нас остановили в каком-то селе. Все дома были битком забиты военными. Наш взвод разместили в небольшом скотном дворе, пристроенном прямо к избе. Нашу роту назначили охранять штаб в соседней деревне, и с наступлением сумерек мы заступили на дежурство. Мой пост был у большого дома, в котором, вероятно, находился какой-то отдел штаба. Сюда непрерывно входили и выходили офицеры — по одному и группами. Я спрашивал у входящих пароль, а старшина тщательно проверял удостоверения. Из разговоров между офицерами мне удавалось улавливать лишь отдельные названия населенных пунктов: «Крюково», «Каменка» и другие... Лишь утром узнал, что наша рота охраняла отдел штаба 16-й армии, которой командовал генерал К.К. Рокоссовский. Казалось, что совсем рядом стреляли орудия, рвались снаряды и мины, были слышны пулеметные очереди и винтовочные выстрелы — неподалёку шёл огневой бой. В сумерках линия фронта обозначалась разрывами, трассирующими пулями и пожарами в окрестных деревнях.
В ночь с 5 на 6 декабря 1941 года нашу роту сняли с дежурства, и весь лыжный батальон двинулся в сторону передовой: пехота, артиллерия, минометчики, танки. Утром 6 декабря бой разгорелся основательно; гораздо сильнее, чем накануне, стала орудийная стрельба, не смолкала и ружейно-пулемётная. Продолжался этот шквал час или два. Но артиллерийской подготовки, какую мне приходилось наблюдать в последующие месяцы и годы войны при прорыве обороны врага, здесь, в районе Крюково, кажется, не было. По нашей колонне прошёл слушок, что оборона фашистов прорвана и передовые части наступают, преследуя противника. Где-то в середине дня нашему батальону было приказано ускорить темп движения. Подъехала полевая кухня. Завели нас в придорожный лесок, накормили обедом — и вперёд! Наш батальон был введён в бой с задачей: двигаться параллельно отступающему противнику (в ту зиму в Подмосковье в лесах был глубокий снег, и поэтому немцы отступали лишь по хорошо расчищенным дорогам), заходить в тыл и перекрывать противнику пути отступления. Иногда это получалось, иногда мы запаздывали и немцы, пользуясь моментом, отводили свои части в тыл.
Надо отдать должное немцам: дороги они содержали в хорошем состоянии. Конечно, делалось это силами местного населения или пленными красноармейцами. Бог мой, что мы увидели на этом пути! На протяжении десятков километров дорога была буквально завалена брошенной противником техникой и снаряжением. Танки, тягачи, орудия разных калибров, автомобили грузовые и легковые, ящики с боеприпасами, бочки и многое другое. В первые дни мы видели и знали только о том, что происходило в полосе нашего наступления. Общего представления о боях под Москвой ещё не имели. Но увиденное нами на дороге подсказало, что на Западном фронте случилось что-то грандиозное…
Под вечер, на одном из привалов, наш политрук пришел со свежей газетой и ознакомил нас с результатами боёв начавшегося под Москвой советского наступления. Оказывается, немцы отступали на широком фронте. Трудно описать радость, охватившую нас. Вот теперь я своими глазами увидел «непобедимую» фашистскую армию. Еще в тылу из сообщений по радио и из газет у меня сложился стереотип немецкого вояки, фанатично преданного Гитлеру, надменного. Были сообщения, что немецкие офицеры и солдаты отказывались разговаривать с русскими, даже попав в плен. Совсем иным предстал реальный противник в этих боях под Москвой. Пленные фрицы являли собой жалкое зрелище: грязные, оборванные, обмотанные различным награбленным тряпьем — особенно головы и ноги. Многие обморожены. Морозы-то в это время были нешуточными. Фашисты с завистью смотрели на наше добротное зимнее обмундирование.
Хорошо помню такой случай: в сарае — большая группа пленных немцев, человек тридцать, голодные, продрогшие, беспомощные. Один ещё совсем молоденький, того же возраста, что и большинство из нас, солдат сидит на соломе, поджав под себя ноги, плачет, растирает грязными руками слёзы по грязному же лицу и бормочет, показывая пальцем в разные стороны: «Дорт рус, дорт рус, капут дойч зольдат» (там русский, там русский, смерть немецкому солдату). Скажу прямо, советские солдаты с удовольствием наблюдали эту картину — униженных и жалких немецких пленных. Признаюсь честно, жалости к ним тогда совершенно не испытывал. Теперь мы знали об их варварстве не только из печати, но и своими собственными глазами видели, какие зверства творили они над жителями освобождённых нами деревень и сёл Подмосковья.
…Через две недели после начала наступления наш батальон серьёзно поредел в боях, поэтому нас остановили, а затем и вовсе вывели в тыл. Появилась возможность перевести дух. Но вместе с тем на душе солдат было тревожно и странно: войска наступают на Запад, а мы идём в тыл. Почему? Никто не объяснял причины. В таких случаях начинает действовать солдатская мудрость. Кому-то пришла в голову мысль о том, что где-то на соседних участках сложилась тяжелая обстановка, вот и бросают туда нас, лыжников, как наиболее подвижную часть.
С наступлением темноты мы вышли к одной из небольших железнодорожных станций близ Москвы. Тут нас посадили в теплушки — и поехали. Опять вопрос: куда? Снова пошли солдатские рассуждения. Кто-то говорит, наверное, повезут под Ленинград. Там тяжелая обстановка. Кто-то предполагает, что под Харьков. Много было всяких догадок… Под утро наш эшелон остановился и стоял часа два. Когда рассвело, мы, наконец, узнали, что стоим на станции Ярославль. Вот это да! Неужели повезут на Дальний Восток? Кому-то в голову пришло и такое несуразное предположение.
Но из Ярославля наш эшелон снова двинулся в западном направлении. Проезжаем Рыбинск, затем Бежецк. Ну так и есть! Едём на Ленинград!. Только тогда никому в голову не пришло: ведь Октябрьская железная дорога под Ленинградом перерезана и находится в руках противника. К концу дня, точнее, уже вечером проезжаем Бологое и двигаемся дальше. Наконец эшелон проследовал станцию Крестцы и остановился прямо в поле. Это прифронтовая станция. Оказывается, часа за два до нашего прибытия противник делал налёт и крепко бомбил Крестцы. Спешно выгружаемся из вагонов, встаём на лыжи — и в лес. Это километра два-три от станции, небольшая остановка. Проверка наличия людей, подгонка снаряжения — и в путь, к линии фронта. А она не так уж и далеко: впереди по ходу движения видны всполохи пожаров. Тихо, светит луна. Слышно только поскрипывание лыжных палок да хлопки добротных лыж о накатанную лыжню. Вновь всю ночь батальон сибирских лыжников шёл к фронту...
На Северо-Западном направлении
Так подразделение, в котором я служил, оказалось на Северо-Западном фронте, в районе Старой Руссы. Вслед за нами сюда прибыли ещё два батальона сибиряков. Наш батальон занял исходный рубеж в сосновом лесу, в трёх-четырёх километрах от переднего края. До нашего прихода стрелковая бригада морских пехотинцев предпринимала несколько попыток прорвать оборону противника, но безуспешно. Моряки в тех боях понесли большие потери. Командование решило передать этот участок обороны лыжникам.
Мы расположились в землянках морских пехотинцев: в мёрзлом грунте выдолблены небольшие ямы, примерно полтора на полтора метра и глубиной около метра. Сверху — лёгонький накат. Лаз, который прикрывался плащ-палаткой, на полу — еловые ветки. В такую «норку-землянку» вмещалось не более четырёх человек и только лёжа, с поджатыми коленями, так как вытянуться во весь рост не представлялось возможным. Забираемся в эту землянку, плотно прижимаемся друг к другу, как кильки в банке, смертельно уставшие — моментально засыпаем.
Валенки и рукавицы постоянно были сырыми, поэтому руки и ноги быстро начинали коченеть. Нужно было выбраться из своего логова, попрыгать, похлопать по бокам руками — и опять в землянку, чтобы вздремнуть минут двадцать. Однажды я крепко заснул, не почувствовал, как начали коченеть ноги. И вдруг! Как будто кто толкнул в бок. Проснулся, и — о ужас! Пальцы одной ноги чувствую, а другой — нет. Мгновенная мысль: обморозил ногу. А это равносильно умышленному членовредительству со всеми вытекающими из этого последствиями. Быстро вылезаю из своей конуры, начинаю двигаться, прыгать. Среди бодрствующих бойцов у землянки оказался и мой комвзвода. Говорю ему: «Я, кажется, обморозил ногу». Усадил он меня, снял валенок и начал растирать пальцы снегом. Через четыре-пять минут чувствую в пальцах ноги тепло и ощущаю прикосновение рук сержанта. Потом начались жжение и ломота, но это уже не беда. Я вышел из оцепенения, ведь меня буквально сломила мысль о том, что за подобное членовредительство я мог предстать перед военным трибуналом со всеми вытекающими последствиями.
И стало жаль уже не столько себя — ведь мне всё равно погибать — сколько родственников. Мой позор ляжет и на их голову. И вот когда я почувствовал, что пальцы ног живы, меня охватил неописуемый восторг. Я спасён! Я ещё повоюю! Я ещё покажу, на что способен! Конечно, этот восторг протекал скрытно, но это было что-то необыкновенное. Как будто я заново родился. Очень полезный урок. Четыре зимы я провёл на фронте. Были и экстремальные условия, но я не позволил себе больше ни разу заснуть на морозе.
Лыжники-сибиряки повторили здесь судьбу морских пехотинцев: много раз поротно и в составе батальона пытались атаковать оборону противника, но всякий раз вынуждены были откатываться назад. Наши атаки захлёбывались под ураганным ружейно-пулемётным и миномётным огнём противника, хорошо укрепившегося и пристрелявшего каждый квадратный метр разделявшего нас с ним пространства. Ещё тогда мне, рядовому красноармейцу, казалось, что такие атаки — малым числом и без хорошей огневой поддержки артиллерией — бессмысленны. Но начальству было виднее…
Теперь, когда я прочитал немало литературы о войне, в том числе и о боях под Старой Руссой, я доподлинно узнал о бессмысленности наших больших потерь здесь. Этот период был одним из самых ужасных в моей фронтовой жизни. Батальон оказался сильно потрёпан. В моём взводе выбыло десять человек, в том числе четверо — убитыми. Я потерял одного из самых близких друзей — Володю Барышникова. Мы рядом шли в атаку. Вражеская пуля сразила его наповал. С наступлением темноты, когда бой поутих, мы уносили убитых товарищей. Я знал, где искать Володю, и вынес его на плащ-палатке с поля боя. Недели три мы находились на этом огненном участке фронта.
Затем нас перебросили южнее, в район города Холм. Здесь мы простояли в обороне с середины февраля и до апреля 1942 года. Обстановка тут совершенно иная. Здесь не было сплошной линии фронта, с её передним краем в виде окопов и других укреплений. Оборона состояла из отдельных очагов — опорных пунктов. Этими опорными пунктами служили небольшие деревушки, отстоящие одна от другой на расстоянии от километра до трёх. Такие же опорные пункты были и у противника. Прибыв в назначенное нам место, мы сменили стоявшие здесь остатки одной из стрелковых дивизий, почти целиком полёгшей в боях под Москвой.
Немцы каким-то образом уловили этот момент смены одних другими. Они решили использовать его, попытались взять деревню Варавенка-I, которую должен был занять второй взвод нашей роты. Около роты пьяных фашистов под прикрытием пулемётного и миномётного огня вырвались из леса и бросились к деревне, рассчитывая на внезапность. Но ничего не получилось. Между лесом и деревней было снежное поле шириной около полукилометра. Мы успели занять оставленные панфиловцами гнёзда и окопчики и открыли по немцам прицельный огонь. На снежном поле фигуры фашистов были очень хорошими мишенями. Мы дали такой огневой отпор, что фрицы были вынуждены залечь в снегу, а потом стали пятиться назад в лес. На поле боя осталось около тридцати трупов противника. С нашей стороны — только трое раненых. Дали мы им хорошего жару! По документам убитых — это были юнкера одной из Берлинских офицерских школ. Тут надо рассказать о моей первой счастливой случайности (их было несколько за всю войну): ещё на марше, при подходе к нашему новому месту назначения, командир роты послал меня с донесением к комбату, в деревню Фрюнино. Пока я выполнял поручение командира, мой взвод получил приказ занять оборону в деревне восточнее Варавенки-I, километрах в пяти. Когда я вернулся в расположение, то оказалось, что взвод уже убыл на новую позицию. Командир роты оставил меня временно во втором взводе, с которым я и принял участие в бою.
Прошло порядочно времени, а связного с донесением о занятии взводом обороны всё не было. Прошла ночь, а донесения так и нет. Командир роты направил трёх лыжников — выяснить, в чём дело. На пути их остановили панфиловцы и сообщили, что деревня, куда должен был прийти мой родной взвод, занята противником. В неизвестности прошли сутки, потом двое... Позднее выяснилось, что взвод, бойцом которого я являлся, попал в засаду и полностью погиб. По счастливой случайности я уцелел, и стал бойцом второго взвода.
Несколько слов скажу о командире этого взвода, младшем лейтенанте Иване Борзове. Он был комбайнёр из Омской области, с четырёхклассным образованием. Во время кадровой службы был помощником командира взвода, а при увольнении из РККА ему присвоили звание младшего лейтенанта запаса.
Понятно, что с началом войны он был сразу мобилизован и назначен на должность командира взвода. Многое из того, что должен знать и уметь командир стрелкового взвода, он просто не понимал. Совершенно не умел читать топографическую карту или определить азимут. Мне нередко приходилось помогать ему в решении каких-либо командирских задач, всё-таки у меня были среднее образование и трёхмесячная учёба в училище. Надо сказать, что мой первый взводный на войне был, в хорошем смысле этого слова, человеком простым. Своим положением взводного он нисколько не кичился. Очень часто ел с нами из одного котелка, делился с нами махоркой или папиросами из своего офицерского пайка.
Через несколько дней наш взвод переместили из одной деревни в другую, в полутора километрах от первой. Здесь мы и застряли на всю зиму. Военные действия на нашем участке фронта в тот период проходили не совсем обычно. Так, стрелковый батальон был рассредоточен повзводно, местами — поротно, по отдельным деревням. Линия обороны батальона, таким образом, протянулась километров на 10 — 12 и состояла, как я уже сказал, из отдельных опорных пунктов-деревень. Немцы то и дело просачивались в промежутки между занятыми нами деревнями, нарушали телефонную связь, нападали на повозки с продуктами или ранеными, раза два –три захватывали наши повозки с боеприпасами. Мы, в свою очередь, также охотились за немцами и их обозами. Эти налёты делались ночами, так как днём появляться на дороге было невозможно: любая цель тут же накрывалась сильным огнём из пулемётов и миномётов. Особенно дерзкими были вылазки разведывательных групп союзников немцев — финнов. Мне приходилось несколько раз участвовать в составе боевых групп по ликвидации просочившегося противника. Группы немцев иногда удавалось накрывать и рассеивать. А вот финны были хитрее, ни разу за всю зиму не удалось накрыть ни одной их группы. Они были очень опытны и хитры, эти финны- опытные охотники и следопыты..
Вот так, в обстановке мелких стычек с противником, прошла вторая половина зимы 1941— 1942 годов. Примерно до середины февраля мы ни разу не испытали тепла домашнего очага, так как на нашем пути не встретилось ни одной уцелевшей деревни. Вокруг торчали лишь печные трубы, а дома и постройки были полностью сожжены, и спать приходилось в лесу, прямо на снегу.
Было это так: наломаешь хвойных веток, сделаешь подстилку, натянешь на голову капюшон маскхалата, становишься на колени и локти на эту подстилку и вздремнёшь минут 20 — 25, пока не начнёшь замерзать. Тут же встаёшь, попрыгаешь — и снова минут на двадцать забудешься в дремоте. И вот теперь мы в деревне. Сразу за огородами вырыли снежные траншеи, сделали гнёзда для передовых дозоров. Часть взвода находится в траншее, в дозоре, ведёт наблюдение за противником, другая часть отдыхает в домах, вернее, в подпольях домов. Ночами, когда обстрел несколько утихал, перебирались в избы, топили русские печи, готовили себе еду. А какая благодать, когда намёрзнешься в окопе на дежурстве и, сменившись, заберёшься на горячую печку. Конечно, если противник даёт такую возможность.
Как только он начинал «плеваться» снарядами или минами, мы немедленно ныряли в подполье. Хоть от снаряда подпол и уязвим, зато от мин укрытие надёжное: прямое попадание мины в дом менее опасно, чем снаряда, так как мина взрывается в момент соприкосновения с крышей дома. А если мина взрывалась рядом с домом, то осколки её брёвен не пробивали. Теперь мы могли иногда и баньку истопить, и помыться. Ведь не мылись с ноября! Последний раз были в бане ещё в Казани. Вшей накопилась тьма-тьмущая! Снимали нижнее бельё, укладывали на деревянную лопату и совали её в жарко протопленную печь. Оттуда слышался сплошной треск — это лопались поджаренные вошки. Вытащишь бельё из печки, стряхнёшь в сенцах, надеваешь и несколько дней испытываешь блаженство: насекомые не беспокоят. Потом они опять наплодятся и снова нужно их «жарить».
За эти два с лишним месяца боёв мы потеряли людей здесь в три раза меньше, чем за двадцать дней боёв под Старой Руссой. В нашем взводе был один убит и четверо ранены. Вражеская пуля слегка зацепила и меня. В одной из атак я получил лёгкое касательное пулевое ранение наружной части бедра левой ноги. Понимая, что каждый боец в подразделении на счету, я отказался ехать в медсанбат. Ротный санинструктор смазывал рану какой-то желтой мазью и делал тугие повязки. Через неделю-другую рана полностью затянулась — я вновь был готов воевать с врагом...

Воспоминания казака Ивана Байкалова, гвардии подполковника
в отставке, инвалида Великой Отечественной войны,
записал Сергей БАЙКАЛОВ
Абакан


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: БОИ ПОД МОСКВОЙ...
СообщениеДобавлено: 25 ноя 2017, 16:59 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 13 мар 2012, 23:05
Сообщений: 455
Откуда: Ульяновск
Сергей Иванович, воспоминания, которые Вы записали, бесценные! источники о Великой Отечественной войне! Спасибо Вам огромное!!!


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Ответить на тему  [ Сообщений: 2 ] 

Часовой пояс: UTC + 7 часов [ Летнее время ]



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Перейти:  
cron
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB