Форум Енисейских казаков

Форум ищет главного администратора
Текущее время: 29 мар 2024, 09:02

Часовой пояс: UTC + 7 часов [ Летнее время ]


Правила форума


Братья казаки !

Форум енисейских казаков – это свободная дискуссионная площадка.

Здесь, как на казачьем майдане в старину, есть место разным мнениям, полемике и критике. Как и в старину, обсуждению подлежат все вопросы, касаемые казачества, нашей жизни в современном мире.

На форуме недопустимо употребление матерных и оскорбительных слов, недопустимы высказывания против Православия и матери нашей – Русской Православной Церкви.

Требуется уважительное отношение к государству Российскому, Патриарху всея Руси, Главе государства. При критике государственных должностных лиц, Войсковых Атаманов Казачьих Войск, недопустимы хамство, клеветнические наветы, неуважительное отношение к должности и чину.

Эти же правила необходимо соблюдать и при общении казаков друг с другом.

Не желающие соблюдать требования казачьей этики, с форума будут удаляться.



Начать новую тему Эта тема закрыта, вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 227 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5 ... 16  След.
Автор Сообщение
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 28 дек 2013, 14:06 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
Политику самовозвеличивания Иван III также положил в основу своего бытия и гнул к этому и церковь. Иерархия того времени, как и после, вполне подчинялась целям княжеской политики, и она не вела за собой национальную Идею, а шла послушно, как орудие в руках государства, что и пригодилось Ивану III. Он объявил войну Литве, во имя защиты "православия" против "римского закона" и этой "защитой" и оправдывал все захваты у Литвы не только перед своей жертвой, но и перед всей Европой и даже перед самим Папой, ссылаясь на то, что якобы его дочь Елена, жена Литовского князя, притесняется католиками. Таким образом идея религиозного единства послужила средством для оправдания завоевательной политики московского князя. К этому моменту из Запада начинает просачиваться в Московскую некультурную программу идеологический элемент, приведший Ивана III к сознательному переодеванию из одежды удельного периода в царский мундир. Толчёк этот был продиктован ни его придворным портным и даже не собственным самосознанием, а той политической обстановкой, которая создалась в Европе. Сам Иван и его окружение были ещё в стадии варварства для того, чтобы заинтересоваться Европой, но теперь сама Европа шла навстречу Москве.
В эту эпоху всю интеллигентную Европу занимала мысль - общего Крестового похода против Турок, за освобождение гроба Господня. Балканский полуостров весь был в XV веке в их руках. С Дуная турки грозили румынам и венграм, австрийским славянам и немцам. Претензии были на Италию. Турецкие набеги были сильны. Вождём против торжества Ислама воинственного, был глава Западного Христианства Папа. В борьбе против турок, больше всех были заинтересованы торговые республики на Черноморском побережьи Генуя и Венеция. Заинтересован был наследник Византийского императора, готовый продать свои права тому, кто дороже даст, а также Римский император германской нации Максимилиан, стремящийся наловить рыбёшки в мутной воде, на своей восточной границе.
У всех этих "крестоносцев" было много противоречивых интересов и эгоистических побуждений, чтобы совершился Идейный Союз, но тем не менее они охотно предоставляли честь всякому другому. Таков был исторический момент, когда Европа открыла варварскую Московию. Посредниками этого открытия были не Колумбы, а подобие их - энергичные пройдохи, с тонким умом и сомнительной моралью Левантийцы - наблюдательные и проницательные. Они умели угадать, что кому нужно и торговали тем товаром, на который был спрос. В Италии они открывали кафедры поэзии и толковали Гомера и Демосфена. В Москве они сосватали великому князю Ивану III племяницу Византийского императора Зою Палеолог (в Москве принявшую имя - София). Дело было щекотливое, так как Папа считал Зою, которую он приютил у себя, ревностной католичкой, а для Ивана нужна была "православная". Два левантийца, один итальянец, другой грек уладили это дело. Итальянец (Джан-Баттиста Вольпе) взял на себя роль обмануть Папу, обещав ему, что "Россия" подчинится Св. Престолу. Грек (Юрий Траханисон) обманул Ивана, засвидетельствовав, якобы от имени Византийского кардинала Виссариона "православие" Зои и рассказал кучу небылиц о её женихах, которым она будто отказала из отвращения к латинству, а на деле она, залежавшаяся дева, от которой веяло нафталином, никому не была интересна. Но московский "варвар" воспламенился чувством величия породниться с высокой знатью, и стал мужем "византийской царевны", как упорно не переставала величать себя Зоя, не имея на то основания, так как она не была дочерью императора и внушила и это "величие" мужу-варвару, и он стал поневоле отдавать отчёт и гордиться о своих больших преимуществах в глазах Европы, войдя в семью цивилизованных государей Европы, в почётной роли "защитника христианства" против турок, впрочем не ударив пальцем о палец в этом направлении; тем не менее Венецианский Сенат в 1473 году напоминает Ивану, что в случае прекращения мужского потомства Византийских императоров, наследственные права переходят к нему, Ивану - по жене. В 1480 и 1490 г. г. появляется и сам наследник Палеолог, желавший продать свои права "Второго Рима", но скупой и расчётливый Иван туго зажал свою мошну.
После этого, начались попытки купить у Ивана услуги против турок, ценой королевского титула. В 1484 г. Папа Сикст IV успокаивает Польского короля Казимира, что он не даст Ивану титул "всея русской нации" (in tota ruthenica nation), не спросясь у поляков. Про польские страхи узнал видный германский путешественник Николай Поппель, который и сообщил Ивану III слудующее: "ляхи очень боятся того, что если твоя милость будет королём, то тогда вся "Русская Земля", которая под королём Польским отступится от него и твоей милости будет послушна".
К соблазнам западного государственного права о титулах короля и даже императора, Иван остался равнодушен, но идея Поппеля о "Панрусизме" глубоко запала в душу честолюбивого и без того, понукаемого "царевной" Софией, Ивана. И вот, он начинает создавать в своём воображении своё будущее величие и мечтает: "Южная Русь ведь тоже когда то "изначала" принадлежала великому князю Киевскому (варягу) и последнего можно рассматривать с полным основанием, как "первого прародителя", а его владения считать законной Московской вотчиной - своей землёй..."
Если даже предположить, что москвичи совсем забыли про Киевский период истории, начиная с Андрея Боголюбского, который ограбил и сжёг Киев в 1167 году, то теперь император Максимилиан и Папа напомнили Ивану о этом. И в 1493 году он самовольно принимает титул: "Государя всея Руси"!
По этому поводу историк П. Милюков пишет: "на протест Литовского зятя, державшего под собой половину этой "всея Руси", московские дипломаты отвечают уже с полной уверенностью и апломбом: "Государь наш ничего высокого не писал и никакой новости не вставил. Он от начала-первый уроженец - государь всея Руси, чем его Бог (!) подаровал от дедов и прадедов". И по мере своих мирных захватов и военных приобретений, Иван III последовательно развивает раз принятую точку зрения. Всё, отнятое у Литвы - "наша вотчина".
"Да и не то одно - наша вотчина, что ныне за нами: и вся русская земля, Божьей волей (!), из старины от наших прародителей - наша вотчина", не забывают каждый раз прибавлять московиты. За год до смерти Ивана (1504), этот тезис развивается ещё определённее.
"Вся русская земля - Киев и Смоленск и иные города - от наших прародителей - наша вотчина, и он - бы (король) нам русской земли всей - Киева и Смоленска и иных городов...поступился". Эта глухая ссылка на "иные города", даёт возможность постоянно расширить требования: так, в 1517 г., уже при Василии III встречаем формулу: Киев, Полоцк, Витебск и опять таки "иные города". На самого хладнокровного читателя сухих посольских донесений, этот тяжёлый размеренный шаг московского "каменного гостя" способен произвести впечатление какого-то давящего кошмара.
Из сношений Ивана III с западно-европейскими дипломатами, стало развиваться в Москве "национальная" идеология, но она была именно подсказана итальянцами и греками, но развить национальное чувство они не смогли. Они всегда считали московитов варварами. Ближе к последним были Южные славяне, более культурные от московитов. Они то и явились самыми естественными воспитателями московского национального чувства, но так и не ушедшего от привычной варварской психологии, впоследствии искоренить которую оказалось невозможной.
Сами же южные славяне, когда у них обнаруживалось самостоятельное культурное движение, в основе его лежала ненависть к цивилизации греков, или вернее к их национальному высокомерию, и поэтому возникла борьба за независимость от Византийского императора и религиозная борьба за независимость от Константинопольского Патриарха.
Мечта славян была: свой собственный император и свой патриарх. Это был вековечный их идеал.
В последний раз перед турецким завоеванием, это национальное чувство славян вспыхнуло в XIV веке, при болгарском короле Александре и сербском короле Душане. Оба мечтали - завоевать Константинополь и создать на месте Византии славянские державы. Они стали титуловать себя "царями" и "самодержцами". Патриаршество уже было в Тырново. Душан также завёл патриарха для сербов. Византийский этикет при дворах воцарился вполне.
Для оправдания "величия" был выработан текст олицетворения царя Александра так: Всё это приключилось с старым Римом; как же новый Царьград стоит и растёт, - о, Царь, всеми царствующий, - принявши (в себя) такого светлого и светоносного царя, великого владыку и изрядного победоносца, происходящего из корня Асеня, преизящного царя болгар - Александра прекроткого и милостивого, и мнихолюбивого, нищих кормильца, великого царя болгар, чью державу да исчислят неисчислимые солнца".
Александра начинают сближать с Александром Македонским и к нему относить древние пророчества. При нём, Господь пошлёт архистратига, который перебьёт всех врагов. Но турки пришли и взяли всё: и новый и старый Царьград. Оскорблённое национальное чувство не могло примириться с таким плачевным исходом. Отчаявшись победить своей силой силой турок, славянская интеллигенция перенесла свои надежды на венгров и на поляков. Но надежды рассеялись. Тогда ревностные патриоты обратили взгляды на таинственную и мало известную Москву: единоверный московский князь занял место национального "царя" и "самодержца". На него перенесли теперь древние пророчества, его окружили ореолом "единственного православного царя во всей Вселенной". Москву сделали новым Царьградом и "Третим Римом". И таким образом, пробудили среди рабов национальное чувство. И в конце XV и начале XVI в. в.,появляется политическая литература-халтура в Москве. Славянское и московское духовенство начинает без стеснения, титуловать князя "царём": он боговенчанный, он благородный, благоверный, великодержавный, поспешник истины, высочайший исходатай благоверия...
На московского князя, как некогда на болгарского Александра, переносятся пророчества: "русый род", которому по греческим преданиям суждено победить Измаила и овладеть семью холмами Царьграда, превращается теперь в "русский род". Однако, дожидаться осуществления легендарных или юридических прав на Константинополь оказался для Москвы невозможным. Но отблеск Св. Софии должен был пасть на Москву и сообщить ей новый ореол и дома и заграницей. И духовенство ринулось вперёд. Если славу старого Рима и старого Царьграда сперва переносили на Тырнов, то теперь поддельную "историческую" схему без труда переносят на Москву. Митрополит Зосима объясняет: "царь Константин положил начало Константинограду, а государь и самодержец всея Руси Иван Васильевич - новый царь Константин - положил начало новому Константинограду - Москве. А инок Филофей прямо воспользовался в тех же выражениях знакомой уже нам формулой болгарского "списателя" о Александре; лишь добавил: "нынешнему православному царствию пресветлейшего и высокостольнейшего государя нашего, - единого во всей поднебесной христианам царя, нет конца, как нет конца православию на Земле. Он является единственным уцелевшим в Мире браздодержателем святых Божьих Престолов, святой Вселенской церкви".
Под звуки этих песнопений, выдумок и химер, Иван III всё же, нахлобученную спешно "царевной" Зоей-Софией корону "Третьего Рима" по самые уши, закрывающей и глаза, сразу же надел её набекрень. По этому поводу историк Милюков писал: "Московский" царь и самодержец", по новой теории, являлся продолжателем дела царя Константина Великого. Однако же, скачок был слишком велик - от старого Константина к новому Ивану. Но для полной убедительности и наглядности, надо было эту преемственность установить историческим фактом, совершившимся в пространстве и времени. В своей реальной политике Иван выступал в качестве наследника княжества Киевского, как "своей Отчины и дедины". Он готов был принять роль и наследника Константина.
Задача была резрешена блистательно, при помощи всё тех же пришельцев. Чтобы Византийское наследство не затемняло Киевского, лучше всего было - самого Киевского "прародителя" наделить этим византийским наследством, связать его непосредственно с великими именами древности. Из двух Киевских "прародителей" Владимиров, крепче всех оказался, - к кому роль наследника Византии могла идти лучше, как не к тому, кто носил греческое прозвище Мономах, имевший по жене родственные связи.
Выдумывать фантастическую генеологию для оправдания национальных политических притязаний - не было новостью для славянских литераторов. Без сомнения и Иван III чувствовал уже необходимость в более пышных "исторических" связях, которые бы могли лучше поставить его на одну высоту с императором. Он делает попытку связать себя с Царьградом и Римом и при том не прямо, как легко было это сделать мужу Софии Палеолог, а именно через своих "прародителей", и его послы говорят германскому императору в 1489 году:
"Во всех Землях известно, - надеемся и вам ведомо, что государь наш - великий государь, урождённый "изначала от своих прародителей" и что прародители его от давних лет были в приятельстве и в дружбе с прежними римскими царями, которые Рим отдали Папе, а сами царствовали в Византии".
Легенда, наконец, принимает конкретные формы, появляется в Москве целое сказание: "Август-Кесарь, по этому сказанию, ставит "Пруса", сродника своего, на берегах Вислы; потомок этого Пруса, в четвёртом колене - Рюрик, переселяется из Прусской Земли на Русь. Четвёртый потомок Владимира Святого - Владимир Мономах". Это прозвище даёт составителю сказания повод рассказать целую историю, для которой, собственно, и придумано сказание. "Этот Владимир, по совету с князьями, боярами и вельможами, предпринимает победоносный поход "на Фракию". Тогдашний Византийский царь Константин Мономах, занятый борьбой с Персами и с латинянами, шлёт к нему послов с дарами: "с коробочкой сердоликовой, из которой Август-Кесарь Римский веселился, с ожерельем" сиречь святыми бармами" со своих плеч, с золотой цепью и иными многими дарами царскими". Послы просят "боголюбивого и благоверного князя" принять "сии честные дары" - царский жребий во славу и честь и на венчание" его сильного и самодержавного царства, уготованный ему от начала вечных лет его "родства и поколения", - чтобы церкви Божии были безмятежны и всё православие пребывало в покое под властью византийского царства и русского вольного самодержавства, чтобы русский князь "венчался" сим царским венцом, назывался боговенчанным царём и русского вольного самодержавства, и доныне великие князья Владимирские, когда ставятся на великое княжение российское венчаются тем царским венцом, что прислал греческий царь Константин-Мономах. Несмотря на всеважность этой легенды и литературного творчества, Московская власть не сразу решилась открыто воспользоваться легендой и придать официальную санкцию".
Окончательное завершение этой легенды произошло во второй половине XVI века.
В Московском Успенском Соборе до сих пор хранится свидетель того момента, когда официально восторжествовала ложно состряпанная националистическая программа московской государственной власти. Это - царский трон с балдахином, в форме шатровой крыши московских церквей, с дверцами на три стороны: на каждой из этих дверец изображено по четыре сцены. Тут же вырезан и текст, поясняющий смысл этих сцен: это та самая легенда о присылке Владимиру Мономаху греческим императором Константином Мономахом царских регалий.
В 1547 году Иван Грозный, под сенью изобразительной ловко легендой, торжественно венчался на царство и принял официально царский титул. А в 1552 году был сооружён и царский трон, якобы знак преемственности Византийского царства. В 1561 году Иван Грозный добился и формального признания легенды со стороны Константинопольского Патриарха. Правда, текст грамоты патриарха не так был написан, как хотелось бы "царю", но хитроумные дьяки немного подскоблили текст и дело было сделано, и московское правительство могло "торжественно" выступать со своими претензиями перед иностранными державами. Но эти претензии не сразу получили признание. Так, например, Польский король Баторий в 1581 году советует Ивану "не твердить басен своих бахарей (дьяков) про Пруса и про Августа-Кесаря, как про своих сродников. Но Иван IV Грозный победоносно опровергает сомнения своего соперника и пишет: "коли уж Пруса на свете не было, - пусть Баторий Стефан король нам объяснит, откуда же взялась Прусская Земля". При этом Иван, уверяя себя, что он царского происхождения и гордясь этим, возбуждает сомнение о Батории: может ли он - Иван "преемственник" императора, не теряя своего "высокого" происхождения, сноситься с Баторием, как равный с равным, так как Баторий "не от государственного происхождения, а от рыцарского чина". О Шведском короле Иван ещё более низкого мнения, - "он мужичьего рода". Также он был в сомнении по поводу государя Индии: как ему отвечать на его грамоту: называть ли "братом" или нет? - и решил, что братом называть, - необходимо воздержаться: "так как неизвестно "государь ли он, или простой урядник", то есть неограниченный ли он самодержец или конституционный с ограниченной властью.
А английской королеве он нагло писал: "мы думали, что ты на своём государстве государыня и сама владеешь, а у тебя люди владеют, - и не токмо люди, а мужики...торговые, а ты пребываешь в своём девическом чине, как есть пошлая девица".
Также презрительно отнёсся Иван к польскому королю Сигизмунду-Августу: "ты посаженный государь, а не вотчинный, как тебя захотели паны твои, так тебе в жалованье государство и дали; ты в себе и сам неволен, как же тебе быть вольным в своём государстве?".
Самовозвеличивание Ивану IV завершилось провозглашением полной независимости "русской" церкви от греческой и учреждение собственного патриархата (1589 г.). По этому случаю московские борзописцы воспользовались опять таки легендой-теорией о Москве, как "Третьем Риме", о превосходстве "русского" православия, о религиозном преемстве от Византии, вместе с государственным. Вся литература - халтура того времени, послужила источником для государственного документа, санкционировавшего учреждение патриархии. Правда, что на практике это не соответствовало гордым национальным претензиям, - московский патриарх оказался последним в ряду вселенских патриархов и само согласие на учреждение патриархата было вырвано у греков насильно.
Торжество ложной теории о царственности Московии не ограничилось лишь правительственными кругами, но проникло и в среду неграмотного московского рабского населения. Когда известная легенда проникает в неграмотную массу, то закрепляется в памяти, но перепутывается в именах, событиях и датах, но общий смысл сохраняется. Какой же вид приняла легенда о приобретении московским князем царских регалий?
Герой легенды из Царьграда отправляется в Вавилон добывать регалии для Византийских императоров. Вернувшись назад в Византию, посланец Фёдор Барма (имя которого подсказано царскими бармами) находит на месте разгром царства и веры и отсюда прямым путём доставляет регалии единому православному царю Вселенной (!) Ивану Васильевичу. Он застаёт его как раз в момент торжества православия над басурманами-татарами. "Тут было в Царьграде великое кровопролитие: рушилась вера православная, не стало царя православного. И пошёл Фёдор Барма в нашу "Руссию" подселённую и пришёл он в Казань-град и вошёл он в палаты княженецкие, в княженецкие палаты богатырские...И улегла тут порфира и корона с града Вавилона на голову грозного царя правоверного Ивана, царя Васильевича, который рушил царство Проходима (татарина) поганого князя казанского".
Итак, история Московии создавалась на грабежах, чудовищных насилиях, неслыханных бессмысленных убийствах, и на жульнической подделке исторических фактов преемственности Москвой Византийского царства, установлено было величие царского самодержавия. "Отец Грозного Василий III предпринял поход против литовцев для водворения там "православия", взамен православия католического. Он перебил и увёл с собой три четверти жителей из четырёх, коих после того продал татарам, торгующим рабами, а вместо их поселил столько же своих московитов, сколько могло быть достаточным для осиления оставшихся туземцев вместе с его же военным гарнизоном" (говорит летописец).
За один только раз в 1488 г., говорит историк Платонов: "привели из новгорода более 7 000 людей га Москву".
В 1468 г. большая рать Ивана Грозного опустошила всю Черемисскую Землю. Летопись говорит: "Много зла учиниша земле той, людей иссекаша, а иных в плен поведоша, а иных изожгоша, а кони их и всякую животину чего нельзя с собой имати, това иссекоша, а что было живота (имущество) их то вся взяша; и повоевали всю Землю ту достоль пожгоша".
Планетарные грабежы московитов Великого Новгорода, Пскова, Вятки, Твери, Рязани и Киева, сопровождались потоками крови и насилием женщин. Летопись говорит: "Иван III бесчисленного добра набрав, в Москву отвёз самых перлов, злата, серебра и камней многоцветных триста возов, кроме иного богатства; не пощади же никого тамо ниже церквей иоста великим властелином,иже недавно в великой неволе у татар заволжских бяша".
А про Ивана IV говорится: "А церковную казну по обителем и по церквам, и иконам, и кресты, и пелены, и сосуды и книги и колокола поима с собою"...
Из этого перечисления следует, что Литва, Черемисская Земля, славянские республики были "вотчины наших прародителей", к коим надлежало присоединить "Прусскую Землю", тоже "прародителя нашего Пруса", но...вышло иначе. Затеяв Ливонскую войну для захвата портов Балтийского моря, Иван IV вынужден был отступить с большими потерями.
Вот таким образом шла колонизация Москвы: захватывались соседние с нею Земли, подчиняли их, а по-просту сгоняли живших на ней народы, строили города-крепости и поселяли своих крестьян Московии, как верных рабов. В этом колониальном движении не было ни подъёма духа, ни риска, ни отваги, ни мудрости, свойственной колонизации. Пример Ивана IV был всецело восторженно принят наследником царей Сталиным, история повторяется!
Историк Платонов говорит: "В конце XV века Московская Русь (!) представляла собой крупное государство с сильной верховной властью, объединивши вокруг себя всю великорусскую (!) народность (из кого же она состояла?), великий князь, по выражению В. П. Ключевского: "шёл к демократическому полновластию...".
Если один из "лучших" историков (Платонов-Ключевский) отождествляют тиранию с демократией, то не следует удивляться и Сталину, назвавшему грабительский народ Московии: "народной демократией".
Из всего этого следует, что грабежи других и убийства народов московитами были и есть идеалом государственного управления рабского московского царства. Впрочем, Иван Грозный, как "помазанник Божий", воцарился, имея монархическо-демократическую программу, под влиянием одного из мудрых, того времени, попа Сильвестра, а также литературного сочинения Ивашки Пересветова, который резко подчёркивал, прежде всего, именно те бедствия низших классов, которые вызваны господством боярской партии. Он утверждал, что вельможи завладев царством, "не дают управы на сильно-бедных и беспомощным, слабому человеку невозможно ни в городе жить, ни от города хоть на версту отъехать. Поэтому, многие, чтобы избавиться от бед отдаются во двор к вельможам. А Бог не велел друг друга порабощать. Бог сотворил человека самовластным и повелел ему быть самому себе владыкой, а не рабом. Мы же берём человека в работу и записываем его навеки".
Какой же выход? Пересветов советует: "такой сильный государь, как царь русский, должен со всего своего царства доходы брать прямо себе в казну, а из казны платить военным и гражданским чиновникам ежегодно жалованье, чем им можно прожить с людьми и с конями с году на год".
Мысль как будто демократичная, но задняя мысль тотчас обнаруживается, когда Пересветов продолжает: "За военные заслуги царь должен награждать воинов, к себе близко припускать, жалобы их позлащать и тем сердца их утешать. Тогда и вельможи перестанут неправедным собранием богатеть, да родами считаться, да местами местничаться и тем царёво воинство ослаблять. Имея в своих руках воинство, царь уже сможет вельмож своих всячески искушать и боярами своими тешиться, как младенцами; вельможи начнут бояться царя и ни с какими злохитростями не дерзнут к нему приблизиться".
Из этого видно, что программа Пересветова не на стороне крестьян против их владельцев, а на стороне "воинства" против "вельмож". Но, ведь, "воинство" хотя и не богатое, но всё же владельцы крестьян, и если скажется, что прямых сношений с крестьянами, минуя господ, установить нельзя, а интересы "воинства" = интересы государственные, то власть царя ни на минуту не задумывается отдать "самовластного человека, владыку самого себя", своему "воинству" в работе на веки".
Но тем не менее, для развития этой мысли Пересветова, интерес сосредотачивается на борьбе против "вельмож" и приписанных им социальных бедствий, на кого бы они не падали. Правая рука Ивана Грозного Борис Годунов - зять царя - озаботился даже наглядным образом пропагандировать эту программу и заказал сделать и расписать Грановитую палату картинами, в которых царь изображён был то "кручинившимся" от "крамолы вельмож"; то вручающим судье праведному - меч отмщения. Тут же вдовица просит управы на обидящего вельможу. А в ранней росписи 1552 г. соседней Золотой палаты не была забыта даже "избранная рада" и поп Сильвестр - высший источник царёвой мудрости.
То и другое направление, конечно, никакой социальной пользы не принесло, а было лишь средством борьбы за власть. Кто бы не богател от "крестьянских слёз и крови" - вельможи - конституционисты или защитники самодержавия, не могли осушить мирских слёз и убавить потоки крови, которые разлились в колоссальных размерах. Правительство в общем свело демократическую программу к совершенно иной задаче, конечно, тоже не лёгкой, так как для её осуществления понадобилась "Опричина" и крепостное право, иными словами - революция сверху, повлекшая за собой "Смутное время".
Когда единовластию царя стали угрожать разбогатевшие князья Рюриковичи, твёрдо настаивающие на совместном управлении государством, выдвигая тезис: "царь и совет бояр", то решительный и властный Иван IV, не лишённый ума, прибегает к хитрости. Объявляет народу Москвы, что он, вследствие неповиновения бояр, не в силах управлять государством и уходит от власти в монастырь, а вместо себя коронует татарского царевича Семёна Бекбулатова. А так как в те времена Крымский хан совершал победоносные набеги на рубежы Московии и захватывал даже столицу Москву, уводя сотни тысяч пленных для торговли рабами, то москвичи переполошились и сознавая, что без единой власти царя защита государства от набегов татар невозможна, то и понеслись многочисленными толпами к монастырю, умоляя Ивана принять вновь трон, крича: "ты волен, царь-государь, в жизни и смерти каждого из нас, в чём мы даём тебе крестное целование".
Облечённый полнотой власти народом Москвы, Иван приступает к созданию своего рода конституции самодержавия, в которой вводит новую государственную организацию, под именем: "Опричина". В состав этой организации, после тщательного подбора, принимаются люди из низшего служебного военного персонала, из полицейских, сынов-сирот, не имеющих родителей, отчаянных головорезов. Для этого сброда устанавливают преподавательские курсы, на которых читаются лекции о святости государства, во главе с царём-самодержцем, для защиты которого каждый опричник не должен жалеть своей жизни и вскрывать всех непослушных, всех изменников, бояр уничтожать беспощадно и если потребно, то не щадить даже своих отцов, матери, брата. Всё это закреплялось торжественной присягой. Доносы, шпионаж, провокации приняли в широких размерах пышный расцвет.
Во главе "Опричины" был поставлен опытный обер-палач Малюта Скуратов, для возвеличивания которого Иван IV женил своего первого сына, впоследствии убитого самим царём, на дочери Малюты. Скуратов - "око государево", довольно политически грамотный, стал энергично проводить в жизнь государственную программу. В чём же она заключалась? Класс богатейших бояр, а также непослушных, подлежал уничтожению не только моральных, но и физически. Красная площадь Москвы не смогла сразу впитывать потоков крови. Головы бояр летели, как мыльные пузыри. Имения и имущество казнённых национализировались. Опричники с эмблемой власти: топорик для отсечения голов непослушных и метлой для чистки государства от изменников, рыскали по всем дорогам Московии и произносили тогда страшное слово: "слово и дело государево" над подозреваемым. Такого хватали, сажали в застенок, подвергали страшным мучениям, допытываясь о их соучастниках и в конце концов истязавши до потери сознания, вытягивали у жертвы признание и...голова летела с плеч...
Сопротивляющихся бояр зарубали на месте с их жёнами, дочерей и девушек насиловали, сыновей убивали.
Это послужило впоследствии примером к созданию "народной демократии" Сталину, загнавшим крестьян в колхозы.
Государственная система Ивана Грозного - Скуратова это - прообраз Сталина, для его России - СССР, которая ничего нового не внесла, приняв образ управления без существенных изменений, модернизируя лишь меры устрашения и инквизиции до небывалых жестокостей. И лишь изменив название: истерически природный большевизм Ивана Грозного был назван "коммунизмом", да топорик и метла заменены эмблемой "серпа и молота". Первый символизирует резать не рожь или пшеницу, а горла, а второй - крошить черепа, мечтателям о несуществующей Свободе.
Так как идея большевизма-коммунизма не должна захватывать одну только рассудочную и разумную жизнь человека, но человека всего, его чувства и волю, он - большевизм (коммунизм) хочет владеть всем человеком, его умом, сердцем и душой, то и большевизм Ивана Грозного-Скуратова тоже повелевал всецело человеком с его пятью чувствами. И когда потребовалось Ивану Грозному повелевать и душой верноподданных, от имени которых пытался выступить на Земском Соборе Патриарх Филипп 22 марта 1563 года, призывая царя прекратить напрасное кровопролитие и беззакония, напоминая ему о долге христианина и о том, что и цари земные могут представить перед Божьим судом, то по повелению царя патриар был заточён в Тверской Отричь-монастырь, где 23 декабря 1569 года Патриарх Филипп был задушенпосланным царём Малютой-Скуратовым самолично, не доверяя другим. После этого духовенство превратилось в полицейское тайное сословие, послушно Скуратову -выпытывать у молящихся на исповеди тайные преступления, донося опричникам. Таким образом, в системе управления Ленина-Сталина ничего нового в церковном отношении не произошло: была и есть полицейская церковь, кощунственно названная "православной" и "христианской". Лишь эта церковь украсилась тем, что патриарх Алексей Московский за то, что Сталин угробил людей слал ему благословение от имени своей церкви (Московской), за что награждался высокими орденами, наравне с чекистами Ежовым, Ягодою и прочими негодяями.
Какая же может быть "душа" у московитов ("русских"), которые, считая себя ведущей нацией, грабят имущество порабощённых народов империи, числом 102 народности, истязают их, убивают, рассылают по Сибири и гиблым местам концлагерей, уничтожают людей, превращая оставшихся в бессловесных рабов.
Даже весь XVIII век красовался безумными преступлениями, когда не только убивали и ссылали в Сибирь или мучили в тюрьмах, но и сажали на Кол - особенно любимое истязание московитов ("русских").
Почти две тысячи лет тому назад, когда Христос в содружестве двух разбойников был пригвождён гвоздями за руки и ноги, то весь Мир содрогнулся тогда перед созерцанием Голгофы. Но, ведь, более мучительные переживания и страдания испытывали те несчастные, когда кол пронизывал все внутренности человека, то для носителей "христианского" государства, величаемого себя "Св. Русью", это считалось вполне нормальным и никто от этих безумных и гнусных преступлений, физически не содрагался, безусловно, не имея никаких моральных эмоций.
О какой же душе "русского" (московского) народа и о его религиозных основах "богоносца", так назойливо болтают псевдо-историки Московии-России? В пределах этого преступного государства был и есть народ-садист! И не даром И. Сталин восторженно принял метод управления Ивана Грозного, считая его идеалом правителя для создания рабского государства, коронованного московитами ("русскими") титулом "великого" и "отца народа".
Как же рассмартивают прошлое государства Московии так называемые "антикоммунисты" - эмигранты московиты ("русские")?
В № 1865, 1962 г., в газете "Русская мысль", сказано: "нам оставлено в наследство: национализм без национальной исключительности, духовная культура на основе свободы личности и свободного творчества, светлое, радостное и деятельное человеколюбие и милосердие, мир всего мира и в человецех благоволение". И это не выдумка, не смешной анекдот, а факт возвеличивания Московии до грандиозных песнопений. В этом "антикоммунисты" не только догнали коммунистов, но своим бестыдством и враньём перегнали борзописцев лживой Московии-России.
В течении двадцати лет (1565-1584), пишет историк Платонов: "Опричина" охватила половину государства и разорила все удельные гнёзда, сокрушив княжеское землевладение и разорвав связь удельных "владык" с их родовыми (!) удельными территориями. Цель Грозного была достигнута. Взамен уничтожаемых княжеских вотчин, представлявших собой крупное земельное хозяйство, вырастали мелкие поместные участки служилых людей: при этом разрушалась сложная хозяйственная культура, созданная многими поколениями хозяев-князей; гибло крестьянское самоуправление (!), жившее в крупных вотчинах; отпускались на волю боярские холопы, менявшие сытую жизнь боярского двора на голодную и бесприютную вольность. Эта реформа должна была вызвать недовольство населения. А способы проведения реформы вызывали его ещё более. Реформа сопровождалась террором. Опалы, ссылки и казни заподозренных в измене князей и иных людей, вопиющие насилие опричников над "изменниками", кровожадная злоба и распутство самого Грозного - пугали и озлобляли народ. Он видел в "опричине" непонятный и ненужный террор и не угадывал его основной политической цели, которой правительство открыто не объясняло. Правда, знать была разбита и рассеяна, но её остатки не стали лучше относиться к династии и не забыли своих владельческих преданий и претензий. Не успел Грозный закрыть глаза, как в самую минуту его кончины, Москва уже бурлит в открытом междоусобии по поводу того, быть ли вперёд "Опричине" или нет. А княжата, придавленные железною пятой тирана, уже поднимали головы и обдумывали способы своего возвращения к власти. Англичанин Дж. Флетчер (посол) находил: "что варварские поступки Грозного так потрясли всё государство и до того возбудили всеобщий ропот и непримиримую ненависть, что, по видимому, дело должно кончиться не иначе, как всеобщим восстанием".
"Мало по малу", - продолжает Платонов, - "на всём пространстве служилое землевладение достигло крайнего развития и захватило в свой оборот все земли, кроме "дворцовых". При этом, тяглое население оказалось сплошь на частновладельческих землях, и гражданская свободная (!) крестьянская община исчезла. Общинное податное устройство крестьян могло сохраниться лишь там, где крупное хозяйство схватывало целиком исстаринную (!) бытовую крестьянскую волость. Опричина распространила порядок поместного владения на княжение вотчин и этим окончательно искоренило крестьянское самоуправление (!) в государственном центре".
Платонов, будучи сам дворянином, под влиянием атавизма-наследственных черт своих предков, сам того не замечая, становится защитником княжеских вотчин, якобы содержащих "крестьянское самоуправление", вводит читателей в явное заблуждение: никакого "самоуправления" крестьян на практике не было и в помине, а было лишь общинное податное сословие, с кожи которого князья и драли доходы и чрезмерно богатели. Этому процессу "крестьянских слёз и крови" Грозный и хотел положить конец, применяя террор опричины. Задумывая реформу, он, по видимому, и намерен был довести её до конца, то есть ввести в поместное частное землевладение служилого класса и крестьянское самоуправление, но не довёд свою реформу до конца - смерть помешала!
Нельзя допустить той однобокой мысли, что Грозный руководствовался лишь одной злобой против разжиревших чванливых князей, не создав опору для себя в народе, ибо прослойка - служилый класс - не являлся монолитной защитницей царя. Ведь всеми признано, что Грозный обладал и большим умом государственного характера. Но развивающаяся неизличимая болезнь - сифилиса - свела его в преждевременную могилу. Доказано уже историческими фактами, что носители этой болезни обладают не только жестокостью, но и большим умом, граничащим с гениальностью. Таковы последователи Грозного: Пётр I и Ленин I, имевшие у себя орден Сифилиса; сопряжённого с манией величия.
Другой вопрос - можно ли допускать до управления государством таких маниаков, но что манией величия их было то, что они должны быть все самодержцы для планетарного создания всемирного рабства, а не духовного возрождения народов, то это - Истина, от которой всячески отвёртываются Московиты ("русские") своими ложными песнопениями о "великой" душе "русского" народа.
Впрочем, и сам Платонов в дальнейшем не говорит о "самоуправлении", а повествует так: "трудовое население центра не желало оставаться на местах, где оно теряло личную свободу и с него возможность пользоваться и распоряжаться землёю, на которой оно сидело и трудилось. В нём, как бы, оживала вековая тяга на "новые землицы" и при первом же случае крестьянин и холоп "сходили" с боярского двора и постылой помещичьей пашни. Политическая обстановка того времени очень способствовала такому уходу. Власть закрепляла за собой завоевания Грозного. На широких пространствах, бывшего Казанского царства (по-московски "Низа"), становились города, водворялись служилые земледельцы. Это земледелие нуждалось в крестьянском труде. Выходя из старых гнёзд, с верхней Волги и с верхней Оки, холопы знали, куда им можно идти. Новые места манили к себе переселенцев своим простором, прелестью климата, богатством почвы, лесов и рек. Выходило так, что власть одними мерами, как бы, гнала угнетаемый народ из внутренних областей, а другими привлекала его на окраины".
По этому поводу, историк Милюков на стр. 69, пишет: "по мере того, как исполнилась мечта московских публицистов и расширялись пределы государства - особенно на Восток и Юг, всё многочисленнее начинали становиться побеги от московских порядков на привольные окраины. В последнюю четверть века, эти побеги сделались массовыми и стали грозить чуть не полным обезлюдением старого государственного центра. Владельческому классу и хозяйству центра грозил полный разгром, и правительственная власть,смотревшая вначале на беглецов, как на природный материал для колонизации, в конце концов, принуждена была переменить взгляд на побеги и отожествить свои интересы с интересами хозяев - служилых людей. При этих условиях не могло быть и речи о последовательном проведении намеченной Пересветовым и принятой Грозным идеи демократической монархии, о защите самодержавной властью "автономии личности" от покушений правящего сословия на её свободу. Единственное средство, употреблённое властью для этой цели - земская реформа Грозного - не только не противополагала интересов крестьянства интересам служилых людей, но, напротив, делало служилого человека выборным представителем Земства".
Таким образом, историк Милюков, как бы, внутренним светом озаряет Земскую реформу Грозного, которую он вследствии скоропостижной смерти, не мог осуществить. Города пустели, а особенно, когда-то, богатейшая самостоятельная славянская республика Великого Новгорода, потеряла к 1582 году 80% населения, по словам историка Н. Ф. Яницкого: "к войне (Ливонской) и к торговому параличу присоединились здесь и другие причины: по современным выражениям, край пустел, кроме войны, от царёвых податей, от помещикова насилия (московитов), от хлебного недорода, от опричины. По сложности разрушительных влияний Новгородское запустение явно превосходит прочие области государства и получает характер "ужасающего, по своим размерам, несчастья". Можно сказать, что вся Новгородская страна обратилась "в пусто".
Часть Новгородцев бежала на Дон и была быстро ассимилирована Казачьим народом; другая часть бежала на север, к Белому морю с Зосимой во главе, который совместно с Савватием - Донским казаком и создали громаднейший Соловецкий монастырь, устройству которого удивляются современники прекрасной архитектуре и особенности верфи для спуска в Белое море кораблей. Благодаря неустанным трудам этих двух великих монахов Зосимы и Савватия и их особенной мудрости и любви к людям, искавшим свободного труда, большой торговле с Англией рыбой, мехами, оленями, строевым лесом, монастырь достиг, в непродолжительном времени, сказочных богатств. Жители благоденствовали. Селились люди разных племён, но москвичам было строго запрещено иметь там свои поселения.
Историк Платонов делит Московские владения эпохи Грозного на: 1) Замосковье, 2) Новгородские "пятины" (что под этим словом "пятины" скрыто, он не разъясняет и по своему шовинизму не хочет назвать Великий Новгород историческим именем "Новгородской славянской", но не русской, "республикой", (прим. Автора); 3) Низ, заселённый инородческими тюрскими племенами.
Каков же сельско-хозяйственный порядок был вводим московской властью на "Низу"?, а затем уже и на "Диком Поле"? И мы читаем у Платонова любопытный аграрный закон тех времён, как прообраз современного порядка сельско-хозяйственного устройства в Коммунистической России-СССР:
"Волжский "Низ" был приобретён завоеванием. На "Низу" сидели инородческие племена (черемися, мордва, вотяки, башкиры), не сразу признавшие московскую власть (было большое восстание мордвы под водительством Пургаса) и требовавшие над собой бдительного надзора. Московская власть ставила свои крепости, чтобы держать в повиновении и в порядке местный беспокойный люд. В ту пору, сила и средства, какие были необходимы для военных целей, правительство звало в новые области "сходцев" из внутренних областей и этим способствовало перемещению народной массы и повальному опустошению центра. Народные силы переливались на окраины. Перед правительством естественно становилась задача использовать происходящий процесс в государственной пользе. Хозяйственный упадок центра лишал правительство доходов, надлежало получить эти доходы и службу с новых мест. На "Низу" она стремится водворить те самые виды земельных хозяйств, какие существовали в центре. Это потому, что "Низ" имел осёдлое инородческое население и на этом местном базисе можно было легко основать и поместное владение. Инородческие земли раздавали помещикам и жаловали бояр и монастырям. В соседство к туземному рабочему населению рекомендовали "приглашать" русских работников-колонистов (!). Таким образом, московская колонизация "Низа" стремилась пересадить туда старые социальные реформы".
Иными словами: на не принадлежащей Москве земле, появлялись московские паразиты, в виде помещиков и монастырей, которые и выжимали все соки из порабощённого народа. Впрочем, Платонов и сам мягко говорит о этом так: "на основе инородческого быта и труда выростали там обычные формы московской общественности (хороша общественность с "батагом" в руке. Прим. Автора). Там же успели сказаться острые противоречия между московской властью и боярами, между московскими помещиками и крестьянами, но там зрел своего рода кризис-борьба за землю между аборигенами и пришельцами, властно хватавшими земельные богатства плодородного края".
Таким образом, московское ("русское") понятие о колонизации сводилось к определённому захвату и грабежу среди белого дня не принадлежащих Москве богатств и порабощение местного населения.
"Иначе было на "Диком поле", - продолжает Платонов, - "Там не было оседлого населения: оно кончалось в Калужских, Тульских и Рязанских местах, а за ними на Юг в первой половине XVI века, по слову летописца "поле бе", то есть простиралась пустыня без городов и сёл, без пашни и иных хозяйственных заимок, лишь с временными "станами" и "юртами" охотников и рыболовов. До середины XVI века в этой пустыне хозяйничали татары; их "казаки" рыскали у границ русских поселений и "искрадывали" русскую украйну разбойничьими набегами".
Что могли татары "искрадывать" там, где по слову Платонова была - "пустыня", и что это за татарские "казаки", он не поясняет, с явным намерением скрыть исторический факт о том, что когда армия татар, под командой Батыя, вторглась в пределы Поволжья, то Казачий народ, проживающий на Дону, вступил с татарами в договорные отношения на основах федерации, начиная с 1223 года и участвовал в войне вместе с татарами против Киевских князей - Рюриковичей на р. Калке.
Чтобы запутать читателя Платонов повторяет: "на Поле бродили татарские отряды и русские "станицы", с одинаковой наклонностью к законной и незаконной добыче".
Мы должны опровергнуть этого "мудреца", что русских "станиц" никогда до татар и после них не существовало, а были станицы только Казачьего народа, но не "русского" - московского. Также мало убедительным можно признать и то положение, что если татары и "станицы" и пользовались незаконной добычей, то незаконность Москвы по отношению к порабощённым народам выражалась вдвойне, если не больше. Так что фиговый листок совершенно отпадает, для прикрытия "законных добыч" Москвы.
Не защитив основательно законность Москвы, Платонов торжественно пишет: "Но в середине XVI века дело изменилось: преобладание перешло к русским "казакам", выходившим на Поле из Московского государства и Литовско-Польских украин. "Ныне, государь, казаков на Поле много - и черкасцов, и киян и твоих государевых: вышли, государь, на Поле изо всех украин", так доносил Путивльскийвоевода в 1540 году. В различных местах Поля появляются русские (!) Казачьи городки, и один из них Раздоры на Дону - служит как бы центром для бродящих по Полю казачьих "станиц", то есть организованных казачьих отрядов. Во главе станиц стоят "атаманы"; они собирают вокруг себя тысячи казаков и с ними проникают с Дона на Волгу, на Каспий, на Яик. Они ведут постоянную борьбу с татарами, грабят всех, кого застанут на полевых дорогах между Москвою, Днепром и Черноморьем; но они же охотно нанимаются на государеву службу. Казачество русское (!) сбило татар с Поля и у них Волги оба берега отняло".
Вот так "русские" казаки-рыцари! - восторженно воскликнет русский московит, прочитавший эту торжественную тираду Платонова, но несколько призадумавшись, задаёт себе вопрос: почему же "русские казаки" такие доблестные, что "оба берега Волги отняли", появились только в 1546 году? И почему власть Московии не расплодила этих казаков ранее, терпя "татарское иго", начиная с 1240 года, то есть на протяжении 300 лет?
Да потому, что "русских" казаков никогда в истории и природе не существовало, а были и есть Казачьи-Казаки, своего родного Казачьего Народа, жившего ещё на Северном Кавказе три тысячи лет тому назад и переселившегося постепенно на Дон и Днепр.
Прежде, чем так лживо обосновать происхождение Казачьего Народа, якобы из беглецов Московского государства, Платонов, если бы он имел хотя бы примитивную совесть и приличие, он должен был бы опровергать историю Карамзина, коего называют московиты "отцом истории", в которой этот историк - татарского происхождения - говорит, что "история казаков скрыта в глубинах древности, во всяком случае ранее Батыева нашествия". Платонов также должен был бы опровергнуть и "Геродота русской истории" Татищева, который утверждал, что казаки были в рядах Хозарского царства, а Хозары пришли на Каспий в 230 году, а к VI веку новой эры Хозарская федерация из казаков, черкасов, мусульман была могущественной демократической империей, то есть тогда, когда не только о Москве или Руси не было ни слуху, ни духу.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 28 дек 2013, 14:06 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
Расчитывая, по видимому, на наивных или глупцов, Платонов, однако, не смущаясь, продолжает: "не вошедшее в черту Московского государства, Поле стало, однако, русским и гостеприимно принимало в свои леса и на берега своих рек беглецов из государственного центра".
Настал как будто для беглецов из Московского Ада на Поле - "русский" Рай! Но так ли это было по Платонову? Читаем дальше: "необыкновенный рост казачества на Поле, конечно, был учтён московским правительством. Оно знало, с какой энергией перемещалась туда трудовая масса, бежавшая из внутренних областей государства, и очень скоро решило воспользоваться колонизационным (!) движением и ввести Поле в государственный оборот. Но поступить с Полем так, как было поступлено с "Низом", не было возможности: на Поле не было Крестьян, стало быть не могло быть ни вотчин, ни поместий. Нужно было приспособиться к местным условиям и создать здесь новые социальные формы". В этой цитате довольно ярко выступает вся тенденциозная ложь Платонова, который, сам того не замечая, вскрывает свои противоречия: если на Поле не было крестьян, а по заявлению выше были казаки, то, ведь, этих казаков горе-историк считает беглецами из Московии, то есть из той же порабощённой среды крестьян. Таким образом, этот псевдо-историк пойман с поличным в своей лжи.
Чтобы выбрать из лабиринта лжи, Платонов просвещает: "нужды обороны требовали того, чтобы южная граница государства была обеспечена от набегов Крымских Татар. Исстари эта граница совпадала с течением рек: Угры и средней Оки (то есть 150 вёрст от Москвы). Позднее, с распространением русского (!) населения (вернее мордвы - примечание автора) за р. Оку, граница перешла на линию Тулы и была укреплена: лесными засеками, рвами, валами, острожками. Занятие Поля русским (!) казачеством вызвало мысль перенести крепости южнее, а набеги татар в 1570 году, заставили спешить.
В Москве систематически работали над планом захвата новых пространств Поля и перекинули укреплённую границу на р. Быструю Сосну; а затем, по чернозёмной полосе между Тулою, Белгородом и Валуйками. Весь район Поля, где только что образовалось казачество, был охвачен городами-крепостями.
За их пределами и вне их влияния остались только те казачьи "станицы", которые ютились по нижнему течению Дона и назывались поэтому "низовыми казаками". Верховое казачество составило особый вид служилого класса, под общим названием "приборных людей" атаманов и казаков служилых, пушкарей, стрельцов. Поле обратилось в пограничный военный округ, а его население, перебежавшее сюда, избыв частной зависимости на старых местах, попало в казённое ярмо на новоселье.
Московский воевода, государевым именем укреплял юрты (земли) мелкопоместными "детями боярскими" или "служилым атаманам", обходившимся без крестьянского труда. Собранные с Поля военные люди усаживались на оседлые хозяйства и, не возвращаясь "во крестьянство", однако, возвращались к сохе и пашне.
Так, в течение трёх-четырёх десятилетий правительство успело догнать на Поле большую часть ушедшего из государства населения, запречь его в своё служебное ярмо и на нём основать целую систему оборонительных мер против татар. Здесь не существовало крестьянской "крепости" и холопьей дворни, но крепила и кабалила государева служба, а кроме прямой службы, угнетала государева пашня. Эта государева, так называемая "десятинная" пашня имела особое значение завести на Поле пашню по недостатку хлеба в центре, щедро наделяя гарнизонных людей крупными пахотными участками. Сверх того, в каждом уезде заводилась пашня "на государя" и всё пограничное население привлекалось к обязательному земледельческому труду. Казённую "десятинную" пашню пахали на казённых лошадях, казённой снастью, без всякой платы за труд и в таком количестве десятин, которое было явно непосильно для работников. Не установив ещё на Новоселье своего хозяйства, они надрывались на чужом, плоды которого им не доставались вовсе. Казённого зерна пахари обычно не получали: оно, если не лежало в житницах, в виде мёртвого запаса, то посылалось даже на Юг для содержания служилых людей. Ропот изнурённых работников заставил в конце XVI века кое-где сократить размеры казённой пашни. Но в общем она оставалась бедствием для населения "украйны" и Поля. Система мер, с такой энергией развёрнутая Грозным и его учеником Борисом Годуновым, было попыткой найти новые источники материальных средств в тех местах, куда стихийно перемещалась трудовая масса".
Каждый вдумчивый читатель, ознакомившись с аграрной системой царя Грозного и сравнивая её с сельско-хозяйственной системой теперешней коммунистической русской власти, должен признать эти две системы вполне тождественными в главных чертах, отличаясь лишь одна от другой незначительными деталями. И для Ленина-Сталина не стоило особого труда напрягать свои умственные способности для введения, в пределах бывшей Российской империи, методов использования сил народных масс на её огромных пространствах, - они просто воспользовались готовой программой землепользования царя Грозного - большевика (коммуниста) на троне в истинном его характерно-психологическом значении этого названия.
Для Грозного не нужны были какие-либо научные социальные программы, вроде Маркса и Энгельса. Он сам был проповедник и творец в Московии народного коммунизма (большевизма), основываясь не на отвлечённых теориях, а на практическом познании психологии народов Московии, исторически на протяжении веков вовлечённых в орбиту безоговорочного подчинения народных масс и воплощения ими рабства, которое стало второй натурой. О каких бы то ни было индивидуальных чертах народов Московии не могло быть и речи. Если они и проявлялись в среде знатных бояр, то головы их отскакивали, по повелению царя-коммуниста, на плахе, а остальная меньшая братия тряслась от страха. Для проведения социальной своей программы, Грозный создал государственную организацию Опричину, с матерью обер-палачём Малютой-Скуратовым. Ленин-Сталин, в подражании Грозному, установили грозную государственную организацию ЧЕКА-НКВД, - око коммунистической партии. Вместо "десятинной" пашни Грозного, были введены коллективные хозяйства - "колхозы", население коих обязывалось работать на "государство" до десятого пота и, получая нищенскую плату, не имело возможности жить по-человечески. Во всяком случае на протяжении полустолетия, колхозники до сих пор не могут быть достаточно накормлены и одеты.
Если, по системе Грозного, работающему землепашцу для личных нужд разрешалась разработка приусадебной земли, 2-3 дня в неделю, то у русских коммунистов и этого не стало. Лишь в последнее время отведены приусадебные участки в минимальных размерах, обрабатывать которые приходится по ночам и праздникам, так как дневная работа обязательна на колхозных полях каждодневно.
Вместо казённых лошадей Грозного - коммунисты ввели тракторы, но запретив частную инициативу, результаты доходов не превышают доходов бывшего царя.
Если материальные средства, собираемые Грозным с трудового народа, шли на укрепление границ государства и обороны их от крымских набегов, то у русских коммунистов эти средства идут на пропаганду и расширение границ за счёт покорённых народов.
По имеющимся сведениям, двор царя Грозного не блистал какой-либо пышностью; для коммунистических царей обширный Кремль с его комфортом, становится узким, всюду строятся виллы, дачи. Все лучшие курорты в Крыму и Черноморью в их распоряжении, как и люксозные вагоны поездов для их передвижений. Имеются также прекрасные дома отдыха для особого усердия чекистов, для поправки нервной системы, после многочисленных расстрелов, что даже не разрешалось Грозным своему ученику Малюте-Скуратову. Если на пиру во дворце Грозный пил сивуху-самодельную, то коммунистических царей не удовлетворяют уже изысканные вина.
Лица самого царя Грозного и его сановников не блещут особой упитанностью, все они сухощавы, следовательно, питание было скромное. Посмотрим же на фотографии современных русских коммунистических сановников, это разжиревшие кабаны, в особенности блещет необъятными размерами физиономия маршала Малиновского, ясно, что малый дорвался до бесплатного мяса. Да и фигура самого Хрущёва подстать маршалу. И всё это за счёт трудового народа, безвольного, приниженного исторически, проживающего в беспросветном рабстве.
Как известно, Грозный уничтожил вотчинное богатое владение боярства, раздав их земли служилому люду, то есть поместному дворянству. По этому поводу бояре говорили: "Обидно стало, что царь зело верит писарям, а избирает их не от благородного роду, но паче от поповичей или от простого всенародства, - и то творит, ненавидячи вельмож своих и эта "обида" с одной стороны и "ненависть" с другой - были тогда явлением новым, и это была не борьба старого отжившего боярского и нового нарождающегося порядка коммунистического, а было борьбой двух политических идеалов, формированных в знаменитой переписке Грозного с князем Курбским - демократом.
"От чего же государь и самодержец называется, как не оттого, что сам строит", писал Грозный... "Иностранные государи царствами своими не владеют; как им велят подданные их, так и владеют. Поэтому и погибли эти царства, что цари были там послушны епархам и синклитам; если царю не повинуются подвластные, никогда не прекратятся в стране междоусобные брани.
По настоящему земля правится не судьями и воеводами, не ипатами и стратигами, а Божием милосердием, всех святых молитвами, родителей наших благословением, а напоследок и нами, государями своими".
На такую точку зрения никак не хотел стать первый русский эмигрант, князь Курбский, добровольно покинувший "неблагодарное, варварское, недостойное учёных мужей, но всё таки любимое отечество". Он вовсе не признавал, что Бог отдал в работу его предков - предкам великого князя: для него это был просто "кровопийственный род", основавший свою власть на праве сильного. Политическим идеалом опального князя было - двоевластие царя и "избранной рады". Царь должен быть главой, а его советники - членами одного тела. Впрочем, князь-публицист не ограничивался желанием, чтобы участвовали в совете члены его собственного сословия, а шёл дальше: "царь должен искать доброго, полезного совета не только у советников, но и у всенародных человек".
"Избранная рада" сильно занимала самого Грозного перед созывом соборов. Эти соборы были лишь в интересах поместного дворянства, но они не были собранием настоящих представителей, ни выражением мнений "всей земли", какими хотели бы видеть подобные соборы демократы, типа Курбского, попа Силеверста, воеводы Адашева и др. Грозный созвал своих военных слуг-офицеров, занимавших известные посты, и потребовал от них не столько их вотума, сколько просто экспертитзы - в виде ответа на определённо поставленный вопрос о их служебной годности, в данный момент внешней и внутренней политики.
Таким образом, оказывается, что в момент первого появления такого, по видимому, интересного учреждения - собора - историку общественного движения в тогдашней Московии, просто нечего делать: всё сводилось к диктатуре, а социальная нотка "всей земли" еле звучит в подполье.
Этот политический опыт царя Грозного полностью усвоила и на практике применила русская коммунистическая власть, сделав лишь небольшую перестановку действующих лиц: вместо царя стала коммунистическая партия, которая по проверенному уже опыту царём созывает время от времени "соборы" - пленумы партии, от которых вовсе не требуется вотум, а лишь простая экспертиза по затронутым вопросам, а уже совету министров предоставляется всемогущая "царская" власть принять то или иное решение и по-прежнему сыто питаться мирскими слезами! И если в эпоху царя Грозного у подвластных рабов существовали: душа, тело и паспорт, то при коммунистической русской власти душа народа естественно испарилась, а осталось: тело и паспорт, - без которого двинуться из-за железного занавеса абсолютно нельзя, а также и в орбите этого занавеса паспорт, да ещё "трудовой" играет первенствующую роль для власти и трясущегося обладателя этой роковой бумажки.
Итак, на бывших просторах Империи ничего нового под Луной нет, всё идёт своим нормальным, естественным историческим природным процессом рабовладельческой духовной структуры. Коммунизм, как натуральное явление, был и есть в природе Московии, от грабителя Рюрика до наших дней. Всякие научные теории Маркса-Энгельса лишь фиговый листок, прикрывающий только лицемерно исторический коммунизм.
Не лишним считаю ознакомить читателей с тем, как сам Маркс относился к московским революционерам. Он был близко знаком с такими, как Бакунин, Анисимов, Сазонов, двумя Толстыми, заявлявшими себя горячими поклонниками теории Маркса, но когда обнаружилось, что Яков Толстой, бывший декабрист, состоял на службе царского правительства, в роли шпиона, то у Маркса явилось сомнение в революционной искренности московитов. Анненков и Сазонов вернулись в Россию и отказались от взглядов социализма. Бакунин повернулся против Маркса за его недостаточную революционность.
И сам Маркс писал: "русская молодёжь воспитывается в немецких университетах и в Париже. Она гонится всегда за самыми крайностями, что даёт Запад", и продолжает: "странные встречаются между русскими эмигрантами личности: они живут заграницей, называют себя эмигрантами, говорят всегда не иначе, как под секретом, несмотря на то, что называют себя эмигрантами, боятся на каждом шагу скомпрометироваться, а потом, смотришь, возвращаются в Россию и живут там преспокойным образом".
Вот это лицемерие и особенно боязнь, привитая веками натуре московита, верно подчеркнуты Марксом. И вся шумиха московитов, что они идейные сторонники Маркса не что иное, как лицемерие. Исторический процесс Московии идёт верно и неуклонно по раз намеченному пути коммунизма и неусыпного мессианизма захвата Земного шара. Пионерами этого мессианизма надлежит считать во первых, царя Ивана Грозного, затем царя Петра I с его завещанием захватить Европу, а в конце уже концов Ленин I с его последователями.
Мы должны признать, что московское самодержавие было подготовлено длинным процессом, в основе которого лежала не общая идея необходимости сильного государства, а частные, своекорыстные стремления враждовавших между собой князей. Мы также признаём, что начало процесса было вполне стихийным. Но это не мешает нам не видеть ни в процессе борьбы, ни в его результате ничего случайного, а считаем, что это было проявлением внутренней иррациональной тенденции, так называемого атавизма - наследия предков рабовладельцев. Мы не отрицаем ни субъективных проявлений, ни страстей, развивавшихся в этой смутной, тяжёлой и часто трагической истории образования московского государства. Но, так как, мы ищем всё же социальную Истину и Правду, а не только нравственные поучения, то мы поневоле ищем в этом историческом процессе элементы сознательности. Носителем этого сознания являлась, конечно, не вся народная масса - так называемое "общественное самосознание", - оно было слабо. А главнейшие исторические деятели той эпохи, то есть представители власти и их советники. Роль их была незначительной.
Но "значительность" роли современных деятелей Московии (Россия-СССР), мы объясняем следующими факторами: нормально развивающийся исторический процесс рабовладельчества, неограниченные численно народные массы, слепо повинующиеся новым владыкам, так сказать по инерции раболепия, колосальные материальные средства, громаднейшие пространства русской коммунистической империи, абсолютно, казалось бы, невозможные для завоевания, вера в коммунистическую идею, долженствующую захватить Земной Шар. Вот этот простор широкий даёт импульс новому коммунистическому дворянству достигнуть своей цели... А, вдруг, загремят пушки? Не исчезнет ли та историческая боязнь владык, под влиянием грома, и не вспыхнет ли, сдерживаемый веками гнёт, буря протеста, во имя светлого Дня Свободы и народного благоденствия?...
Внешняя политика Грозного всегда отличалась чувством высокомерия. Да и как могла быть иначе? Потомок Римского "Августа", наследник Византийской империи должен быть выше других правителей над народами. Миф о высоком происхождении был воспринят Грозным, как исторический факт, не подлежащий сомнению. О действительном же происхождении от варяга-грабителя не могло быть и речи. И как это не странно, но Грозный дал, как бы, тон для будущего построения Московии и империи, а именно: всякий миф происхождения Московии, а в особенности "русского" народа считать за исторический факт, а во внешней политике придерживаться высокомерия и всякие захваты и грабежи других Земель, по примеру своих "прародителей" как законное право. В таком смысле и повелась так называемая "русская история".
Величие происхождения, естественно, вызывало и чувство в неограниченных размеров государства. Это повело к тому, что Грозный для захвата портов Балтийского моря предпринял поход против Латвийских рыцарей и возникла "Ливонская война". Но так как московские войска не отличались какой-либо доблестью, за отсутствием выучки и отсутствием надлежащих полководцев, то Грозный вошёл с Донской республикой в договорные отношения. В "Истории войска Донского" А. Г. Попов, изд. 1814 г., стр. 119, кратко сказано: "В 1557 г. было послано 3 000 казаков с Атаманом Павловым в Лифляндию, где казаками были взяты Нарва (порт) и г. Юрьев (Дерпт)". В дальнейшем оказалось, что армия Грозного была абсолютно негодной и войну пришлось прекратить, развивши лишь внешнюю торговлю через Архангельск с Англией.
Тогда взоры Грозного обратились на Восток и Юг, для захвата Казани, Астрахани и Крыма. Первоначальные боевые действия были сравнительно удачны, пока командовал войсками князь Курбский, который, при помощи шеститысячного отряда Донского Атамана Сусара Фёдорова и заместителя его Ермака Тимофеева, взял г. Казань в 1552 году. В записках Курбского сказано, что в первой линии были поставлены казаки, которые, взорвав пороховой погреб Казани, дали возможность Московским войскам вступить в город, во главе с царём. С захватом столицы Казанского царства, пало и всё царство с подвластным ему народом. Неизвестно, по каким причинам, князь Курбский - демократ по убеждению - подвергся опале царя.
Два года спустя Грозный, при помощи Донского и Запорожского войск, овладевает г. Астраханью в 1554 году. Потеряв свою столицу, ногайцы разделились: Большой Ногай с столицей "Сарайчик" на р. Яике и Малый Ногай - кочевья к юго-западу от нижней Волги.
А так как у казаков не было достаточно средств, а их Грозный не дал, то это и помешало казакам занять и всё Астраханское Царство. Завладение Астрахани для Московского царства было бы делом, без казаков, совершенно не осуществимым, ибо Астрахань была слишком удалена от Москвы. Между нею и Астраханью никаких городов и поселений не было. Так или иначе, а достигнутые успехи вызвали решение царя, при помощи опять таки Донцов и Запорожцев, повести военные действия против самого сильного и опасного врага - Крымского Хана.
Крымские татары, искусные в быстрых походах, совершали часто вторжения в пределы Московии, захватывая тысячи пленных для продажи в рабство. Это одно, кроме грабежей имущества, играло немаловажную роль в экономике Крыма. На помощь крымцам всегда приходили ногайцы через р. Дон под Азовом.
Соединённые силы Дона, Запорожья и Москвы на протяжении трёх лет, то есть в 1556-1558 г. г., вторгаются в Крым и наносят поражения туркам и татарам. Донцы и Запорожцы гетмана Вишневецкого разбивают татарскую конницу на р. Айдаре, притоке Северского Донца.
В это же время Кубанские Черкесы, сохранившие ещё христианскую веру, отнимают у Турок г. Тамань и г. Темрюк, на Азовском побережье и казалось, что в течении следующего года с Крымом будет покончено и опасность не только вторжения татар, но даже возможность нападения Турции отпадали бы. Но этого не случилось: способные воеводы Адашев и Ржевский были отрешены, Москва устремилась идеей приобщения к "Третьему Риму", утверждением царского самодержавия, вводилась государственная организация "Опричина", разгром Великого Новгорода, бесчисленные казни высших сословий. Всё это повело к внутреннему потрясению и ослаблению государства. Также сказывалось и болезненное состояние царя от сифилиса. Всё это дало возможность Турции приступить к активным действиям, сперва против Донских казаков, которые совершали походы на суше, и на море в пределы Турецкой империи, а затем войну перенести в пределы уже самой Московии.
Во исполение этого плана, была поставлена цель: "сбить казаков с Дона", прорыть канал между Волгой и Доном, соединить водным путём столицу империи Константинополь с городами Казанью и Астраханью, широко использовать местные богатства, а затем уже повести войну против Московии для её политического уничтожения. И, действительно, весною в 1569 году Турция посылает от Азова к Переволоке громадный флот (300) судов; кроме того сухопутьем двигается 70 000 войска, привлекает войска Крыма. Соединённые силы, в общем доводятся до 300 000 + 50 000 рабочих.
Донские казаки, учитывая свою малочисленность и то, что походное войско Атамана Михаила Черкашенина находилось в Лифляндии, решают уклониться от боя против такой многочисленной армии, вооружённой изобильно, разрушают все свои городки по нижнему Дону, забирают свои семьи и движимое имущество и уходят частью на Северский Донец, в пределы Гундоровского юрта с его лесами, а часть на север от Переволоки. И как потревоженные пчёлы, после разбитого улья ожесточённо переходят к партизанским военным действиям.
На севере, за Переволокой, руководство принимаетсам Ермак и Атаман Богдан Брызга - побратим Ермака. На Сев. Донце операциями руководил Атаман Сары-Азман, построивший первое укрепление Раздоры, при впадении Донца в Дон. Зная прекрасно поля военных действий, между Доном и Волгой, с их буераками, горами, лесами по речкам, броды и прочим, казаки денно и в особенности по ночам производят одновременно, но в разных местах налёты на турецкие караулы, на их обозы, захватывая провиант и боеприпасы, прорываются иногда до главной ставки турок, не дают возможности им иметь отдых по ночам. Всю степь вдоль Волги казаки сжигают, обозы турок движутся по чёрной уже Степи с привозным сеном. Конница турок постепенно превращается в пехоту, впоследствии падежа лошадей от бескормицы, начинается ощущаться голод среди войска и рабочих, появляется заболевание, а разгром части войска казаками при движении её к Астрахани, голод и мор, - заставляют турецкое командование не только прекратить работы по прорытию канала, но и к постепенному отступлению с большими потерями. Казаки, как коршуны, набросились на добычу. Путь бегства турок был усеян трупами лошадей и людей. В поражении турок приняли участие и Запорожцы. В довершении всех бед, когда флот отплыл от Азова, поднялся жестокий шторм, - много судов погибло с войском.
Если сами турки во главе со своим командованием подверглись панике, под воздействием жесточайших казачьих атак днём и ночью, то на Хана Крымского Девлет-Гирея это паническое настроение не отразилось. Это был страшный богатырь, колоссальной физической силы, необычайной храбрости и ярости против казаков.
Он, иногда, опережая на коне свои, даже малочисленные группы всадников, врывался в ряды казаков и работая длинной шашкой, наносил страшные потери среди казаков. Он не хотел вообще отсупать и бился с казаками.
Атаман Брызга, дразня Деалет Гирея, что как и турки и он побежит от казаков, заставил последнего ринуться на Брызгу, а Атаман, чтобы дать возможность оторвать Девлета от его войска, стал уходить с небольшой группой. И когда уже Девлет был далеко от своих, опьянённый яростью, стал догонять эту группу, рубя казаков, то сам Брызга помчался к главной своей группе, ударил на оставшихся татар без Девлета и, те в панике помчались в направлении Крыма. Таким образом, Девлет остался один, по заранее намеченному плану Атамана Брызги. Обезумев от ярости, он гонялся за казаками и рубил их. В результате этой дикой охоты, конь под Девлетом пал и он свалился в высокой траве. Против него оказался только один казак, уцелевший от его рубки Гавриил Иванов (он же Ильин), впоследствии соратник Ермака, до самой его роковой смерти.
У казака Ильина тоже пал конь, но он не показываясь в траве Девлету, шёл за ним, как кошка, без шума. Девлет, объятый жаждой шёл по траве, по видимому, потеряв ориентацию направления на Крым, часто спотыкался, силы истощались. Наконец, он упал над прохладным, с какой-то жижицей, ручейком. Этим воспользовался Ильин и накинул на шею аркан. Девлет не сопротивлялся. "Я тебя взял, я тебя и казню за смерть моих братьев-казаков", - сказал Ильин. Сверкнула шашка и громадная голова отвалилась от туловища.
С точки зрения военной этики, мы должны отнестись с чувством презрения к тем войскам татарским, которые бросили своего царя одиноким среди воинственных казаков, но должны признать отвагу и доблесть этого царя-хана, который честно рубился среди чистого поля сражения и удостоить этого рыцаря, без страха и упрёка, своим собственным чувством уважения, которого он - Давлет - Гирей вполне заслуживает, как пример доблести и чести.
Таковы законы войны!
Итак, блестящий план Турции окончился бесславным поражением, исключительно силами казаков Дона и Запорожья, без какой-либо помощи Московского государства. Но политическое положение несколько изменилось.
Кубанские черкасы, не получив от Москвы военной поддержки, принуждены были признать себя зависимым от Турции и стали участвовать в походах на стороне Крымских татар. А к концу 1569 года Запорожцы, уйдя из Гундоровского юрта на Сев. Донце, прервали свой союз с Москвой, ибо во очию убедились в ненадежности этой союзницы, отказавшей в предоставлении продовольствия и боевых припасов и приняли союз с Польско-Литовским государством, а позже попали в ярмо зависимости от него.
Эти блестящие действия казаков ярко характеризуют различие духовной культуры казаков и московитов ("русских") не только в храбрости, но и в морали. Донские казаки и Запорожцы представляли не "великорусский" сброд племён, захваченных силой, как это тенденциозно расписывают историки Московии, что казаки-беглецы из Московии, а особый древний народ со своей идеологией, психологией, воинственными свойствами, военным историческим знанием военного дела, с высоким самосознанием свободы и равенства, выборной властью, то есть всем тем, что противоположно московитам ("русским").
Некоторые неудачи Грозного всё же не охлаждают его чувств к расширению Московского горизонта. Он интересуется Востоком и после взятия Казани, он ведёт разведку не только в пределы Сибири, но и южнее её, но не доверяя своим воеводам, он направляет в Тибет и Китай 30 июня 1567 года экспедицию двух Донских Атаманов Ялычева и Петрова, а в 1572 г. неудачно посылает в Сибирь воеводу с ратными людьми.
В "Древней росс Вифлиофик" про один из московских походов говорится так: "в лето 1572 года до Ермакова прихода в Сибирь за семь лет, от царя и великого князя Ивана Васильевича всея России, прислан был в Сибирь воевода с ратными людьми, проведать царство Сибирское и воевать царя Кучума. Но те ратные люди побиты от Кучума, царя Сибири, а оные в полон взяты, но многие от них того приходу утекоша..., а снаряд весь, и пушку и ядра и зелье порох и свинец, царь Кучум поимал себе". Разницу во всём, между московитами ("русскими") и казаками, мы в Сибири наглядно увидим из описания похода Ермака.
Турция, после её разгрома у Переволоки в 1570 году, похода не возобновила и приняла решение применять к Москве лишь силы Крымского ханства. Как султан, так и хан прекрасно были осведомлены, что творилось в Москве, а именно: разгром республики Великого-Новгорода и Твери, о казнях Опричины, о внутреннем потрясении и слабости и решили воспользоваться этими благоприятными для них обстоятельствами. Учитывая это, Грозный направил в Царьград посольство чтобы удержать турок и татар от агрессии, но успеха не последовало, а наоборот, ускорила поход. В том же году крыские татары с ногайцами и кубанскими черкасами, во главе самого хана, не только беспрепятственно вторглись в московское государство, но захватили дажн столицу Москву и сожгли её; сожгли также и необмолоченный хлеб, и с богатой добычей и пленными вернулись в Крым.
На следующий год поход возобновился, Москва собрала войско по р. Оке, укрепило позицию на 50 вёрст, оставив заслон против этой позиции, отряд Девлей-мурзы, обойдя позицию, зашёл в тыл и начал разбивать воевод по частям. Общий крах представлялся неминуемым несмотря на преимущество огнестрельного оружия, которого у татар не было. И мурза Деврет и турецкие эммиссары уже расписывали кто и какую часть московского государства получит. Но, вдруг, среди татар пронёсся слух, что Грозный с многочисленными шведами и Донскими казаками идёт на выручку. Это заставило хана с богатой добычей, оберегая себя, спешно оставить Московию.
Из записок немца Генриха Шадена, состоявшего на службе у Малюты-Скуратова, на стр. 107, значится: "хотя Всемогущий Бог и наказал Русскую землю так жестоко и тяжко, что никто оного и описать не может, всё же великий князь (Иоанн IV) достиг того, что по всей державе стали: одна вера, один вес и одна мера". Можно лишь к этому добавить: а попробуй - против единой веры, веса и меры. При наличии сильной Опричины, то с головой необходимо попращаться навсегда!
Описанные события ярко подчеркнули, что перед силами Крымских татар Московия просто беспомощна и одни только татары могут совершенно уничтожить независимость Москвы. А с другой стороны, эти события ясно указали, что силы турок и татар могут быть стражены только Казачьим народом, и потому политика Москвы должна была бы быть реальной в том, чтобы всячески посогать Казачьему народу продовольствием и боевыми припасами. Но между Москвой и Доном существовала социальная пропасть: с одной стороны за Окой была атмосфера рабства и самодержавия, а с другой - на Поле существовал республиканский образ правления с выборной властью и гражданской свободой.
Для московских крепостников Казачья демократия представлялась как великий соблазн для их "верноподданных" и приводила бояр в состояние скрежета зубов, настаивая перед царём о уничтожении этой казачьей ереси. На этой почве между царём и боярами происходили стычки. Сам Грозный доказывал, что казаки, защищая свою Свободу, одновременно защищают и границы Московского государства. На почве этих трений происходили нежелательные явления в смысле защиты, как для Москвы, так и для развития лучшей боеспособности казаков, тем более, что в это время казаки стали возвращаться на нижний Дон от Переволоки, от Белгорода, от Гундоровского юрта на Донце, откуда ушёл гетман Вишневецкий со своими черкасами на Днепр, но группа в две тысячи его войска - Днепровских казаков, решила остаться с Донцами. Часть из них ушла на низ Дона, а часть обосновалась в 15 верстах от городка Гундора на восток, на левом берегу Донца, построив свой городок и существующий до нашего времени хутор Вишневецкий, напоминает нам о прошлом тяжёлом времени Казачьего народа, то эвакуирующегося, то вновь возвращающегося на свои пепелища к оставленным родным могилам.
И Ногайский князь Юсуф уже слал грамоты-жалобы царю Грозному, что Атаман, зовёмый Сары-Азманом, построил по Дону несколько городков и не даёт нам пить воду из Дона".
Грозный ответил, что казаки не "по нашей воле живут на Дону". В том же духе он сообщил и туркам и крымским татарам, что казаки не подвластны ему.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 29 дек 2013, 21:03 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
КОЛОНИЗАЦИЯ ЮГА


Колонизация Юга в Московской литературе освещена так: "на Юг продвигался казак с оружием в руках". При чём, этот казак "непременно" рождённый от "великоросса", а за казаком неотступно следовал с плугом "великоросс"-пахарь. Получается какая-то чехарда: почему шёл первым, в опасную зону татарского владычества, именно сын "великоросса" - казак, а не сам отец "великоросс" для завоевания и приобретения Земель для своего потомства? Даже само образование Донского Войска представляется московитами, как следствие колонизационных устремлений "великорусского" народа.
Такое понятие московитов ("русских") существует и поныне. Всё это грубая тенденциозность и измышление логически и исторически нелепая. Измышлением является и так называемая московская колонизация.
Южный рубеж Московии в XVI веке проходил по р. Оке, в 120 верстах южнее от Москвы и были там города: Алатырь, Темишков, Коломна, Шацк (основан в 1552 г.), Ряжск, Донков, Епифань, Пронск, Михайлов, Дедилов, Новосиль, Мценск, Орёл, Ново-Северск и Путивль.
При своих изысканиях, казачьи историки не встретили в исторических документах ничего об образовании, южнее указанных городов, хотя бы одного незначительного поселения к Югу и даже попытки совершить это.
Между Московией и Донским Войском лежали громадные пространства свободных земель, а ближе к Волге, даже безопасных от татар, но этих земель "великорусский" народ боялся как огня: попасть в плен к крымским татарам.
Преграждение Донским Войском Турции путей на Север и Северо-Восток; занятие Донцами р. Яика и р. Терека, г. Астрахани и нижнюю и среднюю Волгу, дали возможность Московской власти постепенно продвигать свой рабский "великоросский" народ, произшедший от смеси славян с финами и тюрками (черемисы) южнее, выше указанной линии городов, закреплять захваченные пространства крепостями. А поэтому власть Московии прибегала к помощи так называемых "служилых казаков" за жалованье, для охраны южных рубежей от крымцев. В 1586 г. были построены по Волге: Саратов, Самара, Царицын. В 1593 г. : Ливны, Елец, Воонеж, Валуйки-Оскол, а в 1598 г. Белгород.
За Донским Войском стал продвигаться, к Южным морям, не "великоросский" народ, оказавшийся совершенно неспособным к колонизации, а само Московское государство; но своими силами и средствами не могло создать непосредственную охрану новых рубежей и образовать на них своё постоянное войско, за непригодностью населения Московии, и поэтому обратилась за помощью к казакам. В грамоте царя Фёдора (сын Грозного) с 1587 г. Пронскому воеводе сказано: "послали мы в Пронске Иван Измайлова прибирать на свою службу донских и волжских атаманов и казаков и охочих вольных людей". А какой чёрной неблагодарностью отплатила Москва казакам, будет сказано впоследствии.
И уже 15 февраля 1592 г. царская грамота Воронежскому воеводе гласят: "Да которые казаки донские и воронежские похотят идти на Дон, на Низ, для своих просмыслов (для звериного и рыбного лова, продажи на Дон из Донкова и Воронежа отпускать не велить никакого человека".
Отсутствие на Дону хлеба и боевых припасов ставили Дон в экономическую зависимость от Москвы. Завести пашню не бвло возможности, так как её не скроешь от злобного взгляда татар и московских чиновников, и поэтому казаки нанимались на "царскую службу". Указан и размер жалованья.
"А как атаманы и казаки, которые посланы на р. Волгу для мурзы Казнева улуса (против ногайцев) в Астрахань съедутся и боярину и воеводам тем атаманам дать Государево жалованье - по сукну доброму да по рублю человеку, да по фунту зелья и свинца. А на корм им давать по осьмине муки человеку, да 10-ти человекам четверть круп и толокна; или сколько пригоже, смотря по житью, сколько они в Астрахани станут жити, а конным сверх того дати по четверти овса человеку. А будут они для нужды учнут просить денег и им дать по полтине человеку на нужу, а достальным денежное жалованье будет вперёд".
"Нужа" была сама по себе очевидна, так как казакам не отпускалось мяса, а лошадям сена и не давалось на это денег.
Характерной чертой Москвы было то, чтобы служба ей обходилась возможно дешевле, а то и просто ничего не стоила. Донское Войско нуждалось и в пополнении казачьих рядов, вследствие слабого развития семейной жизни на Дону в XVI веке и больших потерь на войне. Главное пополнение шло из Запорожья и соседних народов Кавказа. Приток крестьян из Московии был совершенно ничтожный и по психическому состоянию совершенно непригодным в постоянной военной тревоге и битвах. Если и приходили некоторые, то вскоре и убегали обратно, хотя и в крестьянскую пашенную неволю, но физически менее опасную атмосферу, чем на грозном "Тихом" Дону.
Ослабление Донского Войска произошло от того, что часть казаков ушло на Яик и на Терек, а так же в Сибирь с Ермаком, но тем не менее Донцы продолжали войну на "супе и на море", против турок и татар. Военные действия против Азова прерывались "перемирием", когда о этом просил Азов. Традицией Дона было то, что он никогда первым не просил о "перемирии". Обычно московский посол, прибыв на Дон, сообщал в Азов о своём путешествии в Царьград и с Азовом начинались переговоры о "перемирии". За заключение перемирия, обычно полагалась уплата Дону оброка (контрибуции): котлами, солью и рыболовными снастями, по числу "замиренных городков". Но обычно это перемирие скоро переходило в "размирье".
А в общем, горизонт Свободного Дона стал заволакиваться тёмными тучами. Ушёл в царство теней царь Грозный для бояр, но сравнительно благожелательный для казаков. Умер его дегенеративный сын. На сцену появился Борис Годунов.
В 1592 году Турция предъявила Москве категорическое требование уступить ей мусульманские царства Казань и Астрахань. Борис Годунов, ещё бывший опун царя Фёдора, решил для установления мирных "добрых" отношений с Турцией, уничтожить Донскую республику, как единственную преграду на пути Турции от Азовского моря и обратить Дон в колонию Московского государства.
В 1598 г. посол Москвы Нащёкин привёз грамоту Донскому Атаману Степану Ершову. Нащёкин не пожелал по обычаю идти на Казачий Круг для прочтения речи царя и передачи грамоты казакам и трижды посылал им требование о приходе их на посольский стан, что означало бы зависимость Дона от Москвы.
Нащёкин нашёл среди казаков "доброхота" атамана верховых казаков Вышату Васильева, пытавшегося уговорить казаков идти к послу. Во время продолжительных переговоров не один день, а три дня, отдельная группа казаков пришла на посольский стан, захватив силой Васильева, били его "ослопами" (палками) перед шатром посла, а после посадили "в куль да в воду", то есть утопили за измену Донскому Войску. На 4-й день на посольский стан прибыл Атаман Веейков с 300 казаками и с категорическим вопросом: пойдёт ли посол на Круг или нет?
Нащёкин, воспользовавшись этим случаем прочёл речь царя и вручил грамоту, что было неправомочно, так как отсутствовал Атаман Ершов. Казаки Веейкова силой взяли у посла, присланное Дону жалованье и продовольственные запасы. И только тогда разрешили послу проезд в Азов. Грамоту прочли на Круге. В ней говорилось: "отдать турецких пленных во главе с чеушей и шестью черкасскими князьями без выкупа и быть всем казакам на службе с боярским сыном Петром Хрущёвым в Раздорах "или где пригоже".
На Кругу было решено Хрущёва на Дон не принимать и отослать его обратно в Москву, а турецких пленных без выкупа не отдавать: "а только де нам ныне их отдать без окупу, и нам тех окупов не видать и в десять лет, а в Москву нам де теми окупами не езживать". Такой ответ Круг вручил Нащёкину. Из этого ответа видно, что Москва у казаков не пользовалась особым доверием в кредит. Царское же жалованье было вообще оплатой за заключаемое с Азовом перемирие, в котором нуждалась Москва, боясь турок. Такое же жалованье Москва посылала ногайцам и крымским татарам, чтобы избежать их набегов.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 29 дек 2013, 21:03 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
ВЕЛИКИЙ КАЗАК ТИХОГО ДОНА ЕРМАК ТИМОФЕЕВИЧ


В древние времена среди Казачьего народа почти что не было принято называть того или иного казака по фамилии, а обычно, и в особенности почётных, называли по-отчеству. Под таким наименованием и слывёт в истории, легендарный богатырь Духа, Ермак. Говорили, однако, что фамилию он всё же носил - Чигин. И даже в память Ермака-Чигина, соседние народы называли Донских казаков: "чига-востропузая"... передразнивая их.
Нужно сказать, что на Дону чуть ли не до наших дней имя христианское "Ермолай" - по уличному произносилось - "Ермак". Традицию существовавшую среди казаков, называть по имени и отчеству, в своё время, переняли даже половцы в XII веке, а от них эта традиция перешла на Киевщину, и князья Рюриковичи стали называться "по отчеству", без фамилии.
Ермак Тимофеевич родился в станице Качалинской, о чём говорится в "Истории о Донском войске" Директором училищ в войске Донском кавалером Алексеем Поповым в 1812 году. По преданию "Ермак был природным донским казаком станицы Качалинской, в среднем течении Дона, родился в 1540 году".
А на стр. 143 этой книги: "Ермак был среднего роста, пригожего лица, с чёрными и кудрявыми бородою и волосами, глазами весьма быстрыми, широк в плечах, крепкого сложения и имел здоровое и крепкое тело, так что удобно мог переносить стужу и жар, голод и жажду, долговременное бдение и тяжёлые труды...".
Далее старый историк А. Г. Попов пишет: "завоевание Сибири (1581-1584) столь малым количеством людей было бы делом совершенно невозможным, если бы Донские казаки не имели счастливого дарования, с детства питаемого, путешествовать, жить, воевать, переносить все трудности на воде с такой же ловкостью, как и на суше".
На стр. 159: "Ермак за четыре года успел покорить всех Татар, Остяков, Вогуличей, живших у рек Туры, Тоболя, Иртыша и Товды. Ермак был мудрым правителем, он всегда и везде старался ко славе христианской религии своею благосклонностью, ловкостью и снисхождением склонить грубый, дикий и жестокий народ к мирной и спокойной жизни и меч свой употреблял только против тех, кто враждебно не хотел поделиться с ним пищей и кровом".
В записках хранителя Новочеркасского музея Х. И. Попова есть указания о том, что во времена войны царя Грозного за порты Балтийского моря в так называемой Ливонской войне, принимали участие Донские казаки двух отрядов и один под командой Атамана Василия Янова, а другой "Атамана казацкого Ермака Тимофеевича", под общим командованием Походного Атамана Михаила Черкашенина, который послал Ермака на Дон для защиты его от турок. Во время сражения под Азовом Ермак попал в плен к туркам. Существовала песня о этом, как Ермак был заключён в крепости под замком "в три пуда". Также был захвачен в плен и сын Атамана Черкашенина - Даниил, казнённый татарами. Узнав о этом Атаман Черкашенин со своим войском прибыл на Дон и как буря ворвался в Азов, взял его в 1573 году, опустошив татарские улусы в Крыму и наложил дань на Азов.
Встревоженный падением Азова, Турецкий Султан писал Крымскому хану (Дела Крымские, кн. 14, №236):
"Зачем ты казнил Данилку, сына Мишки Черкашенина? Теперь, казаки у меня Азов взяли. Лучших людей побрали 20 человек, да шурина моего Уссейна, кроме чёрных людей".
Это писал владыка могущественного, в то время, государства, владения которого простирались в трёх частях света, перед кем трепетали все народы, но не Донские и не Запорожские казаки.
По своим военным действиям на суше и на море, несмотря на малочисленность и ничтожество средств, Донские казаки представлялись такими богатырями, что сам могущественнейший султан не находил ничего лучшего, как поменьше тревожить богатыря.
Есть а Петербурге гравюра Ермака Н. Розанова, с портрета с надписью: "Ермак Тимофеев, Донской казак, покоритель Сибири". Сто пятьдесят лет тому назад гравюра эта была издана культурным чудателем П. П. Бекетовым, который сообщил, что сделана она была с портрета, привезённого из Сибири. Есть утверждение, что портрет был сделан художником Брюннелем-немцем, бывшим в услужении у купцов Строгоновых, снабдивших Ермака в его легендарный поход. Эта гравюра послужила образцом для знаменитого скульптора Антокольского для создания прекрасного монумента-памятника: "Донцы-Ермаку", в столице Дона Новочеркасске.
Отец "русской истории" Карамзин - сам татарского происхождения, описывает Ермака: "он был видом благороден, сановит, росту среднего, крепок мышцами, широк плечами; имел лицо приятное, слегка плоское, бороду чёрную, волосы тёмные, кудрявые, глаза светлые-быстрые, зерцало души пылкой, сильной, ума проницательного".
После освобождения Ермака из тюрьмы Азова, он был назначен Походным Атаманом всех отрядов по охране территориальных вот нижней Волги.
В московской "исторической" литературе, действия казаков на Волге, во второй половине XVI века представляются в виде постоянных грабежей на ней городов и судов; в таком же очертании говорится и о Ермаке, до похода в Сибирь. Уж такая духовная структура псевдо-историков Московии злая, шовинистическая - обрызгать грязью даже тех великих людей, которые принесли величайшую пользу этой же чёононеблагодарной Москве: у них нет чувства человеческого достоинства оценить несомненные исторические труды казаков, чёрная зависть к славе застилает их глаза и они не видят никого кругом, кроме себя - "великих"...
Какова же была действительность, в те времена, на Волге? Никаких городов и других поселений между Г. Казанью и Г. Астраханью до 1586 года, как и торгового судоходства не существовало. Раз-два в год проходил караван судов, под охраной стрельцов со снабжением для гарнизона Астрахани и столько же обратно.
Пространство к Югу от "Переволоки" (сближение Дона с Волгой) до Каспийского побережья было сферой беспрерывной упорной войны Донских казаков против Ногайцев-татар, за выход в Каспийское море. Из грамоты турецкого султана к Ногайскому хану от 1551 года видно, что казаки к этому времени уже овладел обоими берегами р. Волги. Борьба казаков Дона, стоящих на прямом пути между Москвой и Турцией, диктовалась стратегическими соображениями выхода на Каспий, до некоторой степени уходя подальше от Москвы...
В 1579 году появился на р. Волге торговый корабль Англии, завязавший торговлю с Москвой через Архангельск, для установления торговли с Персией. Сперва этот корабль, уплативший положенную пошлину казакам - хозяевам территориальных вод, был пропущен, но когда этот же корабль на обратном пути отказался платить, ссылаясь на распоряжение царя Грозного, то казаки под командой отрядного атамана Ивана Кольцо в 1573 г., захватили его и уничтожили. Команда его и купцы были отпущены на свободу. После этого попыток установления торгового судоходства по р. Волге не делалось. Низовье Волги принадлежало Донскому Войску. В процессе войны с Ногайцами и усиления московского войска по Волге, не было в интересах казаков допустить торговое судоходство.
Был ещё и такой случай. Тот же отряд Кольцо, охраняя переправу через Волгу, на пути из Москвы в г. Сарайчик, столицу Ногая, весной 1577 г. напал на этот город и взял его. А летом из Большого Ногая было отправлено в Москву ногайское посольство в 67 человек, гнавших 700 лошадей в подарок царю, с грамотой, содержащей жалобу на казаков. Вместе с этим посольством возвращался и московский посол Василий Пелепелицин.
Во время переправы через Волгу этого посольства, чтобы помешать приходу его в Москву, казаки Атамана Кольцо, вместе с подошедшими с Дона казаками, оказавшимися в момент переправы в большом числе на обеих берегах реки, разгромили посольство и захватили лошадей. Разгром посольства был предрешён и Донской властью, на что указывает приход к переправе подкреплений с Дона. Дальнейшие события показали не только полную целесообразность действий Кольцо, но вне всякого сомнения и полезность и для Москвы, ибо необходимо так или иначе обезсиливать татарщину.
Эти два эпизода - захват корабля и разгром посольства, естественных и нормальных в ходе войны с Ногаем за выход на Каспий, историки расписали, что казаки "грабили" всех и всё. Но не указали, что эти действия были полезны и для шовинистической Москвы. Царь Грозный, однако, чтобы поддержать свой престиж перед Ногаем, послал в 1578 году на Волгу, войско воеводы Мурашкина, повидимому с тайным наказом в бой с казаками не вступить. Ногайскому хану была отослана грамота с извещением: "ловить и вешать" виновных и что на Волгу придёт атаман Семён Куракин с Донскими казаками.
В конфликте с Доном Грозный вступить не решался: это было для него невыгодным и очень опасным; поэтому Муращкин никого не "ловил" и никого не "вешал".
Решительное нападение на ногайцев было в 1581 году. Они захватили г. Сарайчик и разрушили его до основания, а уничтожив столицу Большого Ногая, лишали ногайцев не только возможность захвата её обратно, но делали для них бессмысленной и самую борьбу за него, так как выше этой, бывшей столицы, казаки решили осесть на р. Яике (Урал) и в том же году построили первый городок, создав таким образом Яицкое Войско. На жалобу Ногайского хана, Грозный отвечал уже иным языком, объясняя действия казаков "неправдами" хана и угрожал: "направить против хана всех казаков, в том числе и городовых, а нам теперь унять казаков уже не мочно", заканчивал свою грамоту Грозный. Результатом всего этого было то, что хан Большого Ногая принёс Грозному "шерсть" - присягу о подданстве.
Вот о этих больших событиях, проявленных казаками Ермака Тимофеевича на Волге и его помощников: Иван Кольцо, Никиты-Пана, Фёдора Барбоша, Богдана Брызги, Мещеряка и Саввы Болдыря, борзописцы Московии ничего не говорят, а только повторяют свою бессовестную ложь, что казаки Ермака и Кольцо только тем и занимались, что "грабили", а они не успели (!) будучи историческими грабителями.
Для Ермака перспектива столкновения с Москвой рисовалась в неприглядном свете и у казаков стала проявляться тяга на свободные реки "для своей власти".
Вслед за Яицкими потянулись казаки на Терек. Учитывая все эти настроения, Ермак созвал Казачий Круг, чтобы решить, что делать. Первое решение было идти в Персию "для своей власти", но затем, под влиянием большого "величия" Атамана Ермака, решили найти "свободную реку" в неизвестной Сибири, не втягивая таким образом свою Родину - Дон в конфликт с Москвой. Ермак "со товарищи" пропев: "ты прости, ты прощай Родимый Дон Иванович", повернули свои струги и вверх по Каме двинулись в путь-дорогу, навстречу своей судьбе. Что-то принесёт Она осиротевшим?
О этом сохранилась старинная казачья песня:
"Как на Волге, да на Камышенке, казаки живут люди вольные. У казаков был атаманушка - Ермаком звали - Тимофеевичем. Не зла труба вострубила им, не она громко возговорила речь - возговорил Ермак Тимофеевич: "Казаки, братцы, вы послушайте, да мне думушку попридумайте, как проходит лето тёплое, наступает зима холодная. Куда же, братцы, мы зимовать пойдём? Нам на Волге жить - всё ворами слыть; на Яик идти - переход велик; на Казань идти - грозен царь стоит, грозен царь Иван, сын Васильевич, он на нас послал рать великую, рать великую - сорок тысячей. Пойдём мы напред в Усолье ко Строгановым. Возьмём там много свинцу-пороху и запасу хлебного и поищем реку свободную для своей вольной-волюшки!".
Летопись говорит: "Ермак обмышевился не попал на Чусовую в Сибирь, а погрепо Сильве вверх и взаморозь дошёл до урочища - Ермаково городище ноне слывёт". Это было 26 сентября 1581 года.
С Ермаком пошло всё его походное на Волге войско, свыше 3 000 казаков. На Сылве Ермак прожил два года: собирал сведения о Сибири, составлял примерно карту возможного движения. Задержка на концессиях Строгоновых вызывалась ещё тем, чтобы экипироваться одеждой, обувью, оружием, снаряжением, запасом боевых припасов, продовольствия, постройкой новых стругов перед походом в холодную студёную неизвестность, но манящую своими просторами Сибирь, где можно зажить на свободной реке "своей властью". За это время некоторые казаки поженились, имели уже детей, и с Ермаком решили идти лишь самые отважные, пронизанные духом свободы, беззаветно верующие в Бога и своего атаманушку Ермака Тимофеевича, всего 1632 казаков.
Что же представлял из себя этот отряд? Шовинисты Московии говорили, да и сейчас говорят: "шайка разбойников, направлявшаяся в Сибирь с целью - грабежа..." Этот отряд был резделён на 4 полка, выборных есаулов 4 человека, полковых писарей, трубача, зурначи, литаврщики, барабанщики, сотники, пятидесятники, десятники, знаменщики и 3 попа".
Такую организацию едва-ли можно назвать "шайкой". В отряде была строгая, но справедливая дисциплина и указ: за проступление били жгутами, а кто подумает "отчитти от них и изменить, не хотя быти, а тому по Донскому указу насыпать песку в пазуху и посадя в мешок, - в воду!".
Следилось в отряде за нравственностью и чистотой: "блуд ли нечистота в них в великом запрещении смерзка, а согрешившего, обмывши, три дня держали на цепи".
Единое возглавление: сам Ермак, его штаб, ряд атаманов: Иван Кольцо, Богдан Брызга, Михайлов, Мещеряк - прозванный в одной летописи "великим атаманом". Чётное деление по частям, со знамёнами (помимо отрядного знамени с изображением Христа в терновом венце), религиозность, нравственность, чистота, оркестр. Всё это в общем представляло собой строевую дисциплинированную военную организацию.
В целях преуменьшения заслуг Ермака и его Казаков, утверждают псевдо-историки Москвы, что эту экспедицию в Сибирь организовали купцы Строгоновы. Не только Строгоновы не организовали отряд, но всемерно препятствовали уходу казаков, так как присутствие их предоставляло для них большие выгоды в смысле надёжности охраны богатых промыслов и концессий.
Готовясь к походу, Ермак имел в виду снарядиться за счёт Строгоновых, давши им расписку, и он этого потребовал через своего помощника Ивана Кольцо так же, как требовал от Вогуличей, Остяков и других народов. "А в поход Ермак на струги дружине своей у Максима взимал с пристрастием, а не вовсе в честь или взаймы, убити хотеша его разграбити и конец", - так гласила летопись.
Кто были Строгоновы? Одни говорили, что выходцы из Золотой орды; другие, что из Новгородцев, после разгрома их князем Иваном III, но к московской знати они не были причисляемы. Знать Москвы, в своих челобитных подписывалась: "холоп твой"; простые люди: "сирота твой" или "раб твой"; Строгоновы подписывались: "сирота твой".
В Ремизовской летописи приводятся слова грамоты Грозного Строгонову: "мужик, помни, да как ты с таким великим и полномочным соседом ссоришь". В той же летописи говорится: "Паче всех Иван Кольцо со есаулы крикнуша (на Максима): "О, мужик, не знаешь ли ты и теперь жертв" - Отворяй амбары иначе возьмём сами".
Такое общение царя и Кольцо к Строгоновым не могло относиться к знатным, родовитым людям. Псевдо-историки утверждают также, что завоевание Сибири Ермаком - самая обыкновенная история и произошла она только благодаря огнестрельному оружию, которого у татар не было.
Сибирь не была открыта Ермаком, - путь туда через Каму был известен ещё во времена Птоломея, да и сама Москва пыталась проникнуть туда: так Иван III посылал в Сибирь три экспедиции: в 1465, 1483 и 1499 годах, с огнестрельным оружием и всегда неудачно. Кучум громил эти экспедиции. А в 1572 году посланный Грозным воевода Лыченцев с ратными людьми, были разбиты, разбежались и оставили весь боевой припас: порох, свинец и две пушки Кучуму и, летопись говорит: "ратные люди побиты, а иные в полон взяты; немногие от них того приходу утекоша; а снаряд весь и пушки и ядра и зелье, порох и свинец царь Кучум поимал себе". В общем,христолюбивое воинство" подвело царя Грозного.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 29 дек 2013, 21:05 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
Как сам Ермак, так и его казаки, действовали не одним только огнестрельным оружием, но сражались и холодным, проявляя высокую личную храбрость, и это отмечено самими же татарами: "собраные же вои чуваши, вогуличи, остяки и сразишася нещадно, и за руки взяшася, тако секушеся". И "на усть Ишима бой великий яко не оружием, но руками: кто кого может, и в том бою убита Ермаковых казаков пять, и одолеша басурман, а своих погребоша; и о тех пяти татары поют с плечамиснях припеваючи: "яным, яным биш козак, биш козак (воины воины, пять казаков) победиша и разориша и сия песня и словет - царицин плач".
А самого Ермака, за его величавый образ, местным населением были созданы легенды, "именем его и до днесь божатся и клянутся"...
Главная победа Ермака была не только в военном искусстве его и необычайной храбрости его казаков, а в том, что Ермак в своей государственной мудрости носил с собой ключ, открывающий сердца порабощённых, ханом Кучумом и его князьками, сибирских племён. Вступив в пределы Сибири, Ермак объявил всенародно "Донской присуд" (социальный казачий порядок), где всяк был бы равен всякому, чтобы сильные не притесняли слабых, чтобы рабство было уничтожено, чтобы правителей избирал бы сам народ. Это и создало на многие века, среди татарских народов, обаяние личности Великого Атамана. Такой порядок не был присущ в рабовладельческой Московии. Вот почему все четыре экспедиции в Сибирь Ивана III и Ивана IV были неудачны, терпели полное поражение лишь потому, что эти экспедиции сразу же переходили в повальный грабёж. Естественно, что татарское население, не желая переходить из рабского состояние при своём хане, к новому рабовладельцу Московии, ожесточённо изгоняло грабителей московских воевод.
Ермак, взявши столицу Сибири - Искер, в течении семи месяцев не сообщал о этом царю Грозному. Это указывает на то, что он, безусловно, намерен был обосноваться в Сибири и устроиться на новых вольных реках, как мечтали и его казаки, - "для своей власти". Но судьба решила иное: казачья сила в многочисленных боях таяла, как Вербная свеча!
Этой задержкой, с известием о покорении Сибири, ловко воспользовались Строгоновы и первые сообщили в Москву потрясающую воображение новость, разукрасив в этом грандиозном казачьем деле свою роль и своё згачение, как "крёстных отцов" Сибири, за что получили колоссальную от царя концессию. Впоследствии Грозный понял комедийную инсценировку Строгоновых и поэтому писал грозно Максиму Строгонову: "Мужик! Как ты с таким великим и полномочным соседом ссоришь", то есть с Ермаком.
В учебнике русского синтаксиса есть стихотворение, неизвестного автора, положенное на музыку артистом императорских театров Степаном Власовым, казаком Тихого Дона, станицы Гундоровской:
"За Уральским хребтом, за рекой Иртышём,
На далёких строгах Алтая
Стоит холм и на нём, под кедровым шатром,
Есть могила совсем забытая...
Много лет уже стоит и курган сторожит
Этот кедр одинокий угрюмо.
Заколдован курган, с ним и кедр великан,
Что разросся так пышно красиво.
Говорят, что под ним великан-исполин,
И в броню и в кольчугу одетый,
Беспокойно лежит потому, что закрыт
По обряду отцов не отпетый.
Триста лет, говорят, это было назад, -
Рыбаки в Иртыше неводили,
И в мереже одной, здесь на берег крутой,
Вместо рыб - мертвеца притащили.
Был в броне боевой, и в кольчуге стальной.
Росту страшного пойманный в сети,
И дивились ему, великану тому,
Рыбаки простодушные эти.
Но не зная, как быть, как покойника сбыть,
Чтоб на грех не затеять бы дело,
Порешили всё скрыть и скорее закрыть
Это мёртвое страшное тело.
И с тех пор, каждый год,
Из могилы покойник выходит
И всю ночь напролёт по холму взад-вперёд
С тяжким стоном задумчиво бродит,
Этот стон гробовой над уснувшей землёй
По расщелинам гор раздаётся,
Ужасая собой даже кедр вековой
Что от стонов этих трясётся.
Есть в народе молва, что порою слова
Можно слышать: "к могиле склонитесь!..
Я Донской был казак, по прозванью - Ермак,
О покое моём помолитесь..."
В истинной правдивой истории великий Ермак проходит тих, мудр и светел, и от лат его распространяется сияние вокруг, но сочинителям Московии хочется, чтобы Он завоёвывая "дикие" Земли, жёг и резал дикарей, грабил и захватывал колонии и, вся эта лживая литература ничего не смогла рассказать о подлинном Ермаке, покорителе Сибири. В унисон с дворянской лже-историей, трубят и русско-коммунистические "историки". Так, например, в одной брошюре: "Прошлое Казакстана (ст. 1. 279) - 1935) напечатано: "Ермак - атаман донской казачьей вольности "завоеватель Сибири" (поставлено в иронические кавычки), положивший начало грабежу Сибирских народов", и это говорит представитель русских коммунистов, запятнавших себя превентивными грабежами.
Грабить Сибирские народы начал не Ермак, который взимал "ясак" умеренный, щадя бедных жителей. И по грабителям татарское население не складывало бы ни песен, ни легенд и их не обоготворяло.
А начало грабежей положила Москва в 1595 г. на Сибирское царство и на Иргизское, на 94 города по пяти тысяч сороков (200 000) соболей, по 10 000 лисиц чёрных, да по 500 000 белок (Кеппен - хронологический указатель 1595 года) и Карамзин (Х. С. 198, 199). это огромное взимание количества мехов, при этом вооружённой силой, несравненно более подходит к понятию открытого дневного грабежа и насилия.
С 1617 года началось спаивание сибирских народов водкой из царских кабаков и это продолжалось до последнего времени, вследствие чего многие из сибирских народов, крайне обеднели, другие же просто вымерли (Калачёв "Поездка").
Среди былой дворянской шовинистической плеяды историков Москвы ("России") всё же нашёлся единственный писатель - поэт И. И. Дмитриев, который оценил Ермака в своей оде о покорении Сибири, которую он заканчивает так: "но Ты, великий человек! Пойдёшь в ряду с полубогами: из рода в род, из века в век, и Славы луч твоей затмится, когда померкнет Солнца свет, со треском Небо развалится иВремя на косу падёт...".
И поэтому я задаю себе вопрос: а есть ли в русской коммунистической империи хотя бы один писатель, который бы оценил по достоинству жертвенный подвиг Великого Атамана и его Казаков, ставших бессмертными в истории?
И к моему изумлению оказалось, что Есть! - писатель В. Сафонов ("Дорога на простор"). Выдержки из этой книги я и привожу из того соображения, что когда образ великого человека освещён не только казаками (свой своему поневоле - брат), но их антиподами, то облик исторической личности принимает более яркое озарение.
В. Сафонов пишет: "Находились историки, которые выносили приговор: "да что ж, - случайная фигура, вскинутая на гребень исторической волны - обычный наймит Строгоновых"... Есть какое-то оскорбление чувства исторической справедливости в подобных толкованиях. Никогда дело великого значения не может быть сделано ничтожными или презренными руками: это знание несомненное для нас. И возможно ли, чтобы народ четыре века носился с "наймитом", подкидышем славы? Поверить в это так же трудно, как в существование прекрасного здания, утверждённого на... острие иглы!
Да, навряд, найдётся другое имя, которое глушило бы такой густой бурьян выдумок и небылиц, какими плотно окутано имя Ермака".
В самом первом, по времени, поминальном "Синодике", который составил в 1621 году, по свежей ещё памяти и по словам живых Ермаковых соратников, Киприан - учёный, архиепископ сибирский, там значится не христианское имя "Ермак". Здесь уместно сказать, что этот архиепископ, изучив высокую нравственную чистоту жизни Ермака, ходатайствовал перед патриархом и духовенством Москвы ("России") о провозглашении и о причислении Ермака к лику святых. Но нужно было знать это "высшее духовенство" лицемерное и пьяное, которое было далеко от христианских Истин.
"Надо внимательно смотреть", продолжает Сафонов, "подмечать штрихи и черты и тогда перед нами выступят контуры человеческой Судьбы. Какой судьбы? Это большая судьба, - не рядовая, поражающая, и мы убедились в правоте народа - песнопевца, свидетеля и судьи, и возникнет перед нами живой образ Ермака. Особо отмечены смелость его и необычайный дар слова, способность убеждать - "величие". Был он не стар, вероятно, сорока лет. Большая жизнь, однако, была уже прожита им, что было в этой жизни? Не мало дорог избродил он на Руси. Служба при Грозном в Ливонской войне, был участником Донской обороны очень тяжёлого 1569 года, когда всё казачество поднялось на борьбу против полчищ Султана Селима и Крымского хана Девлет-Гирея, угрожавших самому существованию Юга. После этих войн, Ермак уже Атаман, а выслужить это звание трудно. В атаманстве своём он не примкнул к домовитой и покорной Москве казацкой старшине, но возглавлял бедноту на Волге. Поиски простора для себя и голытьбы - было служение Ермака. Народ - песнопевец не ошибся: то был путь и Степана Разина. Ступив на этот путь, Ермак должен был сделать не своё личное, а народное. Чем был сибирский поход в военном отношении? Ничтожность сил и поразительные результаты сделали его мифическим, даже в глазах современников. Лоскутное царство Сибири, стало сильнымпри хане Кучуме. У татар не было огнестрельного оружия, но не надо преувеличивать значение казачьих пушек с пищалями, - были они не дальнобойны и не метки; стрелы же татар не намного ближе, но пробивали доски. А с "огненным громом" татары уже сталкивались раньше, когда воевода Лыченцев, прибывший с целью наживы, после стычки с Махметкулом (племянник Кучума) бежал, бросив свои пушки. Эти, казанского производства, пушки были у Кучума.
И перед нами выступают черты Атамана Ермака, как вождя и организатора. Дважды в Сибирском походе заколебалось казачье войско: у Тавды, возле последней дороги на покидаемую Родину и на Иртыше, когда, казалось, безумием штурмовать Кучумову твердыню, в сердце ханства. Он справился с этими колебаниями. Он верил в своё дело, знал куда вёл, и зажигал других своей верой. Он был также суров во время страшной зимовки на Сылве и поставил на страже лагеря: "Донской закон" - только в жестокой дисциплине, в предельной организованности, оставался шанс спасти войско, - дожить до весны, отсекая, казня себялюбивых и слабых, кто порвывал и губил войско. И повторил это зимой 1584-1585 г. г., когда ему удалось сберечь казаков от разложения, когда значительная часть стрельцов, пришедших с князем Болховским разбежалась и погибла, и сам князь умер. Спаянная крепкой единой волей, должна быть эта казачья рать, далеко залетевшая. Победу приписывать одной храбрости казаков не приходится, а каким полководческим приёмом Ермак добился этого?
Железная воля полководца, поражающая врага, неожиданность тактического решения, дерзкая смелость в выполнении, находчивость, умение применить новую хитрость в каждом бою. При Акцибар-Калла, когда ничего не дал обстрел укреплений, Ермак малым войском атаковал в лоб, пустив большую половину в обход. На Тоболе, который Алышай-мурза перегородил реку, то ринулись в стругах "хворостяное войско", сделанное из хвороста, одетое в зипуны чучела, а настоящая казачья сила тем временем обошла с тыла.
Наконец, самое дерзновенное - весной 1585 г., отчаянный тайный ночной рейд всего войска из осаждённого города, - бросок не на кольцо осаждающих, а на жизненный нерв их, на ставку вражеского военоначальника Кучума-Карачу, далеко в тылу, а сам Ермак остался с горсточкой храбрецов в беззащитном почти городе - лицом к лицу со всеми осаждёнными.
Были и "жесточь" в битвах не на жизнь, а на смерть с военной силой ханства, не растерявшего ещё традиций Чингис-хана. Легче лёгкого было бы смять, уничтожить казаков, тем более, что жив был Кучум и воины у него были и зелёное знамя "священной войны". А казаки ездили по пяти, по десяти и расширяли свои земли, присоединяя целые княжества, величиной с доброе европейское королевство. "Сбитый с куреня" Кучум, выжигал татарские аулы за то, что они передавались казакам. Мурзы выдали Ермаку полководца Маметкула. Татары вернулись в покинутые очаги, они избрали новую жизнь, жизнь по утверждённому Ермаком Закону Свободы и равенства, с выбранными "атаманами".
Смелым рейдом маленького отряда, в городишке Тархан-Кала, захвачен Кутугай, ханский приближённый, приехавший собирать дань. Его можно было уничтожить, выведав секреты, можно было объявить пленником-заложником и использовать это с выгодой, поставив условие хану. Всё это было в обычаях времени. Ермак поступил неслыханно: принял Кутугая с почётом, захватил его и заставил развязать язык угощением, проводил его с щедрыми дарами, без всяких условий и вовсе сбил с толку и хитрого мурзу, да и самого хана.
Как, вероятно, хохотал суровый "батька" с атаманами-помощниками после того, как склонясь до земли, выпроводил безмерно зачванившегося, перед тем смертельно испуганного Кутугая! Было, наверно, не мало крепкого народного юмора в страстной душе казацкого вождя! Его хитрость - всегда быстрая, чуть лукавая находчивость. Махметкул заманил его прочь от воды у Бабасанских юрт, он не спохватился во время - попался. И что же Ермак: велит вырыть скопы. Когда ударили по пехоте скрытая татарская конница, казаки дали залп и "исчезли под землёй" и тотчас ещё второй залп вслед перемахнувшим коням через ров: кругом трупы лошадей и татар. В р. Серебрянке мало воды - Ермак велит перегородить её парусами, и струги пошли по "живым шлюзам...".
Без всего этого, без таких необычайных черт похода, без выдающихся качеств вождя, голой саблей нельзя было бы взять ханство Кучума.
Уже победителем и по отношению к побеждённым, с которыми тогда русские не чинились, Ермак вновь повторял случай с Кутунаем; принимая остяцких князей, посадил с почётом их около себя.
Ермак рисковал головой в первых рядах своего войска под Акцибар-калле, у Бабасанских юрт, под Чувашином мысом, когда нужно было показать пример. В нём была строгая внутренняя красота.
Драматурги прошлого столетия, в поте лица, сочиняли любовные истории Ермака. Им пришлось нелегко: летописи и предания глухо молчат о разуме князя Сибирского. Но, вот сохранилось: в последнем, беспощадном своём походе он вошёл в Тебенду. Елегай, княживший там, сам вывел Ермаку красавицу дочь, но он отверг живой дар. Мало того - обратился к казакам и пригрозил казнею тому, кто коснётся девушки или чего-либо в городе. Рыцарских романов он не читал, но крутой с другими, сам всех круче соблюдал неписанным закон казачьей службы и уважение личности женщины. В этом законе для него были: долг, честь, слава и сила казачья. Быть благородным с побеждёнными. Пленный, заласканный Кутугай; пленный, залитый предательски казачьей кровью Махметкул, с почётом отправлен в Москву. И мы видим, как умел смирять себя казачий вождь. Дойдя до города Тары, где кочевали туралинцы, он не только не принял у нищих людей скудных даров, но вовсе освободил их от "ясака", какой они платили хану.
Пусть, как сквозь туман, сумрачным и будто высеченным из камня видится нам образ Ермака, но такой и подобные факты внезапным тёплым светом освещают этот образ. В нём была какая то неизменная основательная домовитость, и она проходила через всю его жизнь. На воинском своём пути он строил городки. Мы узнаём его, как об устроителе Края. Он разведывал богатые недра земли; заводил пашни, сеял хлеб. Сделал перекоп между Иртышом и Вагаем.
Известно, как Грозный принял посольство Ермака, во главе с Иваном Кольцо: трезвоном всех московских колоколов и провозгласил Ермака "князем Сибирским". А когда князь Болховский вёл в Сибирь не прошенную Ермаком стрелецкую рать, в том же 1584 г. на Каму, к вотчинам Строгоновым полетела грозная грамота, в которой под страхом опалы приказывалось снарядить для плавания в Сибирь пятнадцать стругов. Так не разговаривают с теми, кто принёс первым радость и праздник всей земли.
Эта грамота должна бы и для глухих провучать надгробным словом над слишком зажившимся, в прежней исторической литературе, мифом о Строгоновых, якобы главный участников завоевания Сибири.
Характерный факт кичливости московских дворян. Под зиму 1584 г. князь Болхонский привёл было подмогу и самого и значительную часть стрельцов уже зарвыли в мёрзлую землю (ясно, что московиты - "русские" и казаки не с одного теста сделаны, прим. Автора). И опять один "князь Сибирский" Ермак Князь же Болховский до самой своей смерти так и не признал княжеское звание Ермака и только перед последним своим вздохом, назвал его "Тимофеевичем".
А вокруг никого почти из прежних помощников. Иван Кольцо коварно убит князьком Карача, погибли Брызга и Михайлов, остался один Мещеряк. И думу думает Ермак: казачья сила тает, как воск...
Знаменительный предлог, с помощью которого удалось заманить в засаду казачьего Вождя. Когда Ермак решил окончательно добить всё ускользающего от него Кучума и плыл с отрядом в 50 казаков по Иртышу, то по берегу, вдруг, показалась группа всадников, которые кричали: "бухарские купцы, которых ты ждёшь, стоят у порога твоей Земли, но Кучум заступил им дорогу". Ермак мечтал продолжить кратчайший торговый путь от Бухары, а через неё завязать сношения с Китаем. И поэтому, услышав от всадников о бухарских купцах, он двинулся дальше по Итрышу. Поднялась страшная буря, ревел ветер, ломая по берегу дубы вековые, волны Иртыша вздымались горами, лил дождь, как из ведра. Казаки прибились, наконец, к островку между Вогаем и Иртышом, усталые, измученные до крайности. Наступила тёмная ночь. Кое-как укрывшись, казаки попадали и заснули последним предсмертным сном.
Сильна, но беспечна казачья натура, калилась долго на бранном огне, её не смутишь непогодою хмурой, она - богатырь и в бою и во сне...
Шпионы Кучума между тем не дремали, они проследили казаков и тайной тропой прокрались на островок и стали сонных рубить. Ермак, воспрянул ото сна, отбился от нападающих уже тогда, когда его полусотня была перебита и, не видя иного выхода, бросился в воды Иртыша, чтобы не попасть в плен.
"Ревела буря, дождь шумел, во мраке молния блистала, вдали чуть слышно гром гремел, но Ермака уже не стало...".
Спасся только единственный молодой казак Гавриил Иванович Ильин, который будучи под командой Атамана Богдана Брызги, поймал на аркан Крымского хана Девлет Гирея и отрубил ему голову. Он то, прибежав в ставку штаба Ермака, и сообщил роковую весть Атаману Мещеряку.
Чтобы сокрушить приспешников Кучума, поднявших свои головы после гибели Ермака, Атаман Мещеряк собрал громадное количество повозок, кое-что нагрузил на них и показывал вид, что он отступает на запад, тихонько двинулся. Это дало повод Кучуму окончательно разгромить казачьи силы и он (будучи уже слепым) поручил мурзе Карачу с громадной конницей атаковать обоз Мещеряка, а последний только этого и ждал: увидя несущуюся конницу, обоз свернулся в карре и казаки за повозками затихли. Когда конница подскакала вплотную, вдруг прогремел страшный залп из ружей и пушек. Половина конницы татар погибла. Это была и тризна в память погибшего Вождя Ермака.
О казаке Иванове сохранился документ следующего содержания:
"В 1623 году ермаковский казак Гавриил получил ответ от Московского царя на свою просьбу, где царь писал: "в Сибири сорок два года, а преж де того он (Гаврил Иванов) служил нам на Поле двадцать лет у Ермака в станице, и с иными атаманы, и как с Ермаком Сибирь взяли".
Князья в ужасе сняли тело с помоста и предали земле на Бегишевском кладбище, под сосной. Для погребального пира по Ермаку закололи 30 быков и 10 баранов. Один панцырь Ермака отослали в святилище белогорского шайтана; другой взял мурза Кайдаул; кафтан достался Сейдаку, а сабля с поясом Караче.
Волшебная сила жила во всех этих предметах погибшего атамана, не враждебная человеку, а доброжелательная ему - помощница в делах, исцеляющая болезни. Шейхи Ислама, обеспокоенные чудесами, творимыми мёртвым Ермаком, запретили поминать его имя и пригрозили смертью тем, кто укажет его могилу. Но свет стоял над ней по субботам, как бы свеча зажигалась в голове. Этот свет видели только татары, простые татары, даже для русских он был невидим (вполне естественно, ибо "русские" далеко жесточее и грабители велики, прим. автора). Ермак не был "мирской мукой", как Степан Тимофеевич Разин; его дорога не была и дорогой Емельяна Ивановича Пугачёва. В разное время они жили, в разных условиях действовали. Но не ошибся народ: народ никогда не ошибается в своих песнях в главном: в оценке великого и основного смысла в делах тех, в ком он полагает воплощённой силу и Правду свою и кого зовёт своим богатырём. Героем остался Ермак не только среди простого московского люда, но главное в татарском народе. Песни, рассказы и легенды сложились как раз те, кого Ермак покорил. Слагали ли песни те народы, которые были покорены Москвой на протяжении многих веков? Нет! История о этом глухо молчит.
Кольчуга Ермака более 70 лет хранилась в роду мурзы Кайдаула. Летописцы сообщают, что она была исполинских размеров, в длину 2 аршина и пять четвертей в плечах; каждые пять железных колец с изумительным искусством сплетены между собой; на грудях печати царские - златые орлы, по долу и рукавов опушки медные в три вершка; спереди одно кольцо ниже пояса простреляно. Байбашин тайша давал за панцырь десять семей невольников-ясырей, 50 верблюдов, 500 лошадей, 10 быков и 1 000 овец, но Кайдаул не продал панцыря. А умирая, завещал сыну беку Малюту никому не продавать панцыря.
В 1646 году берёзовские служилые люди отбили на "погроме воровской самояди", у самого устья Оби панцырь. Его привезли в Москву, в котором признали, что он принадлежал князю Петру Шуйскому, убитому в битве с поляками близ Орши в 1564 году и подаренным Грозным "князю Сибирскому". Если верить предположению историка Сибири Бахрушина, то значит, в Москве, в оружейной палате, хранится единственный безмолвный свидетель смерти легендарного атамана, вместе с его телом опустившегося в холодные и мутные воды Иртыша.
В написанной К. Ф. Рылеевым песни: "Смерти Ермака" - "Ревела буря, дождь шумел, во мраке молния блистала, на ряду с известным историческим фактом смерти, допущена ура-патриотическое четверостишье: "Нам смерть не может быть страшна, своё мы дело совершали: Сибирь царю покорена, и мы не праздно в мире жили!".
Это не вяжется с психологией Казачьего народа, на протяжении твсячелетий бывших народовольцами, рыцарями Свободы, равенства и богатства, чтобы казаки Ермака только о том лишь и думали, чтобы покорить Сибирь царю, символизирующему рабовладельчество, главе Московского рабского государства. И даже самый советский писатель Сафонов утверждает, что Ермак был символом народовластия.
Чем же отблагодарила Москва легендарного героя Ермака и его казаков? Кроме лжи, что Ермак пошёл в Сибирь для грабежа - ничем, если не считать пресловутого безликого обелиска, поставленного в глухом месте у Тобольска. В память покорения Сибири даже не нашлось во всей обширной стране Сибири какого-либо города, который носил бы имя, признанного всеми государствами земного шара одним из величайших полководцев времён и народов Ермака. Что такое открытие Колумбом Америки? Ехал на корабле, хотя временами и по бурному океану, приехал благополучно к материку, высадился, войн ни с кем не совершал и тем не менее Колумбу чуть ли не во всех городах существуют памятники. А Ермаку, открывшему и покорившему страну -Сказку по богатству недр, лесов, рек могучих, степей - нуль! Вот так "святая Русь!?!?".
Некоторые скажут, что виноваты дворяне старой царской шовинистической Российской империи, недружелюбно относившимися к Казачьему народоправству. Но, когда рассыпалась и пала власть дворян и настала эра русско-коммунистической "народной демократии", изменилась ли обстановка по отношению к чести и достоинству Казачьего народа? Привожу описание очевидца варварских действий потомков тех московитов ("русских"), которые, будучи непригодными для завоевания Сибири, однако жадно ожидали, когда казаки очистят им путь на Восток для грабежей тамошних племён. Вот это описание: "В один ненастный день 1921 года красноармейский отряд заполнил в Новочеркасске (столица Донской Казачьей Республики, прим. автора) площадь перед Собором, где стоит памятник Ермаку. Возле памятника стояла группа военных и гражданских командиров - коммунистов, решивших произвести экзекуцию над величественным символом былой казачьей славы.
Вяжи!
Канат обвился вокруг голени Донского богатыря. Двое красноармейцев взобрались на гранитный пьедестал и торопливо обматывали бронзовую талию безмолвного великана. Казалось символичным сопоставление величия исторического прошлого, застывшего навсегда в художественном творении из камня и бронзы, и двух копошившихся живых пигмеев, выполняющих волю тлетворного влияния безвременья. Зрелище привлекало своей необычностью всех проходивших. Толпа народа всё больше и больше сжимала красноармейцев, движимая единым чувством, присущим всякому, не потерявшему нормальный человеческий облик. Как это назвать? Варварство, вандализм или ещё хуже? Кто они, превращающие в безформенную груду одно из лучших художественных творений человеческого гения, вдохнувшего в мёртвую материю целую историческую Эпоху?
Чем вызвал ненависть у русских коммунистов великий завоеватель Сибирского царства, какие его деяния были не в унисон с теорией Маркса-Ленина, да и какое отношение имеет казачья историческая быль к абсурдной доктрине коммунизма - строить на развалинах прошлого новый мир?
Тяни! - раздалася чья-то команда.
Длинный ряд красноармейцев нахилился назад, ноги крепко упёрлись в камни мостовой, сотни рук напряглись в едином усилии. Тысячи глаз впились в неподвижную статую, стараясь уловить первое колебание, равносильное смерти. Канат натянулся, как струна. Ермак не дрогнул...Казалось, вид его стал ещё более суровым и величественным, как на картине знаменитого художника казака Сурикова, изображающей битву Ермака с полчищами Кучума, где, как и теперь в живой картине представлено столкновение двух грандиозных сил, двух миров, двух стихий (большевизма и Свободы).
-Раскачивай!
Волной заколебалась линия красноармейцев и в ритм колебания поднимался и спускался канат.
-Качай!
Раздражённо, как ударом бича, била по нервам команда экзекуторов. Удары человеческой волны становились всё интенсивнее. Толпа заколебалась от напряжения чувств и всё это людское море, казалось, разбивается о гранитный утёс памятника. Нервы всё напрягались, как канат; руки красноармейцев деревенели, ноги подгибались, а мрачная фигура бронзового великана упирается всё сильнее и сильнее.
- Отставить! - Волна качнулась ещё раз и застыла.
- Послать за тракторами, - командовал старейший из штатских.
Мрачное осеннее небо становилось темнее от набегавших дождевых тучь, ветер рвал и метал последние листья оголённых тополей и, поднимаясь к золотым куполам Собора, только там смирял свой гнев на несуразность диких людей к светлому прошлому.
Тягостно было на душе людей, невольно ставших свидетелями канибальских актов над историческим памятником прошлого Казачьего народа. Люди стоически приняли свою обречённость, от настоящего им нечего было ожидать доброго, такова извечная судьба побеждённых, но, глядя на происходящее, они как то невольно связывали своё будущее с вопросом: устоит ли дорогой их сердцу памятник-Казак или им суждено увидеть мёртвые осколки, из которых не возродить его былой облик, а значит, и никогда не быть Казачьей Воле на своей потоптанной врагами окровавленной Земле.
- Тракторы! Тракторы!
Злобно скрежеща гусеницами, как будто негодуя на применение их силы не по назначению, два огромных трактора иноземной марки, раздвигая толпу, приблизились к памятнику. Рядом с канатом стан Ермака обвила железная цепь. Рванулись железные чудовища, ещё свирепее заскрежетали железные полотнища гусениц, а Ермак как стоял, так стоит и поныне. Молчаливый психологический поединок между советской властью и символом исторического великого прошлого казаков - памятником Ермаку - продолжался недолго (цепи разорвались, неся ранения близ находящимся слугам красной Москву) П. Н. Донсков).
Большинство писателей прошлого и современного не оставили нам определённого цельного мировозрения и нам приходится самим выбирать между той радостью и той тоской и горестью, которые писатели одинаково изобразили жизнь в своих произведениях. Для разума нашего остаётся великое недоумение: и величие океанов, морей, гор и красота природы, то ликующей, то равнодушной со цветами весной и снегами зимой, мы не можем примирить всё это с грустью и слезами с немолчным беспокойством озверевшего человека.
Если бы знать...если бы знать...вздыхают многие. Но мы не знаем. И тайна мироздания окружает нас. Роковой разрыв идеального и звериного угнетает душу. Порывы к вечному, которое лучезарно, проникающая мир Божья красота, - и плен у Смерти и ужаса; рабство у временного, пошлого и окаянного, которое так опасно для Духа!!! Через эту страшную бездну, через это роковое зияние пропасти может перекинуть мост одна только могучая Вера!
И знаменательно то несомненное, что не те, кто стоят на берегу и видят равнодушно чужую гибель, но сами гибнущие, сами страдающие всё таки славят жизнь, считают её прекрасной, хотя и запылённой, надеются на неё и питают к ней глубокое доверие.
Такова извечная Вера! Всё на Земле терпеливо ждёт слияния с Правдой и Милосердием. О, великое терпение Человечества! Оно верует, верует горячо и страстно, что если оно и не знало в своей жизни радостей и утомлено за свои долгие с страдальческие века, то наступит, наконец, Великий отдых Человечества! Будем верить!
Со смертью Ермака, Казачье Дело не умерло. Могучий духом Мещеряк умел сохранить остаток войска. Он несколько отвёл его на запад, дал ему отдых, оградил его укреплениями. Татарское население уже привыкшее к мирной жизни при Ермаке, почитало также могучего богатыря не за его страшную силу, а за ласковое обращение к бедному населению, отказывалось от приказов князьков преследовать казаков Атамана Мещеряка, а сам Кучум возбуждал к себе ненависть населения за то, что он сжигал улусы за их неподчинение. Среди татар возникла междоусобие, нашлись претенденты на ханский трон; были попытки на убийство Кучума, вследствие чего он вынужден был бежать в Бухару, где он был убит.
Гибель Ермака произвела страшное удручающее впечатление на казаков, которые, в числе свыше двух тысяч, не пошли в поход и остались в Сылве Некоторые говорили: "по нашей вине погиб Атаман, мы как трусы скрылись под бабьими юбками, погубили честь казачьих и вековую славу". И сперва десятки, а затем и сотни потянулись на Восток, к войску Мещеряка. Силы казачьи быстро росли. К ним из Северного поморья, где обосновались бежавшие после разгрома Великого Новгородом Иван III новгородцы, а также поселившиеся там Донские казаки, бежавшие после погрома Дона ханом Мамаем в 1380 году. Все эти люди, прошедшие через тяжёлую жизнь, сильные волею, закалённые в холоде Севера, прекрасные мореходы, также целыми ватагами потянулись на Восток, в сказочную богатую Сибирь, на её широкие пространства, подальше от окаянной Москвы. С ними потянулся и торговый люд, на той же новгородской и казачьей народной толпы.
На протяжении всего лишь десяти лет, казаки подчинили огромную территорию по Оби, Иртышу и Енисею, занятую кочевыми тунгусскими и самоедскими племенами (ненцами). Самоедами они назывались не потому, что съедали один другого, а потому, что жили за собственный труд, не обращаясь за помощью других племён и не прибегали к военным действиям, - "сами себя снабжали", а не занимались людоедством.
Царь Грозный зорко следил за развитием движения на Восток казаков-землепроходцев, ибо с уходом с Поморья Новгородцев и Казаков, с ними ввязались и агенты - купцы Англии, ведущие с Грозным интенсивную торговлю через Архангельск. И английское правительство решило перехватить путь к сказочным богатствам Сибири, откуда, начиная с посольства Ивана Кольцо шли в Москву меха соболей и различного рода пушнина. А эти меха ценились выше золота. Грозный отлично понимал, что для колонизации просторов Сибири, народ Московии совершенно непригоден и посылать туда воевод со стрельцами, значит повторить бесцельно и позорно опыты экспедиции Ивана III и его самого. Даже посылка князя Болховского для подмоги Ермаку, кроме вреда ничего не принесла, ибо сам Болховский не принимал участия в походах, его же "рать" в боях сказалась трусливой и ненадёжной, и кроме того неприспособленной к холодному климату, почему стали быстро люди умирать. В общем эта "рать" сказалась для Ермака паразитарной: съедали только хлеб. И когда приближённые советовали всёже царю послать огромную рать с воеводой, то Грозный приходил в страшнейший гнев и с раздражением говорил,что все воеводы, взятые все вместе, не стоят и одного Казачьего Атамана Мещеряка, которому он слал ласковые грамоты, в одной из них он назвал Мещеряка даже "великим атаманом", - Грозный был не только грозным, но когда надо, то и хитрым.
При дворе Грозного был аккредитован дипломат Англии Флетчер, очень умный и проницательный человек, предвидевший, что после смерти Грозного, когда не будет сильных сдерживающих начал, в лице дегенеративного наследника Фёдора, то Московское государство будет вовлечено в анархию, о чём он и доносил своему правительству.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 29 дек 2013, 21:06 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
С этим дипломатом Грозный любил беседовать откровенно, тот тоже отвечал ему той же откровенностью. И когда Флетчер указывал Грозному на необходимость смягчить политический режим, ссылаясь на конституцию Англии, то Грозный говорил, что русский народ, составленный из различных племён, ещё неспособен воспринять свободные учреждения государства и добавил, что прожили мы восемь веков и нужно ещё восемь, чтобы привести в порядок русский народ. "Ведь это - скот, которым управлять нужно не деревянной, а железной палкой". Это определение повторил затем и Пётр I.
Символом власти Грозного в действительности существовала не деревянная, а железная "клюка", с сильно заострённым концом, и когда Грозный не доверяя другим, допрашивал государственного преступника, то вонзал свою "клюку" в правую ступню ноги, а после допроса, иногда взбешённый, ловко пробивал клюкой висок головы. Таким ударом он и убил своего старшего сына, дерзнувшего обвинить отца в бессмысленных жестокостях.
Когда же Флетчер указывал на республиканский образ правления казаков Дона, Яика, Терека и Запорожья, то Грозный говорил, что казаки - особый народ, они в веках срослись со свободой, и я с ними охотно сотрудничаю и не пытаюсь воздействовать на их республиканский образ правления, ибо они, защищая свою свободу, защищают и рубежи Московского государства. Но и казакам нельзя давать слишком широкую волю, так как дай им право, они сразу же превратят государство по их законам и традициям и сказачат всех русских, что же тогда мне делать - царю? Объявить себя казачьим атаманом? - заканчивает царь, смеясь.
В "Очерках по истории русской культуры", историка Милюкова, на стр. 97, довольно ясно указывается на беседы царя с Флетчером. Это изложено так: "Тот самый Иван Грозный, который дал национальным идеалам такую эффектную санкцию (преемственность Византийской империи), в разговоре с одним иностранцем, не находил слов достаточно резких, чтобы характеризовать низкий нравственный уровень своих подданных. А когда его собеседник с недоумением напомнил царю, что и сам он русский, то Иван решительно ответил, что он вовсе не русский, а немец, так как происходит от Пруса. Немудрено, что последовательные националисты в XVII века, порицали Ивана IV за его Западничество, вместо того, чтобы преклониться перед ним, как перед национальным героем народной легенды".
Нужно сказать, что сам то "русский национализм", тоже искусственный. Когда наследство передаётся от первой бессознательной древней поры ко второй уже сознательной, и когда этот национальный идеал воплощается среди более или менее единого этнически племенного народа, то таковой национализм можно считать нормальным, результатом воздействия которого и возникает среди народа чувства патриотизма. Но какой же "национализм" может быть среди государства, собранного методом кнута и крови и, вдобавок, превращённого в рабское состояние, из многочисленных племён, разделяемых не только по вере, обычаям, традициям, по языку, морали, культуре, по социальному устройству, но даже физическому облику? Ведь народная память о прошлом очень живуча, и даже через многие века какой-либо черемис вспомнит, что он тюрского происхождения, мордвин - что он финского происхождения, новгородец или белорусс, что они славянского происхождения и т. д., не говоря уже о поляках, латышах, литовцах, казаках или кавказских народах. И по этому, мы знаем из многих исторических фактов о выступлениях так называемого "христолюбивого российского воинства" на внешних фронтах, на почве искусственного "национализма", под барабанный бой: "гром победы раздавайся, веселися храбрый росс", чувства "патриотизма" раздувались заманчивыми перспективами грабежа и насилия побеждённых народов.
Вот почему, царь Грозный, как один из многих правителей России, тонко понимал, что управлять сбродом, который он сравнивал со скотом, возможно только железной дубиной и довести этот конгломерат к государственному самосознанию через "восемь ещё веков" (но, кажется, что этот срок недостаточен). Знал царь так же отлично, что народ Московии очень силён в рабстве, и абсолютно слаб в свободе. Он говорил Флетчеру, что "русский" народ ленив, лукав, грязен, жаден, своекорыстен, лжив и дай ему только свободу, то перережут горло друг другу.
Эту психологическую черту царя Грозного, в оценке социальных вопросов Московии, прекрасно усвоили от первого основателя большевизма, современные коммунисты русские (большевики) и достойный ученик Грозного - Сталин, на своей кровавой практике, ярко доказал, что он - ученик - превзошёл даже своего учителя (убил свою жену в своём кабинете).
Перейдём к изложению исторических фактов о том, что же делали последователи Ермака и Мещеряка в Сибири? 28 июня 1621 года казак Супонька Васильев с товарищами привели с Нижней Тунгуски, из племени буляшей атамана (заложника), который рассказал, что племя их кочует по р. Оленёк, близ большой р. Лены. Там живут "большие люди", торгуют железом и соболями. Весть о богатствах всколыхнула всех. И тогда же был отправлен на р. Оленёк отряд, во главе казака Иапнп Кокоулина; к нему присоединился отряд казака Григория Семёнова. Кокоулину был наказ: "узнать у бурятов: сколько они сильны, какой бой у них (оружие), какие угодья и земли и какой путь в землю их горней или водяной, на одном месте они живут или кочуют".
В начале 30-х годов часть казаков Кокоулина привезла 733 соболя.
Летом 1624 года, партия промышленников "русских" Ивана Зорина и Сидора Водянникова, пыталась проникнуть на Лену, но была уничтожена племенем шилягиров. Через 4 года такая же участь постигла ватагу торговцев Владимира Шишки.
По видимому, метод подхода к племенам был различен между казаками и московитами ("русскими"), обычно набрасывающимися: "грабь награбленное".
В 1632 году сотник Пётр Бекетов заложил на берегу Лены острог, сыгравший исключительно важную роль в освоении северо-востока Азии. На месте этого острога в 1686 году был построен семибашенный город Якутск.
Якуты были самым многочисленным и культурным народом Сибири. Занятие: скотоводство, охота, кузнечное, гончарное дело; жили в деревянных юртах. Социально разделялись на богатых и бедных. Якуты были очень воинственны и сперва отказались платить ясак. Собралось войско до 700 воинов. Произошло сражение, отряду Галкина и Хабарову пришлось отступить, но к весне гарнизон усилился. Боясь мести, участники восстания пытались бежать, но Галкин поехал в улусы и уговорил якутов покончить миром. Было восстание в 1637 и 1642 годах, когда вмешивались "русские", но опять положение спасли казаки и летопись важно гласит: "Якутская земля подошла под царскую высокую руку, в вечное холопство навеки и неотступно". Какое чванство за счёт казачьих трудов и невинной крови. После якуты стали переходить в христианство, а казаки охотно жениться на якутках.
Якутские тойоны (князьки), когда казаки стали защищать якутскую бедноту, перешли к "русской" администрации и вместе с нею помогали "русским" воеводам угнетать свой народ и покорять другие народности Восточной Сибири.
В 1633 г. Иван Галкин послал казаков Ивана Казанца, Михаила Стадухина и Постника Иванова с товарищами. В Жиганске собрался большой отряд. Возглавил его казак Илья Перфильев, ему и принадлежит честь открытия морского пути на Оленёк и Яну. Собран был большой "ясак".
Соучастник, сперва Перфильева, казак Иван Ребров, проложил морскую дорогу к устью р. Индигирки, одной из самых больших рек Сибири и завершился большими географическими открытиями. В челобитной царю Михаилу Ребров писал, что "преж меня на тех тяжёлых службах на Яне и Индигирке не бывал никто".
В 1637 году был совершён первый сухопутный поход казаков на Индигирку, во главе с казаком Посником Ивановым, они перевалили Алданские горы и достигли р. р. Яны и Индигирки, подчинив тунгусское племя дамутов, помирив здесь якутов с юкагирами, враждовавших между собою. Поснику Иванову удалось морским путём добраться до устья р. Колымы.
Ещё в 1636 году "для прииску новых землиц" прибыл на Алдан отряд казака Дмитрия Копылова. Поставив зимовье, он стал собирать "ясак" с тунгусских племён, но многие из них уже платили в Ленский острог, и на этой почве между Томскими и Енисейскими казаками происходили кулачки.
Узнав от тунгусов о богатой соболями области "Ламы", что значит на языке тунгусов - море-океан - Копылов послал туда 32 казака во главе с Иваном Юрьевичем Москвитиным. За отрядом увязалось много промышленных и торговых людей с Алдана. Москвитин направился по р. Мае, перешёл затем на её приток Юдожу и после двухмесячного плавания перевалил через хребет Джугджур. С истоков реки Ульи казаки прошли до берега Охотского моря. Казак Иван Москвитин и его сотоварищи были первыми, достигшими Великого Тихого океана.
На берегу океана они основали зимовье и построили суда. Походы совершали по побережью. Собирали сведения о населении, его численности, о природных богатствах. Местное население сообщило казакам о большой и славной реке Амур и достигли её устья, узнали о Шантарских островах и о Сахалине, на которых живут, по рассказам тунгусов, бородатые люди снатырки. О всём замеченным Москвитиным составил ценное описание. Особенно интересны описания его помощника Нехорошко Колобова. Касаясь рыбных и пушистых богатств края, он писал: "А те де реки собольные, зверя всякого много и рыбные, а рыба большая, в Сибири такой нет, по их языку кумжа, голец, кета, горбунья столько до её множество, сколько невод запустить и с рыбою никак не выволочь. А река Охота быстрая, и ту рыбу в той реке быстротою убивает и вымётывает на берег, и на берегу её лежит много, что дров".
Поход Москвитина к Тихому океану завершил общее легендарное движение, начатое гением "князя Сибирского" Ермака. Территория - Гигант, протянувшаяся от Уральских гор с Запада на Восток на четыре тысячи вёрст, была пройдена, обследована, обстоятельно описанная казаками всего лишь за 60 лет. Вот это, действительно, славный путь настоящих колонистов, которые, воплотив метод Великого Атамана Ермака и его мудрость "Донского присуда", что всяк всякому равен почти без сражений и крови, а лишь сердечным отношением к порабощённым князьками племенам, дали возможность России приобрести страну-сказку, за что эта Россия отплатила казакам чёрной неблагодарностью, а местному населению - рабством.
Возникает естественный вопрос: стоило ли казакам покорять огромную страну, нести великие трудности, опасности, гибели от холода, а иногда и голода во льдах и бурях? И приходится, со страшным душевным надрывом, ответить: НЕ СТОИЛО!
Люди "русские" - скоты, как их именовал Грозный, а затем и Пётр I , недостойны оказались этого великого подарка.
И вот, в 1638 году из Москвы на Лену поехали царские воеводы: стольник Пётр Головин, Матвей Глебов и дьяк Ефим Филатов "володеть и править". Обоз этих будущих грабителей и взяточников растянулся по всей Сибири. Воеводы двигались медленно из "страха иудейского" и прибыли в Якутск лишь через три года. Теперь, отдельные казачьи отряды, посылавшиеся на р. Лену, невольны уже были собирать "ясак" по своему усмотрению. Якутским воеводам поручалось всемерно "заботиться" об открытии новых земель и подчинения новых народов.
Так называемая "десятинная казна" составила за 1638-1640 г. г.: 12 573 соболя, ценой 19 642 рубля (если эту цену перевести на современную, то пришлось бы приставить ещё четыре нуля, что составило бы 196 миллиардов), а за 1640 год сбор дал: 23 969 соболей, 24 377 соболиных пушков, 398 хвостов, стоимостью 28 331 рубль. Грабёжь начался... Ещё в 1633 году казак Ерофей Хабаров организовал на реке Куте, притоке Лены, большую солеварню; под Якутском начались поиски железных руд. Силами ссыльных (и таковые появились) и промышленниками возделывались пашни для снабжения хлебом казачьих гарнизонов за их же счёт, путём продажи.
В 1643 году отряд казаков Пояркова пришёл на Амур. Страна эта, изобилующая рыбой, скотом, хлебом и овощами, а также зверями показалась сказочной. В 1650-1653 г. г. отрядом казака Ерофея Хабарова было окончательно освоено всё Приамурье.
Ленские казаки сложились ещё до основания Якутского воеводства. В трудных походах они прошли отличную боевую школу. Они изъездили вдоль и поперёк Землю, знали "всякие водные и пешие пути", исследовали "новые реки и землицы". За службу казаку выплачивалось жалованье на год: 5 рублей, пять с половиной четверти ржи, четыре четверти овса и один и три четверти пуда соли, что не хватало одному казаку, а многие обзавелись семьями.
Казачья служба проходила на далёких службах, в отъездах на дальние реки, в походах. Привычным было переносить холод, голод, нужду, отказывать себе в самом необходимом. Борьба с суровой природой закалила казаков, а по натуре они были смелы и мужественны. Только таким людям было под силу совершить великие дела открытия Сибири и этими подвигами должна была бы гордиться даже дикая "Русь", но этого не было ни тогда, ни теперь. Но всё же большим событием в жизни казаков было разрешено царём Михаилом подавать ему непосредственно "челобитные" (прошения) о своих "нужных службишках". Это был единственный способ получить награду или повышение в чине. Подавались челобитные даже на несправедливость воевод.
Ещё летом в 1638 году на Лену прибыл отряд Енисейских казаков сотника Петра Бекетова. Среди рядовых чинов был Семён Иванович Дежнёв - потомок тех Донских казаков, которые после погрома хана Мамая на Дону, бежали на Беломорье, где осели на р. Пинеге. Вот оттуда то Дежнёв и появился в Земле "князя Сибирского".
В 1640 году батурские якуты совершили набег на соседей мегинцев, уводили коней, коров и убивали людей. Потерпевшие обратились к Атаману Осипу Галкину за помощью, который был заинтересован в мире племён, ибо нарушалась задержка "ясака" - государевой дани. Галкин, зная волевого и мудрого в этих делах Дежнёва, послал его с наказом: " разделить их без порчи и без драки". Лишь в крайнем случае применить оружие. А казакам говорил: "издичи дорогою иноземцев обид и насильства не чинить, никоторого дурна не творить и к ним иноземцам напрасно не примётываться". Дежнёв с задачей прекрасно справился. Таким образом, мы видим этого казака в большой роли примирители племён и ему и в дальнейшем приходилось выступать и каждый раз его настойчивость и волевой характер, при наличии сильной обаятельной фигуры, побеждал. В особенности было трудно утихомирить восстание якутов. Удачные походы "мира" сказали большое влияние на дальнейшую судьбу Дежнёва. Его заметили и он стал получать ответственные задания.
Дежнёв в 1641 году был назначен служить на реку Оймекон, самое холодное место Земного шара, где морозы доходили до 60 градусов по Цельсию.
Отправляясь на Оймекон, Дежнёв подал "челобитную" царю: "оружие, одежду,обувь и хлеб казакам опять пришлось покупать за свой счёт во всяком служебном подъёме "стал нам, холопам твоим по 150 рублей". С Оймека Дежнёв прислал ясак полностью.
17 июля 1642 года на Лену пришёл из продолжительного плавания по морю, казак Елисей Юрьевич Буза и рассказал о богатствах "новых землиц". Знаменитый мореход, кроме государственной казны, привёз 1 080 соболей, 280 соболиных спинок, 4 соболиных шубы, 9 соболиных и лисьих кафтанов, а также сведения о том, что у устья р. Нероги, впадающей в море, недалече в горе - серебрянные руды. Интерес к серебру был общий, так как на основе медных монет произошёл даже в Москве "медный бунт" населения, - трудно было таскать медь в мешках.
О реке Нероне, однако, временно забыли, а устремились к большой реке на Востоке и о её богатствах - Колыми, куда Михаил Стадухин и Семён Дежнёв и прибыли, соединившись с отрядом казака Дмитрия Зыряна - душой этого смелого предприятия, которое дало возможность получить достоверные сведения о северо-востоке Азии, что земля, лежащая к Востоку от Лены, гигантским выступом уходит в океан, который омывает её с двух сторон. И через год Стадухин и Дежнёв, идя по течению р. Индигирки, достигая "Студёного" моря-океана и, пробравшись сквозь льды, ещё дальше на северо-восток, услышали от колымских жителей, что истоки этой реки находятся на "камне" (хребте) и что за ним течёт река Челдон (Гижига), впадающая в море. Добраться до конца этого гигантского "камня" - горного хребта стало заветной мечтой казаков Зыряна и Стадухина. Но им не суждено было побывать на самой крайней северной точке "камня". А удалось лишь казаку Семёну Дежнёву. И тогда он вырастает в величественную фигуру энергии, воли и великой цели географического открытия "мыса Дежнёва".
Стадухину вместе с Дежнёвым также удалось открыть против устья Яны и Индигирки остров "Новой Земли".
Казаки-мореходы ездили на судах, которые назывались "кочами". Это - деревянные однопалубные, с одной мачтой, морские корабли, хорошо приспособленные к условиям плавания. При хорошей погоде мореходы совершали на кочах далёкие рейды, пересекая бухты и моря. У них был компас, который назывался "маткой" (которая ведет и направляет). Имелся при "коче" и лот, облегчающий им плавание вдоль берегов, в местах с чрезвычайно неровным морским дном, лот указывал глубину. Делались "кочи" из сухого соснового леса, упругого и гибкого при сжатии льдами. В длину судно имело 18 метров, в ширину 4 метра, поднимало груз 2 000 пудов. Экипаж 10-15 человек. Ходили "кочи" под парусами 13 метров высоты и 8 ширины, был якорь.
Отправляясь в поход на море, где "кручины великие и ветры страшные раздирные", казаки брали запасных 2-3 паруса и инструмент: долота, скобки, топоры, свёрла, пилы, гвозди. Лёгкий и послушный коч на волне всё же был неустойчив во время бури, требовалось страшное самообладание и отвага. Морские экспедиции между Леной, Колымой и Анадырём, на протяжении почти в 6 000 километров, то есть примерно равного пути из Европы в Америку, совершались казаками. По трудности и опасности этот морской путь нельзя сравнить с Атлантическим. Здесь царствует ледяная стихия. Лёд нагромождаясь друг на друга, каждый миг может стать роковым для судна и экипажа. Моря полны подводных мелей, скал.
Летопись морской истории сохранила имена людей совершавших этот величественный подвиг...Их сотни.
Наиболее прославился смелыми походами казак Иван Ребров. Его товарищ Тимофей Булдаков, один из первых водил караваны судов от устья Лены на Колыму. В 1650 году он предпринял полное героизма плавание по морю Лаптева.
Чтобы иметь представление, что такое за люди были казаки Ермака и их последователи, приведём пример из жизни Булдакова. В 1649 году он повёз жалованье казакам из Якутска на Колыму. Лето он плыл вниз по Лене и зимовал в Жиганске, на другой год к июню дошёл до моря; к концу августа просекаясь сквозь льды, доплыл до Святого Носа, так назывался мыс между Яной и Индигиркой. В море стояли большие льды. Начались "ноче-мержы" (смерзание воды). Против устья р. Хромой пять кочей вмёрзли в лёд. Вместе со льдом их понесло в море и земля скрылась. Когда лёд стал держать человека, казаки разошлись искать Землю. Шторм сломал лёд и пять дней снова носил по морю. Люди болели цингой. Из помятых льдом кочей вынесли запасы. Решили льдами идти на Землю, но Булдаков не хотел кинуть казну, порох, свинец и медное казачье жалованье. Их тоже понесли на себе. Шли девять дней, через раздолье сделали нарты и лыжи. Так добрались до зимовья возле Индигирки, но купец Стенька Воропаев попрятал свой запас пудов 50 хлеба и выкупил весь корм у туземцев, чтобы никто не мог накормить казаков (узнаем "христолюбивую" русскую душу, - тут русский дух, тут Русью пахнет").
Люди Булдакова просили хлеба, давая на себя кабалы, скидали с себя одежды, и Воропаев..." смилостивился: "продрал немного муки по пять рублей за пуд. За эту баснословную, по тем временам, цену можно было построить пять городских башень.
Булдаков прожил на Индигирке до великого поста, кормясь корой и выпрошенной у туземцев юколкой - мёрзлой рыбой, но всё-таки пошёл и добрался до Колымы и выдал служилым казакам жалованье за два года. А за год до того, казак Семён Дежнёв выплыл из устья Колымы (двадцать лет служил в Сибири и выслужил в сибирских стычках девять ран). В море, за Колымой, буря понесла коч Дежнёва. Земля, тянувшаяся бесконечной грядой с Запада на Восток, от самого берега по морю и ещё дальше, внезапно оборвалась. Море повернуло на Юг, и уже не над скалами, а над волнами чертило Солнце свою низкую дугу. Красная неширокая дорожка бежала по волнам к Солнцу. Ток воды, словно невидимая река, понёс Дежнёва по тому открывающемуся морскому пути за Солнцем к Югу. Пройдя проливом, долгое время спустя (80 лет), названным - не очень справедливо - Беригновым, Дежнёв сделал великое географическое открытие: доказал, что Азия не сливается с американским материком. А в это время другой казак Ерофей Хабаров, шёл на четвёртую великую азиатскую реку Амур, места которой назвали казаки "подобно райским".
Раньше, чем отправиться с Дежнёвым в опасное путешествие, вдоль незнакомых берегов Чукотки, казаки прошли более трёх тысяч километров по морю Лаптева и Восточно-Сибирскому, то есть примерно половину расстояния, пройденного моряками Колумба, без страшных встречь со льдами и бурями.
В документах Дежнёва встречается целый ряд наблюдений над условиями плавания у берегов далёкого северо-востока. Намётанный глаз Дежнёва, подметил самые существенные признаки северо-восточных морей о их ледовитости, о двух океанских водных потоках и их противоборствующих течениях. Такими наблюдениями не обогатили ни Колумб, ни Васко-ди-Гама, ни даже Магеллан, который открыл Южный пролив, связывающий Атлантический океан с Тихим.
Поход по Великому "море-окияну", от устья Колымы начался 20 июня. Три месяца Дежнёв плыл по Чукотскому и "Беригову" морям, не встречая льдов. После бури, серьёзно потрепавшей его в районе Шелагского мыса, "первого Святого Носа", Дежнёв продолжал путь.
1 сентября суда Дежнёва достигли мыса, ныне носящего его имя. Это было самый восточный мыс Евразийского континента. Здесь обрывался гигантский кряж Чукотского хребта. В 80 километрах отсюда, через узкий пролив, разделяющий континенты, начиналась Америка и сходились воды Ледовитого и Тихого океанов. Дежнёв продолжал свой путь в направлении на Анадырь. Едва скрылся берег, налетела буря, разметавшая суда, вспоминал затем Дежнёв: "на море разнесло нас без вести". Остался один коч и бурей был выброшен на берег 10 окрября, осталось всего 24 казака. "И шли мы, - пишет Дежнёв, - всё в гору, сами пути себе не знаем, холодны и голодны и босы и попали на Анадырь реку, рыбы добыть не смогли, лесу нет и с голоду мы, бедные, врозь разбрелись".
На "новой реке" казаки (осталось 14) чувствовали себя полными хозяевами. Нигде - ни в верховьях, ни в низовьях - не было русских. В один весенний день 1650 года, казаки увидели упряжки собак и оленей. Перегоняя друг друга и что-то крича на ходу, к зимовым приближались люди. Это был отряд казаков Стадухина.
В 1652 году Дежнёв, после завистливого Стадухина, с прибывшими мореходами Никитой Семёновым, Армёмом Солдатовым, Кокоулиным, Василием Бугор, поплыл вниз по Анадырю, достиг моря, где располагалась "корга" (отмель), дежнёвцы ахнули: на отмели лежали, подобно большим дровам, моржи. А клыки их и моржёвая кость ценились на вес золота. Летопись гласит: "Открытие Дежнёва и Семёнова принесло царскому двору большую прибыль и надолго удовлетворило его".
Приближалась четвёртая годовщина пребывания казаков на Анадыре. В "государевом амбаре" скопилось не мало соболей, лисьих шкур, сотни пудов моржёвой кости. Ещё два года странствовал Дежнёв по северо-востоку, но в 1662 году его потребовали в Якутск. 20 лет прошло с тех пор, как Дежнёв выехал из Якутска. Большой, трудный, но славный путь проделал он. Дежёв привёз с собой большую "костяную казну" - 159 пудов. Это было огромное состояние.
На Дежнёва возложили обязанность громадную "государеву казну" соболей, лисиц и прочую пушнину и кость моржа, отвезти лично в Москву. Какие порядки были, видно из того, что Дежнёву не было уплачено жалованье за 19 лет. Всего причиталось Дежнёву 128 рублей. Эта сумма была настолько значительная, что по этому случаю был составлен на "челобитную" Дежнёва "доклад" бояр. На следующий день получил Дежнёв 38 рублей 22 алтына и 3 деньги, да сукнами - две половины тёмных и вишнёвых мерою 97 аршин с четью, по цене 86 рублей 17 алтын, а за 31 пуд кости царь распорядился выдать "против его челобитья" соболей на 500 рублей.
Было бы смешно думать, что царь оказал милость Дежнёву, выдав такую громадную сумму. Моржовая кость, добытая трудами казаков, стоила 17 340 рублей.
Дежнёв подал ещё "челобитную" о своей долгой службе. Через 12 дней состоялось царское решение: давать жалованье 9 рублей, 7 четвертей ржи, 4 четверти овса, 2 пуда соли в год. Якутскому воеводе была направлена грамота о назначении Дежнёва атаманом.
Ещё долгое время служил Дежнёв в Сибири. И снова был назначен везти "государеву казну". 25 декабря, проделав путешествие, продолжавшееся полтора года, Дежнёв прибыл в Москву, а в начале 1673 г. скончался в Москве этот великий казак-мореход. После него остались два сына: Любим и Афанасий.
Во имя исторической справедливости, надлежит привести хотя и не полный список казаков-землепроходцев по Сибири, но хотя бы самых замечательных. Вот они по алфавиту:
Абакаяда Сичю - первая жена С. И. Дежнёва
Алексеев Третьяк
Анкудинов Герасим
Арбутов Иван
Артёмов Сергей
Баранов Иван Авраамович, построивший форт на Аляске
Беляша Иван
Борисов Степан
Бугор Василий, вождь восставших казаков в Якутске против воров воевод Головина и Пушкина.
Буза Елисей - десятник
Булдаков Тимофей
Бурлак Василий - пятидесятник
Бутаков Игнатий - пятидесятник
Васильев Дмитрий
Васильев Супонька - пятидесятник
Ветошка Федот
Вилюй Степан
Ворыпаев Никита
Гаврилов Второй
Галкин Иван, казачий атаман
Галкин Осип - казачий атаман
Горелов Андрей
Григорьев Лаврентий
Грицков Иван
Дежнёв Афанасий - сын С. И. Дежнёва
Дежнёв Любим - сын С. И. Дежнёва
Дежнёв Иван - племянник С. И. Дежнёва
Дежнёв Семён Иванович - казачий атаман
Дунай Константин
Ерастов Иван
Ермак Тимофеевич - Атаман Казачьих войск.
Зырян Дмитрий - руководитель морских походов
Иван Курбат - казачий сотник
Иванов Посник
Иванов Шалам - пятидесятник
Казанец Иван
Козлов Прокофий
Кокоулин Бажан
Кокоулин Павел
Колобов Нехорошка
Калуга Прокопий
Кондратьев Никита
Кольцо Иван - казачий атаман - помощник Ермака
Краснояр Прокопий
Лама Ларион
Метлик Иван
Мещеряк - Атаман Казачьих войск, после Ермака
Мокрошубов Панфил
Москвитин Иван - руководитель первого похода к побережью Охотского моря.
Мотора Семён - глава сухопутного отряда, от Нижне-Колымска до Анадыря
Немчин Роман
Никитин Аника
Никитин Устин
Осипов Артём
Пермяков Андрей
Пермяк Фома
Пермяков Яков
Перфирьев Илья - пятидесятник
Петриловский - казачий атаман
Пинега Иван
Проклов Кирил
Пулаев Иван
Ребров Иван Иванович
Рожа Елисей
Семёнов Григорий - пятидесятник
Семёнов Никита - друг С. И. Дежнёва
Серебряник Остафий
Сергеев Иван
Солдат Артемий
Сорокоумов Семён
Стадухин - казачий атаман
Стадухин Нефед
Суздальцев Кузьма
Телицин Максим
Филиппов Данила
Фофанов Григорий
Хоритонов Селиван
Хабаров Ерофей - по имени которого назван город Хабаровск
Хомяк Третьяк
Чистяков Дружино
Чикичев Фёдор
Чурка Фёдор - пятидесятник
Чюфарст Семён
шелковник Семён
Шестаков Андрей
Щукин Пётр - спутник

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 02 янв 2014, 13:16 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
ОСОБЫЕ ПОДВИГИ КАЗАКОВ-МОРЕХОДОВ


В 1679 году, один из бесстрашных казаков, сотник Иван Кобелев, с партией таких же отважных казаков, решил отыскать новую "Большую Землю", которая, по рассказам жителей на крайнем Востоке лежит за "окияном".
Построив большие кочи, удальцы, совершив молебствие, двинулись на Восток по компасу. В океане их настигла буря и они были выброшены на один остров (Гвоздевский). У местных жителей они узнали, что на берегу "Большой Земли", в деревне Кинговой, на реке Хеувереи, живут какие-то люди, они носят бороды, поклоняются иконам и молятся по каким-то своим книгам. Казаки решили найти этих "бородачей", а сотник говорил, что это безусловно наши братья-казаки, которых занесла буря, и отряд двинулся. Прибыв к деревне Книговей, они были радостно встречены "бородачами", которые оказались потомками казаков, из экспедиции Семёна Дежнёва, когда у него бурей разнесло все кочи в разные стороны и он доносил: "изгибло 667 человек и без вести стали" в 1648 году. Таким образом была открыта большая Земля - АЛЯСКА. Сотник Кобелев с партией остался на Аляске, куда стали переселяться казаки с Чукотского полуострова и Анадыри, образовав большую станицу.
Страну Аляску Российское Правительство продало за 19 миллионов Соединённым Штатам Америки, абсолютно забыв из этих миллионов уделить хотя бы тысячу рублей на постройку памятника сотнику Кобелеву, а преемники этого правительства за то, что казаки, мирно освоили всю богатейшую Сибирь, стараются физически уничтожить казаков, чтобы их труды присвоить самозваному "русскому народу".
Из Аляски казаки большими партиями проходили до границ даже Мексики, и на месте нынешнего города Сан-Франциско, они построили свой хутор, под названием "Добрая травка", по испански - Хибра Буена.
В 1697 году Атаман Владимир Атласов с двумя помощниками: Лукой Морозко и Данилой Анциферовым, а с ними 60 казаков, решили поискать новую "Землицу" на Востоке.
С большими трудностями, с обозом на оленях, они перевалили через Становой хребет и вошли в совершенно неизвестную местность для европейцев, к Панжинскому заливу, где произошло столкновение с местнымси жителями юкагарами. Сам Атласов был ранен и с ним 8 казаков. Когда раненые поправились, то Атласов рекою Тачиль на кочах добрался до Камчатки.
В 1700 году, по распоряжению из Москвы, Атласов получил средства и в помощь прибыла сотня казаков с малыми пушками и со знаменем, и двинулся дальше, в невероятно трудных условиях, этот, как его называли "Камчатский Ермак", в три года прошёл всю Камчатку, завоевал её всю и мирно освоил её сделав подробнее описание этой большой Земле. Казаки устроили там Большереченский городок и построили церковь, куда и прибыл вскоре архиепископ Мартиан и казаки устраивали свой "Круг", молебствия и вынос Знамени.
В 1706 году есаул Козыревский с 55 казаками с Камчатки проведал Японскую Землю, захватив два северных Курильских острова, взял с японцев "ясак", а пленных с ясаком для доказательства, отправил в Москву.
Казаки на Камчатке жили самостоятельно, по своим казачьим обычаям, пока жадная Москва не узнала.
--------------------- ............. ------------------------
Первыми казаками в Китай проникли Донские казаки Бурнаш Ялычев и Иван Петров, как послы царя Грозного, не доверявшего своим боярам.
В 1642 г. казак Василий Поярков, а за ним Ерофей Хабаров в 1649 году построили по Амуру 7 городков, с главным городом Албазин, назвавши эту местность "Даурским Краем".
В Албазин прибыл воевода с ратью. Китайцы атаковали город, и вся "рать" отдавши город, бежала во главе с воеводой. Тогда казаки снова взяли Албазин и целый год защищали геройски от непрерывных осад китайцами. По Нерчинскому договору, при царевне Софии в 1689 году, "Даурский Край" перешёл к Китаю. Всех захваченных казаков и не только не убивали, а с большими почестями отправили в Пекин и из этих, как говорили китайцы: "храбрых, как тигры, казаков", был сформирован отряд "Жёлтого Знамени", женили их на китаянках и поручили им охрану Великой Китайской Стены, давши разрешение молиться по православному и в школах изучать церковно-славянский язык для совершения церковных служб. Таким образом, Китайцы оказались более культурными и более признательными к храбрым казакам, чем грубые, жестокие московиты ("русские"), обычно за труды и подвиги отвечающие чёрной неблагодарностью.
Казаки в северо-восточной окраине построили Успенский монастырь. А, вообще, всюду, где бы не оказались казаки в Сибири, они строили церкви, по обету Атамана Ермака, сказавшего: "искони всеводец христианский Бог наш предповеле проповедати св. Евангелие и Животворящий Крест - в концы Вселенной". Вот, почему, епископ Киприан и ходатайствовал о причислении Ермака к лику святых.
Заканчивая Первую часть своего исторического труда "Казачий Народ", я не могу отрешиться от изложения тех глубоких духовных переживаний, которые порой охватывали моё существо. Иногда в тиши ночной, в типе глубокой, вдруг, как на яву, являлись дивные образа былого Казаков. И я понимал, что сказание моё о родном народе должно быть, как прекрасное дитя вдохновения, в её искренних и простых помыслах. Что оно должно быть написано в стиле, внутренне сочетающем объективность Истории и её Лирику; самый неприкращённый реализм и душевную романтику; глубокий восторг перед величайшими подвигами в былом, родного Казачьего народа за святую Свободу и великую Скорбь его до высот Голгофы включительно.
Порой в своих думах и глубоких чувствованиях, вглядевшись в космическое целое, я невольно подсознанием замечал в нём такие детали и слышал такие тоны Казачьего Духа, которые для слуха менее тонкого, смыкались раньше в одно целое, и поэтому мир, казалось, исчерпанным разворачивался перед моим духовным взором иными картинами. Мы слишком субъективны в своей оценке реальности: великое и важное иногда может быть не таково в общем строе существования и наоборот, иногда мелкое значительно. Для меня ставился вопрос: почему многие народы создавали и создают рабство, а Казачий народ, на протяжении тысячелетий, жертвенно стремился к святой Свободе, ставя её выше своей личной жизни, вместе с тем не посягая на Свободу других народов, а часто и защищал их интересы.
Мир полон событий, не тех ярких и громозвучных, которые только и выводят людей из сонного равнодушия, чувствительно задевая их. Нет, важно всё, что происходит, оттого, что всё Космично и есть голоса в Тишине. Вселенная говорит и, крикнув к её сердцу, которое бьётся везде, мы слышим её несмолкающую речь о величии Обще-человеческого Идеала. В жизни Мира полно смысла каждое движение. И если до нас доносятся сумеречные отблески сражений, крики победителей или стоны побеждённых или крик матерей около трупов детей их, то это не безразлично ни для природы, ни для души, - это - факт, мимо которого вы не пройдёте, коль скоро своим проводником по жизни вы избрали свою неусыпающуюся совесть. И когда, в порыве выспренности, Дух парит в сфере вдохновенной Интуиции, стрешившись, как бы, от земной тяжести и, оглядывая всё былое своих доблестных предков, в их конных движениях по широким степям, горам Кавказа, их атаки в защите своей Свободы, или группы кочующих, ночующих под открытым небом в балках, спасающихся от жадного врага; пылающие поселения вокруг, трупы, дым и смрад да стаи чёрных ворон, то точно видишь перед собой тот солнечный ореол, который в благословенный игре своей озаряет всю эту человеческую Муку и Скорбь, но вместе с тем сближает в великом равенстве своего Солнечного Золота, далёкое доблестное Казачье прошлое и грустное, недавно прошедшее.
Пусть смутное настоящее не так блестяще и, как бы, закрывает чистые миры былого, но всё равно в глубинах казачьих душ, как в глубине моря, великое прошлое жило, живёт и будет жить. И даже если суетные ветры жизни для немногих и умчат блистательный образ древнего Казачьего народа, но той героической поэзии, которая была, не сотрёт в душах никакая сила!

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 02 янв 2014, 13:17 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
ЧАСТЬ II

СОДЕРЖАНИЕ:
1. УЧАСТИЕ КАЗАКОВ В МОСКОВСКОЙ СМУТЕ
2. "КАЗАЧИЙ ЦАРЬ"
3. ХАРАКТЕРИСТИКА МОСКОВСКОЙ ЗНАТИ (из книги историка Милюкова "Очерки русской культуры", стр. 103)
4. ПРЕСТУПНАЯ ПОЛИТИКА МОСКВЫ
5. СТРАШНАЯ БИТВА ЗА ДРЕВНИЙ ГОРОД АЗАК-АЗОВ
6. ЗНАЧЕНИЕ АЗОВСКОГО СРАЖЕНИЯ
7. ВЕЛИКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ АТАМАН ДОНА СТЕПАН ТИМОФЕЕВИЧ РАЗИН
8. ДОНСКОЙ АТАМАН КОНДРОТИЙ АФАНАСЬЕВИЧ ЬУЛАВИН
9. ВЕЛИКИЙ РЕВОЛЮЦИОНЕР ДОНСКОЙ КАЗАК ЕМЕЛЬЯН ИВАНОВИЧ ПУГАЧЕВ
10. ЭПОХА ВОЛНЕНИЙ КАЗАЧЬЕГО НАРОДА В ЦАРСТВОВАНИИ ЕКАТЕРИНЫ
11. ДОНСКОЙ АТАМАН СТЕПАН ЕФРЕМОВ
12. ЦАРСТВОВАНИЕ ЛЖЕ-РОМАНОВЫХ НЕМЦЕВ
13. ДОНСКОЙ АТАМАН АНДРИАН КАРПОВИЧ ДЕНИСОВ
14. СЛАВНЕЙШИЙ КАЗАК ТИХОГО ДОНА ВАСИЛИЙ ДМИТРИЕВИЧ СУХОРУКОВ
15. ЦАРЬ "ОСВОБОДИТЕЛЬ"

УЧАСТИЕ КАЗАКОВ В МОСКОВСКОЙ СМУТЕ


Историки Московии "Смутное время", самый тяжёлый период в жизни государства, чтобы затуманить абсолютную неспособность ведущего слоя и самого народа мыслить и действовать, сообразно требованиям эволюции самой жизни, для благоденствия народного, смуту, как таковую, стараются приписать не самому обществу Московии, а найти "стрелочника". Таковым, по их мнению, и являлись казаки, на которых и свалили всю вину. Так, например, историк Забелин, ярый казакофоб, пишет: "охотно соглашаемся, что именно казаки, если и не сочинили Смуту XVII ст., то значительно её распространили" и продолжает: "мы скажем одно, что вся эта казацкая политическая ненависть против государства выражалась по преимуществу разорением крестьянина, опустошением земли крестьянской".
Прочитавши эту глупую цитату, читатель, вероятно, подумает, что Московским государством управляли Казаки, которые и довели до разорения крестьянина и опустошения земли. Но, ведь, государством правил неограниченный самодержец, грабили народную массу бояре, дворяне безнаказанно, и довели крестьян до того, что они стали разбегаться. Участие казаков в "Смуте" вызвано было вовсе не желанием вносить хаос в Московии, а наоборот, стараться как можно поскорее покончить эту смуту, чтобы имея спокойный тыл, вести неустанную борьбу с турками и татарами.
Борис Годунов, воссевши на престол, был завершителем Московского самодержавия: крестьяне были прикреплены к земле и фактически стали "крещёной" собственностью владельцев поместий и вотчин, то есть поместного дворянства. Помещики стали государями и владыками крестьян, а эти последние холопами и рабами. Распространить свою власть и на Казачий народ и превратить его в рабов, вздумал зарвавшийся самодержец Борис Годунов в 1594 году. Он потребовал от казаков о заключении мира с Азовом "хотя бы вам казакам какая досада от Азова была учинена", иными словами: православный царь предоставлял полное право туркам производить над казаками самоуправство. В противном случае, Годунов угрожал: "и вам казакам от нас быти в великой опале и казни и впредь в Москву вам к нам николи не бывать, и пошлём на низ Дона к Раздорам большую свою рать и поставим крепость и вас сгоним с Дона от нас и от турецкого султана".
Уход с Дона добровольный или силой Москвы, значило-уничтожение единственной преграды Турции на путях к захвату Москвы, и отобрания от неё единоплеменных татар Казани и Астрахани.
Стремление Москвы-заключить мир с Турцией исходило не из государственных интересов, а из опасения Донского Войска, как великого соблазна и революционного очага для населения Московского государства, тем большего, чем сильнее закрепощалось крестьянство и расширялось на него московское иго.
Несмотря на религиозное различие, Москва стала фактически родственна Турции, и несмотря на единство Веры, Москва стала Дону чужим и более ненавистным, чем Турция.
После ультиматума Годунова, были совершенно прерваны всякие отношения с Москвой, но и закрыты порубежные города для торговли в них казакам. Таким образов, установлена была Годуновым экономическая блокада.
Заигрывание с Турцией не привело к мирным отношениям и дало лишь свободу действий Крымским татарам к набегам. В 1598 году татары и азовцы напали на пределы Московии в таких размерах, что случилось бы тоже, что было в 1571 году (захват Москвы). Но Донское Войско, несмотря на разрыв сношений, послало весть в Москву, а поэтому Годунов успел собрать войско и преградить путь татарам и туркам на р. Оке, у Серпухова, отразил вторжение, в этом приняли участие и Донские казаки.
У казаков было одно отношение к власти Москвы и другое к рабскому населению его. Отбитых у турок пленных, Дон посылал Москве, не требуя даже расходы по их прокормлению. Казаки считали священной своей обязанностью спасение и предохранение христианского люда от неволи татар и турок. Религия осуществлялась различно: в Москве к обряду и постройке церквей, а казаки, спасая христиан, жертвовали жизнями "за други своя".
Годунов не понимал величие Казачьего духа и оценить благородную жертвенность не мог. После отражения татар, из отряда казаков, посланного на помощь Годунову, прибежал на Дон казак Нехорошко Картавый и доложил: "на Москве их товарищам нужда великая, государева жалованья не дают, а на Дон не пускают, а служат казаки на своих конях и корму им не дают, а иных в холопы отдают".
Блокада Годунова тяжело отразилась для Дона, так как из Москвы казаки получали продовольствие и боевые припасы и вели торговлю. Угрозой же установления совместных действий с Турцией, Годунов перешёл всякие границы и вызвал против себя у Донцов враждебные действия.
Казаки приняли участие в "Смуте" не против Московского государства, не против даже царской власти, а против лично Годунова. Защиту своей независимости казаки повели не на берегах Дона и не на рубежал Московии, а перенесли её в самую Москву.
После прибытия послов от Лжедмитрия на Дон в 1603 году, казаки не сразу откликнулись, а были сперва посланы Войском Атаманы Андрей Корела и Михаил Межаков с десятью казаками, чтобы удостовериться в личности претендента на московский престол.
Казачьи послы прибыли в г. Краков, приведя в изумление всю польскую знать своим изящным одеянием, красотой оружия, прекрасным тактом в беседах с гоноровыми поляками и своей особой дисциплинированностью и воспитанностью.
Послы подметили, что Дмитрий с одной стороны убедился, видя какой честью он окружён не только поляками, но главное послами московскими, которые перед ним падают на колени, послы поверили в подлинность спасённого царевича Димитрия и Донские казаки решительно стали на его сторону, против ненавистного им Бориса Годунова, и этим решили судьбу и того и другого.
Убеждение казаков в истинности происхождения Димитрия имело для казаков громадное значение, ибо для них открывалась возможность, что его поддержит весь народ Московии и пойдёт против Годунова. Казаки знали идеологию народа "о справедливом, крестьянском царе; о царевиче, тоже пострадавшем, который придёт, освободит от Гнёта и Ига и установит Благо и Справедливость".
Такой царевич объявился. Он был для народа истинным и желанным, сыном того царя Грозного, который рубил неудержимо головы боярам, воеводам и дворянам, всем притеснителям православного люда. Дон свои интересы сочетал с интересами населения Московии - крестьянством, и в расчёте на Дмитрия не ошибся. Отряд в 6.000 казаков с Атаманом Смагой Чертенским выступил на помощь царевичу на сборное место, а г. Путивль.
Борис Годунов, узнав о посылке послов в г. Краков, прислал на Дон вновь Петра Хрущова, который в 1593 году навязывали Дону в воеводы, как "знатока" Донских дел. Хрущёва арестовали и отправили в Путивль, где Хрущёв, упав на колени и со слезами на глазах, признал Дмитрия за сына Грозного.
Сила, доблесть, несокрушимость Донского отряда была видна из того, что посланное Годуновым войско в 80.000 человек не могло, на протяжении шести месяцев, одолеть его, во главе с Атаманом Андреем Корелой, засевшего в г. Кромах. В результате этих сражений, московские войска считая Корелу "колдуном", замитинговали и перешли на сторону Димитрия, который 20 июня 1605 года торжественно въехал в Мосву, а перед тем Борис Годунов умер. Мать Димитрия, жена Грозного, инокиня Мария Нагая признала Димитрия за сына, и они на глазах народа, проливали слёзы радости от встречи. У народа не оставалось уже сомнений в истинности царевича.
После воцарения, Димитрий отпустил Донских казаков на Дон и это было величайшей его ошибкой, повлекшей за собой не только утерю трона, но и самой жизни. Царь остался без реальной силы, без опоры своего трона. Польская свита опоры дать не могла, а создать её в народе из народа - требовалось продолжительное время.
После воцарения Димитрия, князь Василий Шуйский, довольно отъявленный интриган, повёл тайную работу для свержения с трона Димитрия. Путём подкупа, лжи и милостивых обещаний, ему удалось поднять в Москве бунт по избиению поляков (было убито 2 000 человек), во время которого был убит и сам царь. Кто он был, до сих пор точно не доказано. Говорили, "что это монах Григорий Отрепьев, но физические признаки, по которым мать признала его: несколько укороченная правая рука и родинка на правой щеке, говорили в пользу царевича.
После убийства Дмитрия, в сущности началась Московская смута. Это была борьба правящих сословий: бояр - дворян за сохранение социально-экономического их положения, и борьба низших сословий против них, за освобождение от рабства. Казачьи основы - выборность власти, вольность и равенство приняты были крестьянством, как готовая программа. Но воплотить в жизнь эту программу народ Московии оказался неспособным, он не был способен организоваться для вооружённой борьбы против бояр и поляков и, поэтому получился парадокс: крестьянство прибегло к помощи того же поместного дворянства, от кабалы которого хотело освободиться.
В интересах Донских казаков было не продолжение Смуты, как утверждают Забелин, Соловьёв и Платонов, а прекращение, так как она отвлекала с Дона казачьи силы и мешала ведению Доном войны против Турции.
На престол был избран, вернее "выкрикнут" московской чернью исключительно, а не Земским Собором, поддержанной боярами князь василий Шуйский, старший из "Рюриковичей".
Семья Бориса Годунова той же чернью была взята из дворца на старый Борисов двор, где 10 июня были убиты вдова и сын Бориса - Фёдор, принявший было царство, а его дочь, запертая в тюрьму, подверглась боярами "в поруганную узницу".
После смерти Димитрия, фрейлины его жены Марины, были расхвачены боярами по своим домам. Через год они уже были матерями (Иловайский см. вр. 103).
что же представлял собой Василий Шуйский?
"Во дни его всяка правда успе, и суд истинный не бе, и всяко любочестно пресякну; его ради кровь проливается многая; он государь несчастлив; глад и меч царёва ради несчастия; человек глуп и нечестив, пьяницы и блудник". (Платонов "Очерки смуты", стр. 168).
как для Донских казаков, так для низшего населения Московии, избавившись от "боярского царя Бориса Годунова, царь Шуйский тоже "боярский царь" был абсолютно неприемлем, ибо со стороны его ожидались казни за поддержку Димитрия и восстание началось, с появлением другого самозванца, поддержанного Польшей. Кто он - неизвестно! В русской истории числится: "ВОР"!
Восстание на украйне получило быстрое развитие, так как воспользовалось готовым образцом путей движения: Путивль и Кромы. В 1606 году главой восстания оказался путивльский воевода князь Григорий Шаховской. От его имени стал действовать знаменитый "большой воевода" Иван Болотников. Устроив войско, он двинулся к Кромнам, где встретил воеводу Шуйского и князя Юрия Трубецкого, и ловким маневром заставил их отступить и преследуя их, пошёл к москве, увлекая и крестьян и служилых людей, недовольных правительством. Подойдя к Москве, оказалось, что мятежная рать не имела внутреннего социального единства. Болотников стал знаменит тем, что целью восстания было не только политический переворот - свержение Шуйского, но переворот общественный - ниспровержение крепостного права.
Подлинного текста его воззваний не сохранилось (скорее всего они скрыты). Но на языке Москвы было прямое "воровство", то есть преступление, почему и всё войско Болотникова получило имя "воров". Идя к Москве, оно на деле осуществляло программу своего вождя: "собрахуся боярские люди и крестьяне (говорит летописец), с ними же пристаху украинские посадские люди и стрельцы, и начаша по градом воеводы имати и сажати по темницам, бояр же своих домы разоряху и животы (имущество) грабяху, жён же их и детей позоряху и за себя имаху".
Рать Болотникова подошла к Москве, ясно и определённо покушавшаяся на демократическую ломку существующего строя. Это было крупною и неожиданною новостью в развитии Московской Смуты. И когда рать подошла, то часть её, главным образом, рязанцы служилые люди, ознакомившись с программой Болотникова, не могла разделять её, ибо сами были землевладельцами и рабовладельцами, сами сидели на воеводствах по городам и были заинтересованы в укреплении за ними крестьян и холопов. И после некоторого раздумья, решили они бросить своих союзников "воров" и перешли на сторону Шуйского с покаянием.
Социальное расслоение разрушило политический союз. Это обстоятельство дало возможность Шуйскому собрать большое войско, в июне 1607 года осадить г. Тулу - сосредоточие "воров" и разгромить их, взять в плен руководителей князей Шаховского и Телятевского и Болотникова, и с ними более опасных перевешать. Победа, казалось, полная. Весь Юг Шуйский отдал для грабежа и убийств татарам и черемисам.
Болотников действовал без претендента на трон. Но, вот, в июне 1607 года, он - "Вор" появился в Стародубе Северском. Паны Польши и Литвы создали ему войско, а именно: Сапега, князь Роман Рожинский, Тышкевичи и другие. К этому ядру примкнули и московские; также прибыли станицы Атамана Ивана Заруцкого с Дона и Днепра. Поляк Лисовский объехал всю Московскую украйну, собирая Тульских беженцев, снабжая их провиантом и оружием. Собралось около 30 000 человек. Весною 1608 года началась война.
Московские войска терпели поражение и "Вор" шёл победным маршем и основал главную квартиру в селе Тушино, в нескольких верстах от стен Москвы. Гетман Рожинский решил дать генеральное сражение 25 июня 1608 года, но результата не достиг. Штурм Москвы тоже не удался. Блокада Москвы тоже не удалась. Но на сцену появился молодой талантливый князь Скопин-Шуйский. С ним было 3 000 человек и страды ландскнехтов, которые были даны ему шведским королём за уступки городов от Ямы до Корелы. С этими силами Скопин стал теснить "воров", которые постепенно очистили Тушино и ушли к Волоколамску.
В среде тушинцев был на первом месте Филарет Романов. При первом Димитрие он был поставлен митрополитом в Ростов. При Шуйском "наречён" патриархом всея Руси", но через 2-3 дня "скинут". Тушинцы взяли его в плен в Ростове и привезли к "Вору" и тот возвёл его в "патриархи!.
Простить вероломство Шуйского он не мог и остался в Тушино. Как сам Филарет, так и вся знать около него, предпочли вступить в сношение с королём Польши Сигизмундом. Начались переговоры и 4 февраля 1610 года был заключён договор под смоленском, по которому приглашался сын короля Владислав на московский престол, с принятием православия. В Москве же к этому времени скопились большие силы с приходом Скопина. Но во время празднества и пира, жена одного из Шуйских - Дмитрия, из чёрной зависти, поднесла кубок вина Скопину с отравой и Скопин скоропостижно скончался. Весть об отравлении Шуйскими разнеслась по Москве. В предстоящем походе против Сигизмунда, на место Скопина, был поставлен брат Василия-царя, который был "сердцем лют, но не храбр". Захваченный на походе врасплох гетманом Рожинским, был на голову разбит у с. Калушино. Московские ратные люди разбежались; шведы отошли в Новгородскую Землю. В Москве вспыхнул мятеж, который возглавил князь Василий Голицын и рязанский дворянин Прокопий Ляпунов, оба мечтавшие попасть в цари. Против Шуйского стоял и Филарет Романов. Возбуждённая толпа отправилась в Кремль, вывезла царя Василия из дворца, арестовала его братьев, а чтобы Василий не вернулся царя Василия из дворца, арестовала его братьев, а чтобы Василий не вернулся на царство, его насильно постригли и заперли в Чудовом монастыре.
Наступила полная анархия. Приняв командование над польским войском, гетман Жолковский подошёл к Москве и совершенно лояльно предложил Москве кандидатуру Владислава и просил Москвичей дать ответ. Высшая московская знать стояла за Владислава, а поэтому наспех собранный Собор, заключил договор с Жолковским и привели Москву к присяге царю Владиславу. Войска Жолковского прогнали войско "Вора". Он был уступчив и ласков с москвичами, снискал доверие патриарха и бояр, отправил "великих" послов к Сигизмунду во главе с Филаретом. Польское войско, как уже "дружественное", вошло в Москву. Жолковский писал Сигизмунду, что Москва не пленена и не покорена, а добровольно привелена в соглашение. Но Сигизмунд понимал дело иначе, что Московское государство у ног его и поэтому должно повелевать и стать самому Московским царём.
Узнав о этой глупой политике короля, Жолковский подал в оставку и уехал на родину, оставив за себя Александра Гонсевского, который по приказу короля, установил в Москве диктаруру, в тисках которой бояре, по их словам: "в то время все живы не были".
В конце 1610 года, в Московском государстве своей власти уже не было, а была иноземная диктатура. Попытке бояр о политической унии с Польшей, Сигизбунд нанёс последний удар боярству, и на смену разбитого класса, должны бы были стать общественные силы, не желавшие принимать Сигизмунда царём. Но этих сил не было, московский люд оказался неспособным к отложению поляков, хотя патриарх Гермоген, не обладающий ни умом, ни широтой кругозора, не восприимчивый, но упрямый, запретил своей пастве целовать крест Сигизмунду.
К этому моменту второй Лжедмитрий - "Вор", был убит в Калуге. Это дало возможность повести пропаганду о восстании против поляков, но сил не было. Воеводе Рязани Прокопию Ляпунову удалось сговориться с Атаманом Иваном Заруцким и князем Д. Трубецким, возглавлявших казачье войско. К ним с Дона прибыл Донской Атаман Просовецкий, с указаниями поспешить с ликвидацией Смуты, так как это отнимает силы против турок.
В общем был создан триумвират: Трубецкой, Заруцкий и Ляпунов. Этот триумвират и явился временным правительством безголового московского государства.
Ляпуновым был написан приговор, по которому за службу казаки должны были получить жалованье, но их атаманы не должны быть назначаемы на должности по местному управлению; что же касается крестьян, то они должны быть прикреплены к помещикам.
Всё содержание приговора 30 июня 1611 года было направлено против казаков и крестьян, приведшее их в состояние раздражения. По видимому, Ляпунов, метивший в цари, чувствовал сильнее Трубецкого и Заруцкого, и стал рассылать приказы тайно убивать казаков, собирающих по окресностям кормы для себя и коней. Кроме того, была перехвачена грамота Ляпунова к королю Сигизмунду о том, что он готов предать казаков с условием, что Сигизмунд откажется от трона в пользу Владислава.
К этому казачьему раздражению появился ещё факт, усиливающий гнев: 28 казаков помощником Ляпунова Плещеевым были потоплены.
Казаки потребовали Ляпунова для дачи объяснения на Майдан, но он не явился. Это возбудило подозрение. Его позвали вторично и когда он появился, и его поведение, при объяснения, гордое и ложное, убедило казаков в его преступных замыслах. Казаки зарубили его на месте. Таким образом, созданное коллективное ополчение было разрушено Ляпуновым. Сторонники его разбежались.
Поэтому, "воровские казачьи власти", как пишет казакофоб Платонов, "сказались в положении центрального правительства для всей страны, ездили по дорогам станицами и побивали". Кого они могли "побивать?" Крестьян? Так они были для казаков социальными союзниками. Бояр? Так они сидели в Москве с польским гарнизоном.
Население не знало, кому подчиняться. Утратив привычную организацию боярского управления, оно не имело вождей, как Скопина и Ляпунова. Подчиняться полякам не хотело, потому что они - враги, а казакам потому что они пристрастны к "воровству", а именно "всяк всякому равен", что вызывало злобу служилого земледельческого класса. И поэтому, искали спасения в "чудесах и видениях", при этом, патриарх Гермоген, по своей тупости, призывал народ не подчиняться казакам, а мудрые правители Троице-Сергиевской Лавры игумен Дионисий и келарь Авраамий Палицин, выдержавшие страшную осаду войск Сапеги, блистательного грабителя той эпохи, наоборот призывали народ действовать против поляков в единстве с казаками, которых считали единственной силой, способной разгромить поляков.
Заруцкий и Трубецкой оказывали всегда помощь Дионисию, который и писал грамоты Земщине и звал её на помощь подмосковному Казачьему войску, против поляков и изменников бояр, сидевших в Москве.
Гермоген же упорно звал Земщину сперва на казаков, а затем уже на поляков, и Земщина пошла не за Троицкой братией, а за тупым и упорным рабовладельцем Гермогеном.
К тому времени, в Нижнем Новгороде, стало организовываться дворянское ополчение, под руководством торговца Кузьмы Мнина ("убогою куплею питаяся", как он говорил хитро) и князя Дмитрия Пожарского, который получив грамоту Гермогена, писал Земщине о Казаках: "мы дурна никакого им учинить не дадим, дурна никакого ворам не дадим".
Минин энергично собирал деньгу и кричал всюду: "заложим жён и детей", но не заложил ни свою жену и детей, а также жён и всего дворянского ополчения, а драл с посадских людей и крестьян "пятую" часть имущества, а не уплативших загонял в кабалу - рабами, применяя самые жестокие меры. Ополчение пробыло в Нижнем 2 месяца, а затем передвинулось в г. Ярославль.
Пожарский не спешил идти под Москву. По этому поводу Платонов пишет: "В самом деле, что было ему делать под Москвой? Там - оба его врага держали друг друга в неподвижности: казачья рать не могла ни выпустить поляков из осады, ни сама безнаказанно уйти от стен Кремля и Китай-города. Придя под Москву, Пожарский рисковал, подобно Ляпунову, стать жертвою нового междоусобия, уже раз сгубившего народное (!) дело (о "народном" всего меньше беспокоились, а лишь о интересах высших классов). Оставаясь в Ярославле, он мог спокойно выжидать событий, увеличивать свою рать". Вот так патриот! Ясно, что этот трус выжидал, что казаки одни разгромят поляков. Ополчение протопталось ещё 4 месяца в Ярославле и, живя спокойно, жирно питаясь и не думало спасать отечество.
Ополчение начало организовываться для "освобождения" отечества лишь после того, как власть государственная всецело оказалась в руках Казаков, до этого же времени оно к господству Поляков на Москве, относилось довольно равнодушно. Это Казачье первенство в государстве и возбуждало у дворян жгучую ненависть и злобу против Казаков. Но из практики Минина выяснилось, что многие не хотят вносить "пятую" часть, это свидетельствует об отсутствии чувства патриотизма самого народа. Минин отлично знал этот "патриотизм" и поэтому и принимал бесчеловечные меры.
Медлительность Пожарского стала раздражать всех, кто понимал точно создавшуюся обстановку: и Казаки и Троицкая Лавра обращались к "рати" поторопиться, ввиду крайне опасного положения государства, но всё было тщетно. Тогда Авраамий Палицын вынужден был поехать в Ярославль, чтобы убедить ополчение поспешить на помощь государству, но возвратился оттуда в угнетённом состоянии: нашёл он там только "мятежников" (спорящих о власти); "ласкателей" (интриганов) и "трапезолюбителей" (пьянствующих), а не боголюбцев, воздвигающих гнев велик и свару между воевод и во всём воинстве".
Вот один, самый умный общественный и духовный деятель объективно охарактеризовал "спасителей отечества", во главе с Пожарским и пресловутым Мининым. Впоследствии этого великого человека сослали в Соловецкий монастырь, где он и умер, не воспетый "отечеством".
Первой и главной причиной Ярославской медлительности было полное отсутствие у дворянской рати подлинного энтузиазма, и это отсутствие подлинного патриотизма действительно было, несмотря на крики позднейших историков, пытавшихся всё обелить и всё неудачи приписать казакам. Рать была неспособна к жертве. Взаимная вражда вождей за власть ("мятежники"): полагало к кутежам и попойкам ("трапезолюбители").
Историк Иловайский с грустью отмечает: "А из ратных людей в то печальное время предавались разгулу, пьянству и разврату".
Как же историк Платонов описывает эту рать: "есть данные думать, что Ярославская рать превратилась в сильную и благоустроенную армию (!), хорошо спаянную и обученную. Её военное превосходство над казаками, к исходу лета 1612 года стало для всех очевидным".
Всего в ополчении было 4 000 человек, что, конечно, "армией" назвать нельзя. Эта "армия" имела надежду, что казаки одолеют поляков, не всё же им казакам оставаться вне Дона, который требовал своих сынов для войны с Турцией, а когда казаки возьмут Москву, то ополчение свежими силами захватит власть, чему казаки, истощённые борьбой, препятствовать не смогли бы.
Но обстоятельство заставило разгульную "армию" двинуться к Москве. Трубецкой и Заруцкий дали весть о движении от Смоленска к Москве гетмана Ходкевича с польским войском и запасами продовольствия и оружия для Кремлёвского гарнизона.
В августе 1612 года произошла под Москвою встреча ополчения и Казаков. Навстречу Пожарского выехал Трубецкой и предложил присоединиться к устроенным казаками "таборам", но Пожарский гордо ответил: "отнюдь вместе с казаками не стаивать". Такое поведение дворянского ополчения, заставило казаков думать: "нет ли какого умышления над ними".
20 августа Хоткевич показался под Москвою и обрушился на войска Пожарского, оно дрогнуло и уже часть бросилась в буераки и крапиву, но видя всё это, после некоторого колебания, казаки, в конном строю, врубились в пехоту Ходкевича и она, построив карре, стала спешно отступать.
Видя всё это, гордыня Пожарского стала уступать обстоятельствам, и он пошёл на сближение с казаками. Было образовано временное правительство, во главе триумвирата: Трубецкой, Заруцкий, и... Пожарский. Это местоположение вождей указывает на их авторитет и силу.
Летопись гласит: "по челобитью и по приговору всех чинов стали во единачестве и укрепились Московского государства доступность, во всём добра хотеть без всякие хитрости".
Объединённые силы 22 октября, имея в первых рядах казаков, взяли приступом Китай-город и освободили сидевшего там юношу князя Михаила Романова, а 26-27 пал и Кремль, сдавшись на капитуляцию. Польский гарнизон проявил большой героизм, но он дошёл от голода до людоедства и сдался. Тем временем казачий отряд Межакова разбил войско самого короля Сигизмунда у города Волоколамска.
Смута, в главных чертах, была закончена, благодаря участию для потушения её казаков.
Главная и основная причина ненависти дворянской рати к казакам была: реакционнность этой рати и казачий демократизм, сталкивались два антипода - рабовладельчества с духом Свободы. Вот эта то, грядущего для закабалённого народа Свобода - "всяк равен всякому" - была для дворян страшнее самых Поляков, ибо в них дворяне могли бы найти сочувствие своему режиму; этот страх за своих "людишек и деревнишках" и заставило дворян подняться. Для зачумлённых же крестьян было безразлично, кто правит Московскими дворянами, поляк или швед. Вот, почему, Пожарский, один из видных претендентов в цари, после взятия Москвы, оказался без поддержки: войско его рахбежалось.
Казаки видели, как дворяне, в этот тяжкий момент, богатели поместьями, а когда они попросили только 1 000 рублей, то Пожарский отказал со своим "Санчо-Панчо" - Мининым, а у них было 20 000 рублей.
Аврамий Палицын свидетельствовал, что "Казаки дрались голыми", и когда он принёс в заклад и обеспечение церковные ценности, то босые и голодные казаки, по своему высоко развитому религиозному чувству, принять отказались.
Московский ("русский") историк Забелин, по своему объясняет: "Как не были жадны и суровы на восхищение - (хищение) казаки от заклада пришли в зазор, устыдились и всё отослали обратно в монастырь". Полагаю, что сам Забелин и его дворяне от заклада не отказались бы.
Забелин, всё же приводит интересные выдержки из книги историка Кедрова, отрицательно относящегося к Нижегородскому ополчению: "из рассуждений Кедрова выясняется, что показания летописцев неверны, пристрастны к ополчению, что события в них перепутаны. Пожарский и всё его ополчение во всё время показывали трусость. Пожарский из трусости и по случаю обильных трапез, медлил в Ярославле, у Троицы; что его ополчение при отбое Ходкевича от Москвы, из трусости спряталось в ямах и крапивах. Затем, Пожарский является лжецом и обидчиком против князя Трубецкого, главным якобы виновником того, что между Казаками и Земцами возникла ненависть и вражда, вследствие чего Трубецкой с Казаками и не должен был помогать Нижегородцам. Не казаки, а нижегородцы играли в Смуту, не захотели стать в казачьи таборы, оставаясь в бездействии, когда Казаки храбро работали. Пожарский является настолько простоватым, что для пополнения своего разума необходимо должен был взять с собою, идя к Москве, старца Авраамия, как дальновидного политика". Мы дополним: и этому трусу и спекулянту Пожарскому поставлен памятник в Москве.
О ничтожном значении Нижегородцев говорит и проф. Ключевский: "но скоро стало видно, что без поддержки казаков ничего не сделать, и в три месяца стоянки под Москвою без них ничего важного и не было сделано", и продолжает: "Казацкие же атаманы, а не московские воеводы отбили от Волоколамска короля Сигизмунда".
И ещё одна запись Ключевского: "старец Палицин не помедлил и скоро пошёл в полки, где увидел Пожарского и Кузьму (Минина) и многих дворян плачущихся и сказавших, что без Казаков бороться с врагами не могут; и умоляша старца, чтобы шёл в Казачьи станы молить и просить, чтобы шли Казаки скоро и немедленно против врага".
Воображаю, как вылезавшее из крапивы "христолюбивое воинство", трясясь от страха, умоляло старца, и как краска стыда заливала лицо Пожарского, до того гордое и тупое и презрительно заявлявшего: "нам с казаками вместе не стояти...".
Вот этому старцу, прекрасно понимающему психологию московских преступных деятелей, а также преклоняющийся перед казачьим духом жертвенности: "голые и голодные дрались с поляками казаки" и надлежало бы поставить памятник, но Дух его едва ли бы согласился о месте памятника в окаянной Москве. Мало кому известно, что старец Палицин был сослан в Соловки и совершенно забыт шовинистической Москвой.
Но, в 1900 году из Белого моря поселенцы в суровом климате, привычные к труду "чтобы согреться", посылали своих ребятишек в Соловецкий монастырь, чтобы научиться церковному пению и увидеть пример трудолюбия иноков, и воплотить этот дух трудолюбия, и вот, в один день очистки всех дворов, улиц верхвей, мельниц, заводов и пр., они стали очищать от травы и крапивы место у стен монастыря и отчистили от грязи какую то плиту с надписью: "Авраамий Палицин".
Наконец в Москве был созван "Земской Собор", для избрания царя. На Соборе не было единодушия: обнаружились интриги, подкупы, злостная партийность. Собор раскололся. Трудно допустить, чтобы эти разногласия кончились бы благополучно, ибо как пишет летописец: "кийждо бо хотяше во своей мысли деяти". Всё это могло повести к междоусобной войне, много худшей, чем война с поляками.
Во время Смуты всё переплелось изменой, предательством, злобой, отсутствием какой либо морали, и окоянством. И тут, в этом очаге скопившихся звериных страстей, сыграли Казаки решающую роль.
На Соборе шли страстные споры о кандидатах. В разгар этих пререканий, на Собор неожиданно появилась красочно одетая фигура Донского Атамана Михаила Межакова. Решительной поступью он подошёл к столу, за которым председательствовал Пожарский и положил на стол лист исписанной бумаги. Настала мёртвая тишина, взоры всех устремлены на Атамана, одни рассматривали его статную красивую фигуру с любопытством, другие - со скрытым беспокойством.
• Атамане, какое вы писание предложили? - с тревогой спрашивает его
Пожарский.
Не отвечая, Межаков, лёгким, привычным движением рук, снимает саблю и резким жестом кладёт на свою бумагу на столе. А затем, зычно, громогласно крикнул:
• О природном царе Михаиле Фёдоровиче!
В этот миг, в открытое окно, послышался лязг шашек пятитысячного казачьего войска. Всё на Соборе замерло: ни возгласов, ни протестов... "И прочитше писание Атаманское, и бысть у всех согласен и единомыслен совет", - эпически повествует летописец.
По этому поводу профессор Платонов писал: "избирательная компания проходила под давлением московского гарнизона, в котором преобладали казаки. Они были опасны своим многолюдством (а на стр. 213 писал, что Казачье Войско наполовину разбежалось) и дерзким сознанием своей силы. Они не слушают власти (!) "во всём Казаки бояром и дворяном сильны, делают, что хотят". - говорит современник. "Есть рассказ, что права Михаила на трон объяснил Собору пришедшей на заседание какой-то "славного Дона Атаман", заканчивает Платонов.
21 февраля 1613 года М. Ф. Романов был избран царём. Все иностранцы, да и многие москвичи назвали его "казачьим царём".
На всех нынешних спорах шовинистических историков Московии (России), чувствуется раздражение и злоба от сознания ущерблённого самолюбия, что московиты не сумели спасти своё отечество без Казаков и даже избрать царя не смогли. Отсюда все нападки, и вся грязь направлены на Казачий народ, якобы углубляющий Смуту.
Для более спокойного и беспристрастного освещения дела спасения Московского государства и для очищения этой злобной накипи, приведём исторический документ, написанный рукой самого царя Михаила Фёдоровича:
"Написати грамоту к ним (казакам), выписать их службы, как товарищи их стояли под Москвой, там кровь проливали и их кровью очистились, и Божьей милостью, а их службою, опять государство взыскалось, а государь учинился".
Не лишено интереса послесловие "историка" Платонова: "Казаки были силой разрушительной (для бояр и дворян безусловно, - прим. автора). Вот почему "вся земля" стала против казаков и объявила им войну (!). В 1612 году она их победила окончательно (а кто же атаковал Кремль? - прим. автора). Из под Москвы часть казаков ушла на Дон, а затем на Каспий и завели переговоры с Персидским шахом о подданстве (!). Но раньше, чем это осуществилось, они были побиты московскими войсками (!). Другие круги казаков основались на Дону (как будто их там и не было, - прим. автора), в виде своеобразного сообщества с выборной властью. Наконец, остаток "воровских" казаков, продолжавших разбойное дело под Москвой (!) и вообще на Руси (!), были беспощадно истреблены (!). "Воровское" казачество перестало существовать".
А кто же вёл беспрерывную войну с Турцией и Крымом во время Смуты и после неё? И этот "историк" заканчивает: "так как крепостной строй продолжался, то были побеги. Беглецы теперь шли на Дон (на пустой Дон - по Платонову) и собою "полнили реку". Комментировать эту белиберду и бесстыдную ложь просто тошно.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 08 янв 2014, 01:32 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
"КАЗАЧИЙ ЦАРЬ"


Участие казаков на Соборе 21 февраля 1613 года в "государевом обирании" было решающим, но не на основании каких либо депутатских прав, которые им и не могли быть предоставлены, как членам особого, а не Московского народа, и не "писание атаманское" Межакова, явившегося, как постороннее лицо, было убедительным, а казачьи шашки пятитысячного отряда, категорически потребовавшего избрания того, кто по их мнению был более подходящим для казачьих интересов, и Михаил был "выкрикнут" прежде, чем поставили вопрос: кого-мол выбирать. Но Донское Войско, как таковое, в избрании царя участия не принимало, как отдельная независимая демократическая Республика. Но оно приказало Походному Атаману Межакову подчинить себе волю Собора, что и было им блестяще выполнено.
Однако, от этого Михаил не стал "казачьим царём", он фактически не стал и московским царём, так как был молод, не крепкого здоровья, слабохарактерен, а явился лишь ценной игрушкой в руках его отца, по существу "чёрного ворона", принявшего на себя обязанности внешних и внутренних дел. Это был человек честолюбивый, коварный, завистливый и большой интриган. Когда был поставлен вопрос на Соборе о избрании царя после смерти Фёдора Ивановича, этот тоже князь Фёдор Никитич Романов числился кандидатом и чтобы помешать избранию Бориса Годунова, он бросился на него с ножом и обвинил его в убийстве царевича Димитрия, к каковому Годунов был абсолютно непричастен. Годунов постриг его в монахи, с именем Филарет, но он не успокоился.
Будучи в Польше, усердно поддержал кандидатуру Лжедимитрия, якобы спасшегося, а когда же Димитрия угробили, то он упорно выдвигал кандидатуру польского царевича Владислава. И когда неожиданно его сын Михаил стал царём, то он и принялся "править и володеть".
Сам Михаил, по видимому, был благодарен Донскому Войску, и даже говорили современники, что он целовал Крест договора с казаками, но "чёрный ворон" Филарет отблагодарил чёрной неблагодарностью. Так, этот интриган заставил своего слабовольного сына подписать предательскую грамоту Турецкому султану в 1617 году следующего содержания: "И мы Вам Ахмет Султанову величеству, про тех воров, про Донских казаков, объявляем, что тут на Дону живут наших государств (!) воры беглые люди и казаки вольные, которые бегают из наших государств, заворовав от тяжбы и от разбою и от всяких смертных вин, боясь от нас смертной казни, и тут на Дону, живучи веруют, сложася, ссылаяся с запорожскими черкасы; по повелению недруга нашего Польского короля, в Смутное время с польскими и литовскими людьми и с запорожскими черкасы наши великие российские государства воевали и многие места запустошили (!) и единоплеменную (!) - (мордва, черемисов, чухны, ведь, меря) крестьянскую кровь разлили (а цари её то и пили, - прим. автора) и многую смуту те воры, называючи воров свою братью государскими детьми, учинили...по окончании польской войны, мы на тех воров пошлём рать свою и с Дону их велим сбити".
Припоминается не анекдот, а исторический факт, когда Половцы окружили Киев, то князь, ожидая помощи Черниговского князя, говорил осаждённым (эта речь записана летописцем): "Я слышу шум под Подолом (предместье Киева), то брат наш с ратью идёт и битвою мать Русь прославляет".
Так и Филарет до самой своей порочной смерти, так и не явился "с ратью мать Русь прославлять" на Дону, - кишка оказалась не только слабой, но и порочной предательской.
И в тоже время Земский Собор с Михаилом посылали грамоты, полные похвал Донскому Войску. Напоминая Донцам Иван IV и службу ему, они писали: "потому ж служите и прямяти начальные службы свои и радение к царю показати. А за свою нынешнюю и прежнюю многую службу вы от всемогущего Бога милости, а от царя великое жалованье, от всяких людей Московского государства и от окрестных государств честь и слава и похвалу будете иметь...".
В 1614 году сношения с Доном были переданы из "Разряда" в Посольский приказ. Таким образом, Москва признала Дон государством, а не общиною казачьей и установила сношения через ведомство иностранных дел. Донское Войско вело свои сношения совершенно самостоятельно: с Польшей, Венгрией, с Персией, с Азовом, с Крымом. Царское Правительство двояко относилось к этим фактам; к одним оно не протестовало, по другим даже угрожало, но бесполезно, - вольная республика ревниво охраняла свои права независимого народа.
Постоянные морские экспедиции казаков к берегам Крыма, Анатолии, впредь до Константинополя, грозили разрывом Москвы с Крымом и Турцией, поэтому Москва грозила Дону разорением, и от имени царя коварный Филарет писал казакам, что он провозгласил анафему через Казачью Церковь, но это не подействовало, так как Церковь у казаков была отдельна от государства и духовенство не участвовало даже в Кругу.
Тогда Филарет с царём предложили прекратить набеги на Турцию и Крым и "итти на государева недруга на польского короля землю с турскими пашами с Муртузою, да с Абазою вместе".
Казаки Дона сразу же поняли злостное ухищрение Филарета, что пойдя против Польши, под командой Турецкого паши, казакам будет отрезан обратный приход на Дон, и поэтому они решительно отказались, послав грамоту царю: "мы от Бьожьей милости не отступники, а тебе государь, не изменники и не лакомцы, служим тебе с травы, да с воды и во всём себе в твою царскую милость отдаваем и истинную православную веру помним и крепко держим, и николи, государь во крестьянстве кровопролития, как прежде сего, и так и ныне не хотим и не желаем, и сами мимо своей крестьянской веры и мимо твоего государства в бусурманскую землю турским пашам на помощь, на литовскую землю идти не хотим; ни при каких бывших царях, мы Донские казаки; Мурат -салтанам не служили и через турскую землю не хаживали".
Высоко развитое религиозное и национальное чувство казаков воспротивилось лже-христианским ухищрениям Филарета и царя идти с турками против христиан Литовского народа, и не только воспротивились, но и посол царя, пытавшийся воздействовать угрозой, лишился своей головы.
Три года не давали Дону царского жалованья, свинцу, пороху и хлеба. Семь тысяч четвертей муки гнило по складам, а казаки должны охранять рубежи Москвы. Вниз по Дону разбой татар; вверх - рыбы мало, вся она за Азовом, в море. А Азов, как пробка в бутылке: не даёт проходу Донцам погулять по Чёрному морю; охота за зверем прекратилась - ушёл он за горы Кавказа; степи повыжигали татары, - корма для коней мало.
И, вдруг, густые ливни с севера опустились над морем Хвалынским и зашумели по Волге и Дону, - надулся Дон, вода высокими волнами заливает кругом. Взыграли Донец, Чир, Хопёр, Медведица - кипят шлют могучие воды в Дон. Со стен Черкасска бьют тревожные пушки и колокола. На пристани крик купцов из Персии и Генуи; мелькают белые чалмы, красные халаты, кунь и шапки; казачки носятся по улицам, спасая своё добро. Казаки в лодках снуют, по Дону плывут сундуки, доски, бочки с рыбой - сушёной и мясом. Всюду крик: "в Раздоры"..."Греби в Монастырский". Проклинают Черкасск - свою столицу - лежащую на низине. Пойдут ливни - в воде сидят чуть ли не до крыши. Казаки в стругах кружатся, как птицы, согнанные с гнёзд.
А казаков всё же тянет к Черкасску, - поближе к морским далям и местам родным древним городкам и Азаку-Казаку городу, о котором только и остались предания. Сам Смага Чертенский и Михаил Черкашенин - славные Атаманы - водили казаков на море. Смаги уже нет, а Михаил ещё жив, который, как буря ещё в эпоху Ивана Грозного ворвался в Азов, выручил из тюрьмы Ермака. Древний город Аказ-казак переименовали в Азов, по имени Половецкого князя Азуфа, и сам то Дон лишился древнего имени "Танаис", - при сарматах. А дождь как из ведра всё льёт и льёт. Поплыли запасы зимние и походные на сорванных плотах к Азову - неожиданный дар туркам. Атаманы: Каторжный, Старой, Татаринов бросаются: торопят казаков спасать остатки казачьего добра. Уже к вечеру, когда солнце пригрело, - крики: "Татары, татары...Джанбек налетел!..." И началась в болотах, камышах, по берегу, в степи яростная сеча с татарами. Бились саблями, вёслами, кольями, баграми.
Могучий великан Каторжный рассекал татарина на два куска...оттеснили татар поближе к воде. Татары хватали добро казачье и купеческое; перехватывали коней; топтали копытами детей и баб; с гиком волочили пленных по земле на арканах. Но сгрудились казаки, зарубили многих; татары побежали в степь; увели многих казаков и среди них красавиц: жену Атамана Старого и невесту Татаринова, дочь славного Смаги Чертенского - Варвару. Красное, радостно-сверкавшее солнце поднялось над рекой, над молчаливыми мудрыми курганами - свидетелями славы казачьей, над всей необъятной родной Степью. Повсюду зазеленели высокие травы, волной серебрится ковыль, ярко пестреют прекрасные цветы: красные, жёлтые, белые, голубые. Как море, перед новым приливом, дышала Донская Степь, как сказка, вливая бодрость и силы сынам своим, только что пережившим вчера трагедию.
Весёлые, задорные казачки, забыв вчерашнее горе, пёстрой толпой шли на берег Дона - стирать домотканое бельё, и пели: "Ой ты, батюшка, ты Донской Атаманушка Ермак, сын Тимофеевич. Как у нас было на море: не чёрным зачернелося, не белым забелелося, - зачернелись на море корабли турецкие, с парусами белыми полотняными". Казачата: черноволосые, шатены, беловолосые, прижитые казаками с "ясырками" разных племён и народов, целой ордой высыпали на улицы, подхватывая песню своих матерей. Была ли среди всех народов такая республика Свободы и доблести, в страшных сражениях забывать горе и петь чарующие песни? Нет!
Крымское ханство, образовавшееся на развалинах Золотой орды, раздиралось тоже враждой за Престол.
Джан-бек-Гирей, лишив престола, ограбив богатства Махмет-Гирея и царевича Шан-бек-Гирея, разыскивал их, чтобы вздеть их на кол.
Все ближние аулы вышли встречать казачьих невольников из Черкасска, Раздоров и нижних юрт.
Хан ожидал, взойдя на высокий камень. Вскоре появился военачальник Чохом-ага-бек. Прошла конница хана на белых лошадях. Каждый татарин вёл за собой несколько коней; потом шли татары с пищалями, луками; за ними заскрипели телеги с добром грабежа; прошёл верблюжий полк. В хвосте вели пленных: понурые, босые, обтрёпанные, еле тащили ноги, спотыкались, падали, но их тащили волоком, били бичами, крича: "Чок, чок..." Потом вели красавиц казачек, связанных верёвками. То были "товар" редчайший и самый дорогой. Он славился за морем: в Испании, Индии, Персии, Царьграде, в Азии. В особой палатке несли писаную красавицу Варвару Чертенскую, - Она должна стать женой хана - четыреста второй.
А в это время из Москвы в Черкасск прибыл Атаман Старой и на Кругу читал грамоту: "мы наперёд сего писали, чтобы вы на море не ходили. А в прошлом году турский Амурат Султан прислал к нам посла своего Фому Контакузена о братской крепкой дружбе Вам писано - только вы, атаманы и казаки учнёте на море ходить и турским людям тесноту чинить (какие доброжелатели - прим. автора), сели и деревни воевать, и вам от нас великого (но глупого) государя быти в великой опале и наказании, а от отца нашего, светлейшего (!) патриарха Филарета "всея Руси" быти в вечном запрещении и отлучении (падарки султана были дороже жертвенной службы казаков - прим. автора). А вы на море ходите, суды громите и на Крымские улусы воюете, с азовцами задрались и с крымскими тоже. Вы их грабите и вместе с людьми побиваете..."
Тут Атамана Татаринова взорвало. Со злостью бросил на землю шапку и крикнул: "О чём мыслит царь и бояре? Джан-Гирей нас задирает. Пограбил нас басурманин; в полон взял наших казаков".
Чтение грамоты продолжалось: "воровством и ласкательством (!) кровь неповинную проливаете. И вы есть за то злодеи и враги Креста Христова (!). А ведаете ли вы, что Турский султан Амурат и Крымский хан Джан-бек-Гирей с нами в крепкой дружбе (вот так избрали казаки царя!). Уймитесь вы от воровства. Разбойники! Злодеи!"
Тут закричали казаки: "не любо нам, не любо! Ту грамоту чернил злодей наш - Филарет!" Тогда Атаман Старой крикнул: "веди нас Каторжный на синее море. Все пойдём, и я пойду с тобой. А ты, Татаринов, веди казаков к Джан-Гирею. Верни наших людей. Громи что силы есть Бахчисарай. Разори осиное гнездо в Чуфут-Кале. Рви, метай кругом - пришла пора...".
Всё закружилось вихрем. "На море синее, к Азову, возьмём! Веди Татаринов!" - как яростная гроза гремели казаки...
"Послушайте!" - крикнул Старой - любимец казаков за мудрость. Всё притихло. "Нас силой не возьмёшь, мы правду любим. На море поведёт Походный Атаман Каторжный: он лучше всех нас знает морское дело. В Крым поведёт сейчас же Атаман Татаринов. Но, прежде чем двинется Каторжный, я поеду к Запорожцам, чтобы они на море помощь дали". Казаки кричали: "Слава Атаману Старому" Седлайте казаки коней! Чините струги!" Провожать Старого собрались атаманы и старики. "Скажи Богдану, крикнул Черкашенин, что в городе Чуфу-Кале гниют казачьи кости, и слёз там наших - море. Я с его батькой родным, тёской Михаилом лихо бился плечо к плечу; его убили под Цицерой. Да и что говорить, Турки поганые так и наровят Запорожцев и нас согнать с родных Земель".
Старой и есаул Карпов вскочили в сёдла. Кони рванулись к дороге до Чигирина. Навстречу им попадались весёлые, чубатые запорожцы, до пояса голые, загорелые; старые сидели кто на завалинках, кто лежал пластом на тёплой земле, в ладных чоботах, молодёжь в кунтушах шляхты с позолоченными пуговицами.
На колесе арбы сидел сам Богдан. Старой и Карпов отдали низкий поклон. Лицо Богдана весёлое, загорелое, ясное, взгляд твёрдый. Увидя Старого и, приветливо улыбаясь, начал первым:
• Знаю, что дело у нас - одно: бить турок, або татары нападают на вас?
• Так, - улыбнулся Старой.
• Ну, если турок бить будем, то я и головы своей не пожалею.
Нужно сказать, что Богдан был в плену у турок в Синопе, и выручил его Сагайдачный. Беседа в Чигирине закончилась скоро и Богдан на прощанье сказал:
-Поезжай, Старой, на Дон, скажи казакам: Богдан пойдёт на море.
Сядем на струги, выйдем на Днепр, поближе к Кизикерману, тогда пришлю гонца на Дон. Саблю мою целуй, давай свою.
И Богдан поцеловал саблю Старого, в знак дружбы и Казачьей верности.
----------------- ...... -------------------
Донская Степь дышала полной грудью своего оплодотворения, как любящая, сильная и великая своими соками, мать. Сплошное море цветущих душистых трав. Серебрится ковыль. Всё буйное, здоровое, жизнерадостное. Буйных трав не заглушить ни колёсами телег, ни затоптать конскими копытами. Донская Степь питает казака и его верного друга - коня.
Среди ковров цветистых стоят курганы, молчаливые свидетели горячих сражений. Они тянутся в Донскую Степь от Кавказских гор через Кубань. Кто покрыл необъятную Степь ими? Кто разбросал их так щедро по берегу Азовского моря? Были: скифы, сарматы, булгары, аланы, хозары захватили всё низовье Дона и всё пространство от Днепра до подножия Кавказских гор. Но исчезли нахлынувшие из Азии конные кочевники, и остались Донские и Днепровские казаки, наследниками безмолвной Степи, которая не легко выдаёт свои тысячелетние тайны.
Дон - могучая река Степей - граница двух материков Азии и Европы. Глубок и величав синий Тихий Дон Иванович. А кругом, шумит, волнуется трава.
В высокой траве мелькает татарский малахай Атаман Татаринов; позади чернеют островерхие шапки казаков. Все одеты в татарскую одежду. Они плывут по Степи, как по морю, - коней не видно, лишь шумит слегка ковыль, безмолствуют курганы. Появится у кургана дозорный и быстро исчезнет. Подойдя ближе к Молочным водам (севернее Крыма), заметили издали многочисленное войско Джан-бек- Гирея. Догадался Татаринов, что татары ждут ответ на их грабёж и стали в засаду. А поэтому Татаринов повернул коней, переплыл Дон и поскакал к Тамани - тесному проливу у Керчи, предполагая, что татарское войско будет долго маячить на севере, а он тем временем, переплыв пролив, погуляет в Бахчисарае на Юге.
У пролива казаки стали плесть из камыша небольшие плотики; на них положили сёдла, порох, одежонку; привязали плотики к конским хвостам, и поплыло казачье войско со своими верными друзьями и красотой Дона могучими конями, делавшими иногда в день стовёрстный переход. Плывут кони, с ними казаки. Думки одна, как бы не промок порох, - без него в Крыму будет погибель. Но плотики с хвостами легко скользят по воде. Торчат из воды головы казаков, да правые руки, державшие уздечки; левыми руками взмахивают, как вёслами на стругах. С большими усилиями переплыли и попадали от усталости на землю. Кони отряхиваются и тоже ложатся. На время забываются, кругом тишина, лишь слабый всплеск волны пролива о берег.
На берегу стоит, после отдыха, Атаман и смеётся:
• Ой, вы орлы Донские! Да с вами от царёвой Правды уйдёшь...
Седлайте же коней, к Гирею в гости едем!
Казаки гогочут, смеются тоже, услышав голос орла - Атамана; скоро двинулись в путь. Обогнули Артазалинское озеро. Малый Стамбул лежал внизу у моря. Старый дворец Салхата стоял в горах выше. Ехали по заброшенной еле видной тропе; переплыли Кучук-Карасу и Биюк-Карасу; сушились на скале, оттуда виден шумный город Карасубазар с 11-ю мечетями; выехали в Байдары. Внизу, под скалами, застыло море. Чуть поскользнись и прощай вольная страдная жизнь казака. Усталых коней поили в речках, кормили в рощах зелёных. На заре проскочили Черкес-Кермен - едут татары, татарский говор. Дворцы в садах зелёных. Мечети на горе. Копыта коней обмотали тряпками - не слыхать топота, уздечки тоже - не звякают.
"Совой три раза крикну - кончайте стражу - выручайте меня", шёпотом передал казакам и исчез в темноте с тремя казаками и есаулом Порошиным Атаман.
Татары молились в мечети. Во дворце сидели: сам Хан, верховный судья Чехом-ага-бек и турецкий паша Гуссейн-Делия. Они не заметили, как прокричала сова, а также малая стража, которую в потьмах прирезали. Татаринов и Порошин, как кошки перемахнули через стену дворца; сверкнули ятаганы двух часовых, но шашки казаков вонзились в татар, как молнии. Казаки вошли в залу дворца.
• Кто ты? - с тревогой спросил Хан.
• Я, Походный Атаман Татаринов, - сказал по татарски Атаман.
Хан в ужасе попятился к стене. Чохом-ага присел; Гусейн-паша схватился за рукоять кинжала. Хан метнулся к нему, выхватил кинжал и кинулся на атамана, замахнулся, но Порошин схватил его за руку, тогда хан перебросил кинжал с правой руки в левую; сверкнула шашка атамана и кисть левой руки с кинжалом покатилась по полу. Хан присел, скорчившись от боли.
• Где полоненники? - вскричал Татаринов.
• В Чуфук-Кале, - ответил за хана судья.
• Пощады нет тебе! Царю пишешь, на нас жалуешься, а неправды
делаешь! Пиши нам свою клятву, что ты не будешь делать набегов на царскую землю и на Донских казаков.
Хан подписал эту клятву; поставил подпись Гуссейн-паша и сам Татаринов. Хан поставил печать. А затем, оставив хана трястись, забрал с собой, как заложников Гуссейн-пашу, великого визиря Чохом-Агу.
А Донцы за дворцом уже разбивали казематы невольников, захватывали имущество татар, отбили двери гарема, освободили Варвару Чертенскую и других. Жёны же Старого не оказалось, - красивую Фатьму обезглавили за то,что она отказалась быть женой хана. Варвару ещё не успели обесчестить, решительно заявившую, что при попытке - разобьёт себе голову об стену.
Всё войско тронулось на заре из Бахчисарая. Ещё светились звёзды. Луна висела над мечетями. Для пленных казаков забирали по дороге арбы, так они не могли двигаться; везли также захваченное добро. Впереди колонны Гуссейн-паша, Чохом-Ага и другие знатные татары и пожелавшие покинуть гарем красавицы, чтобы выйти замуж за казаков. Насильно женщин не брали. Сзади всех, в татарском малахае и золотом халате, ехал на вороном коне Походный Атаман Михаил Иванович Татаринов и есаул Фёдор Иванович Порошин.
------------------ ......... ---------------------
Вскоре грандиозный, по тому времени, флот Запорожцев двинулся в путь. Сотни стругов, по 40 казаков в каждом, направился к турецкой крепости Казикермень. Надо было пройти посты, прорваться в море и соединиться с флотом Ивана Каторжного. У стен неприступной, как казалось крепости, Запорожцы потеряли шесть чаек и 200 казаков, две чайки загорелись, а от них и вся пристань. Запорожцы осадили крепость, взорвали башни, пробились к лиманам и, достигнув городка Аролан-Ордека, вступили в бой с турками. Одержав победу, вышли в Егорлыкский залив, оставив позади себя разрушенную крепость и догорающие на воде суда.
-------------------- .......... -----------------------
Усеянный стругами Дон, готовился в морской поход с шеститысячным войском; с ним пожелал ехать старинный Атаман Михаил Черкашенин - знаток и чтец по звёздам и приметам погоды. Спешили лишь бы добраться до Азова к вечеру. Вход в Керченский пролив запирался цепями. Суда обвили пучками тростника для защиты от ружейной пальбы и шаткости на воде. Положили мачты и паруса; бочонки с пресной водой, просо, рыбу, мясо, сухари, боевые припасы и икону Николая Чудотворца.
• Казаки родные! Вёсла на воду! - пронёсся громовой голос Атамана
Каторжного.
На стругах запели: "Ты прости, ты прощай наш Тихий Дон Иванович..."
По стругам было приказано, что половина войска с Походным пойдёт по правому берегу Дона, а другая со Старым - по левому. Когда струги в темноте подошли к Сергиевскому городку, неожиданно сверкнула молния. Закрапал дождь, волна хлынула потоком. В Сергиевском заранее срубили 300 дубов, сбросили в воду, на них сели казаки и поплыли авангардом, а за дубами весь флот. Дон раздвоился. Темнота кругом. Блеснула молния, показались над водой крепостные башни. Каторжный приказал: "дубки по одному пускать вниз на цепи". Прошли мгновения - услышали, что цепь заскрежетала и зазвенела.
• Аллах! Аллах! - поднялись крики со стен Азова.
По стенам побежали к бойницам. А дубы один за другим бьют и бьют по цепи. Звенят они. Сотни пушек выбросили каменные ядра, поднялась ружейная пальба, а дубы плывут и клюют. Остров Лютик дрожал...Дубки сожгли порох турецкий, пушки замолкли. Казаки перетянули струги через цепи и прорвались в море. Сторожевые суда турок были уничтожены. У Федосеевой косы выпили пресной воды - во рту пересохло, погрызли сухарей и рыбки и двинулись в дальний путь по Чёрному морю на соединение с Запорожцами. На утро взбунтовалось море, - стало приподнимать струги, как щепки. К вечеру стихло, не досчитались 10 стругов и 300 казаков. Дед Черкашенин следил за звёздами и давал направление флоту. Прошло две ночи, а Запорожцев нет. Настала третья. Казаки начали роптать, но на передовом струге, вдруг кто то крикнул: "Огонь на чайке", - то был огонь Запорожцев. Войска крикнули: "Днепру и Дону Слава!".
-------------------- ............. ------------
Над Царьградом уже бледнели звёзды и чуть-чуть золотился Восток. В Стамбуле спали безмятежно. Лишь в старом городе мерцали огоньки. Спокойная, тихая гавань "Золотого Рога" отделяли старый город от нового. Она была перегорожена цепями. В Гадате, торговом центре, ещё не просыпались. В гавани белели паруса и флаги народов всех стран. Казаки на стругах придвинулись к теснине "Золотого Рога" и сразу загородили гавань. Они причалили туда, где Византийский император Константин копьём своим начертал на земле границы города, откуда блеснул блеск его славы. Подплыли к цепям., нагрянули, нажали и на берег, как горох, высыпались всей массой. Бросились к первой башне. Впереди Атаман Каторжный. Запорожцы - подправники пошли к стенам; подкоп повели с азартом, дружно. Башня от взрыва зашаталась. Казаки полезли, как осы на мёд, к главным воротам торгового города, - взрывом сломали ворота; широкой волной, как Дон и Днепр в половодье, хлынули в город. Пушки бьют, турки мечутся по стенам. Разбили казаки двор, где держали невольников: молодые, весёлые, предназначенные уже к отправке в Алжир-Морокко; другой двор с невольницами-красавицами, "товар" для знатных людей всех народов. Добрались до темницы невольников в цепях. Здесь были: терские, донские, запорожские, астраханские казаки, поляки, московиты. Запорожцы ворвались в Стамбул. В "Золотом Роге" казаки напали на купеческие корабли. Что можно было - захватили, а в общом кинули огонь, - заполыхали корабли.
• Жги под корень, - громозвучно раздавался голос Каторжного. Ведите
невольников к стругам. Тащите добро.
Добрались казаки до гнезда Султана в Топп-Капуси - бросили и туда огонь.
Полезли казаки к новым башням. Полегло много их. Атаман и Гетман соединили силы, навалились яростно на стены трёх башен. Рвы заполнились убитыми. Бились казаки осатанело, рубились в рукопашную. Стамбул горел. От огня загорелись даже деревья. Затем казаки тучей двинулись к главному Арсеналу; протянули 17 шнуров к пороховым погребам, под руководством Старого. И когда шнуры загорелись, казаки спешно побежали к стругам, наполненным уже добром и освобождёнными людьми. Казаки почернели, как негры, от пороха, дыма и пыли, - одни глаза горят, да зубы белеют, но все рады, что отомстили за разорение Черкасска, за смерть и каторгу Донцов и Запорожцев. И грянул Арсенал...
От взрыва загудела и затряслась земля, всплеснулись волнами воды "Золотого Рога", дома рушились, небо заволоклось чёрным дымом.
Казаки плыли по Синему морю и вдохновенно пели свои старинные песни. Двинулись свей громадой к Синопу, Трапезунду, захватили что поценное, освободили пленных. Струги переполнены. Возвращалось соединённое войско через Миусский лиман. Донцы перетянули струги в Донец, а по нему уже достигли Тихого Дона. Запорожцы свои струги и добро грузили на арбы из Чигирина.
Так счастливо закончился поход объединённого казачьего флота Донцов и Запорожцев. При расставании сечевики и донцы братски целовались. Сыпались остроты и прибаутки по адресу турок: "Оце тобi, бабуся, i наука: не йди замiж за внука! Женись на дочца, а не на тёшi".
Это было одно из последних выдающихся военных действий двух братских единокровных войск Донского и Запорожского.
----------------------- .............. ------------------------
Слухи о разгроме казаками Царьграда и Крыма, дошли до Москвы. Гнев "Чёрного ворона" Филарета был необычаен, до того, что он заболел какой-то загадочной болезнью и готовился подыхать. Бояре рвали и метали, настаивая перед Михаилом собирать карательное войско и самому даже "с ратью идти" для того, чтобы окончательно разгромить это Донское революционное гнездо до тла. В их умозрениях рабовладельцев не укладывалось понятие: как это так не подчиняться повелениям "великого государя всея Руси" и Земского Собора "всея земли".
И как это не странно, но оказался единственный князь, хотя и "худородный", непринимавший никакого участия в управлении, ибо ненавидел Филарета, - это Пожарский, который прямо заявил: "Вы роете себе яму. Подождите немного и вам покажут ваши друзья турки и татары свою дружбу".
Так или иначе, а 10 июля 1630 года, вместе с турецким послом Фомой Контакузеном был послан из Москвы к султану посол Андрей Савин, а к Донцам - воевода Иван Карамышев с грозным приказом и конвоем в 700 ратных людей, устрашить вольную Донскую республику будущей карательной экспедицией.
Ехали послы один месяц. Дорога на Дон была опаснее прежней. Великая опала на казаков всполошила беспокойных людей: побежали от бояр "чёрные людишки"; в лесах появились разбойники, не трогавшие, однако, казаков, а их то при послах и не было. Стрельцы за дорогу завшивили, изголодались, случались нападения. Кое-как дотянулись до Воронежа. Поплыли на стругах по Дону. Навстречу им у Медведицы выехал Атаман Татаринов. Гарцует на коне по берегу, но близко не подъезжает. Карамышев написал ему письмо: "почто не встречаешь честно великих послов государя и турецкого посла?".
• Мы не боимся, - ответил Атаман, - но нам доподлинно известен ваш
умысел - разорять наши юрты. Царь в гневе сослал нашего посла Наума Васильева и казаков в острог Белоозера.
Воевода ответил:
-Повелеваю вам настрого сопровождать стрельцов в Черкасск, они
поведают Дону мою волю.
И не дожидаясь ответа, поплыл вниз по Дону на 80 стругах. Остановился Карамышев между устьем р. Маныча и Черкасском, у самого Орехова Яра, и стал разузнавать у лазутчиков, не собираются ли казаки ввязаться в войну Турции с Персией, не пришли ли к Донцам Запорожцы, а также Терцы и Яицкие казаки.
Посол Савин позвал, наконец, Татаринова на свой лично струг. Атаман появился смело, держа, однако, руку на рукоятке шашки. Савин, не поднимая головы, сказал:
• Воевода приказал Атаману Войска и всем казакам явиться в мой стан
и выслушать царскую грамоту.
Татаринов ответил:
• Мы царя спасали, мы царя ставили на царство. Идти к вам на поклон
всему Войску не след, николи этого не повелось. Были послы побольше тебя, но и те ходили на Круг и читали грамоты, и ты пойдёшь и будешь читать, - закончил Татаринов, сверкнув огненными глазами.
Татаринов быстро вскочил на коня и вихрем помчался в Черкасск. Объяснил свою беседу с послом. Черкасск загудел. Казаки бушевали. "Посла в куль, да в воду...Гляди и царь поумнеет. Зови, Атаман, послов, воеводу давай, стрельцов всех перебьём. Дон без крови, никому не отдадим. Бить воеводу до разу".
Но, в это время, окружённый стрельцами, к часовне подъехал Савин. Дрожащим голосом он начал:
• Казакам и Атаманам Дона должно быть ведомо, что государь изъявил
свой гнев...
Гул голосов прервал Савина:
• А хлеба нам не дал, из за султана поганого немилость...
• За Царьград! - крикнул Савин, - Вы там жгли корабли...Галату город...
Вновь потонув в гуле голос посла.
• Поганый Султан Азовское наше море захватил. Мы к нему не лезли,
пускай сидит в Стамбуле...Знатца с Султаном мир, а на Дон идёте войной? Кармышев пришёл казнить да вешать? Ну, собачий сын, - притих? Читай нам грамоту!
Посол совсем перепугался.
• Долой посла...Тащите на Круг самого воеводу. Побьём послов!...
Ответ будем держать перед Богом...
Приволокли Карамышева. Воевода встал с земли, но шапки не снял.
• Сними шапку перед Кругом! - кричали казаки, - Ты похвалялся всех
перевешать на Дону?
• Не похвалялся я, - ответил воевода и громко добавил: - а не велика
была бы беда!
Толпа двинулась. Карамышев хотел что-то сказать, но только что открыл рот, как шашка близ стоящего казака со свистом опустилась на его голову. Обливавшегося кровью Карамышева потащили к Дону и с размаху кинули с крутого берега.
• Прими Ты душу Боже раба Твоего грешного ивана: хоть и гордец он
был, но воевода храбрый, - сказал Атаман Каторжный.
Вернувшись, стали читать грамоту. В ней назывались казаки ворами, изменниками, разбойниками. Гнев казаков не унимался, они кричали:
• Фому проклятого в куль, да в воду, от него всё зло идёт! - и двинулись
к стругу турецкого посла. Вытащили его, выкатили с одного струга бочки с порохом. Посадили посла на одну бочку, а на другую - чауша (переводчика); привязали их верёвками, зажгли снопы сорной травы и понесли к бочкам. Еле-еле уговорил казаков уважаемый всеми Атаман Старой.
• Ну, вези Старой посла в Азов, а царю отпишем, что с Дона не уйдём и
не очистим землю без крови...
Описывая подробно этот эпизод казни Карамышева, необходимо остановиться на тех духовных эмоциях, каковые вообще были в душах Донских рыцарей. Свою Свободу ценили выше всех земных благ, своё казачье достоинство не преклоняли перед злостными брюхатыми боярами. Бились на смерть за свой обожествляемый Тихий Дон: за свою честь, за веру православную, за вековечную славу, и не меркла эта слава в великом самосознании, что они - казаки - роду казачьего, что они исстари от казаков ведутся, а не от беглых рабов Московии. Это было два мира, резко отделявшихся друг от друга: казачий народовольческий и московский рабовладельческий.
--------------------------- .................. ----------------------
Разгневанная до белого каления Москва, потребовала немедленно прибыть самому Донскому Атаману Каторжному. Дон ответил категорическим отказом. Потребовала Старого, - тоже отказ. Тогда потребовала Татаринова.
Круг решил:
• Не давать на казнь его!
Казаки кричали:
• Татариновых на Дону мало...один он...
Но, вдруг, вышел на Круг орёл Донской и крикнул Кругу:
• Седлайте коней, давайте в подмогу четыре казака, еду в Москву:
не вернусь - ставьте крест около часовни...земли побольше наносите на мою могилу...
И стали казаки седлать коней и носить шапками землю на "могилк" - Мише...
Станица Татаринова отъезжала в Москву. Жена Варвара в беспамятстве металась и голосила, уцепилась за стремя, её отнесли в курень. Все бабы плакали. Старики, пригнувшись к землякам, осушивали слёзы...
--------------------------- .................. -------------------------
В тот день, когда мать царя Марфа Ивановна, причастившись, постепенно умирала, она спросила царя:
-Есть ли кто с Дона?
• Да, есть - Атаман Татаринов!
• Позови его ко мне.
Царю не хотелось позвать Атамана, но укоризненный взгляд матери, заставил покориться.
Войдя в хоромы, Татаринов стал на колени перед умирающей. Старуха сказала:
• Твои дела, Атаман, известны мне, и слава Твоя тоже известна.
Совершил ты полезное дело для Дона и государства. Я хвалю тебя и Войско твоё, - говорила царю:
• Царь! Слышишь ли ты?
• Всё слышу матушука!
• Вы, - продолжала старуха, - охрана государства. Что сталось бы с
ним..., если бы вы не стояли крепко на Дону.
• Великая государыня! - сказал Татаринов,- Давно мы сметили это, но
бояре то московские против этого...
• Что бы Ты хотел Атаман?
• Государыня, освободи Ты нас своей царской волей от всех утеснений
боярских; освободи казаков, томящихся в тюрьмах Москвы.
• Царь! Освободи несчастных и обласкай Атамана. Пускай он едет
спокойно на Дон.
Марфа Ивановна - сопровительница с царём и Филаретом, лукавая всю свою жизнь, перед смертью поняла многое и закончила земное пребывание лаской к казакам.
Татаринов стал собираться на Дон. В Москве он узнал многое. Слухи были что не избежать войны с Польшей и даже с Турцией. Говорили, что около царя нет никого, чтобы дать совет. Он жалует бояр не по разуму, а по роду, но они неграмотны, не учёны, спесивы, бесстыдны, блудники.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 16 янв 2014, 02:42 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
ХАРАКТЕРИСТИКА МОСКОВСКОЙ ЗНАТИ (из книги историка Милюкова "Очерки русской культуры", стр. 103)

Первый опыт командировки русских за-границу для обучения, сделанный Годуновым, кончился полной неудачей. В Москве относились крайне осторожно к заграничным поездкам, отпускались лишь акклиматизировавшиеся иностранцы и их сыновья, а на русских был наложен запрет. Один из немногих, нарушивший этот запрет чиновник Посольского приказа Катошихин, передаёт соображения, коими руководилось правительство: "для науки и обучения в иные государства детей своих не посылают, страшась того: узнав тамошних государств веру и обычаи и вольность благую, начали бы свою веру отменять и приставать к другим, и о возвращении к домам своим и к сродичам бы попечения не имели и не мыслили" (вот так культура родины???!!! - прим. автора).
Таким образом, за-границу не могли попасть как раз те, кому такое путешествие могло бы принести пользу (но вред рабовладельческой системе). Изредка появлялось в Европе русское посольство, но московские чиновники, волей правительства становившиеся импровизированными дипломатами, меньше всего были подготовлены к роли наблюдателей европейской жизни. Незнакомые с языками, кое-как вычитывавшие по тетрадке, слово за словом, свои официальные речи, они озабочены были одним: как бы не сделать лишнего шага, что было бы умалением чести государя и не подвело бы их под служебное взыскание. Они не прочь были иной раз попользоваться непривычной свободой жизни, но то, как они понимали эту свободу, вызывало отвращение в невольных свидетелях их разгула. Это было, в глазах европейских наблюдателей, даже не "варварство", а просто "скотство" и "свинство" (недаром царь Грозный говорил про русских, что это - скоты). От удовольствия европейского стиля, так же как от наслаждения путешествием - картинами природы, памятниками искусства, приобретениями культуры - отделяла их Китайская стена, созданная их собственной умственной и нравственной грубостью. Куда бы они ни являлись, они несли с собой всюду, в буквальном и в переносном смысле, свою собственную атмосферу: помещения, в которых они останавливались, приходилось проветривать (выпускать "русский дух") и чистить чуть ли не целую неделю. Их появление на улице, в парчах и в шелку красного, жёлтого или зелёного цвета, в длиннополых халатах, с высочайшими воротниками и длиннейшими рукавами, в меховых шапках азиатского покроя, собирало около них толпу зевак: не то это был маскарад, не то религиозная процессия, не то просто этнографический курьёз, вывезенный каким нибудь предприимчивым антрепренёром из заморских стран, вместе с нильскими крокодилами и африканскими львами.
Когда в Москве поняли к концу XVII века, какое несуразное впечатление производят за-границей эти доморощенные дипломаты, всего больше хлопотавшие о том, как бы не уронить достоинство своего государя, то их стали заменять обжившимися в России иностранцами.
Итак, поездки за-границу ничего не могли дать для усиления иноземного влияния в России".
----------------------------- ................... ------------------------
Со всех сёл в ту пору гнали мужиков в большие города для создания войска для войны, под стенами Смоленска.
Шли мужики и кляли на чём свет стоит, не только поляков, но больше всего бояр, самого царя Михаила, а больше всех проклинали "святейшего" патриарха Филарета.
Татаринов только в ус усмехался и думал: "наше берёт!". Но не так то было одолеть рабскую стихию.
Когда прибыл на Дон Татаринов и успокоил Круг, то в Москву собирался ехать Атаман Старой, для сопровождения турецкого посла Алей-агу, временно заменившего Фому Контакузена, отлёживающегося от страха тех минут, когда он сидел на бочке с порохом.
Царь принял, хотя и холодно, но без укоризны Старого и спросил:
• Зачем посол турецкий приехал в Москву? Как ты думаешь?
• Подбить тебя на войну с поляками.
• Нас казаков унять. Султан пойдёт войной на Персию. Боится Амурат,
чтобы с тыла мы не ударили. Гроза идёт с турской стороны...Когда Амурат двинется на Багдат, мы должны взять Азов!
-Ересь ты мелешь, Старой!
• Не ересь, пойдут на это все казаки: запорожцы, булгары, сербы.
Нужно их только поднять. А как только начинается война с Польшей, то нужно ожидать, что Крымский хан, по требованию турок, начинает набеги на русские поселения. А ты, государь, грозишь нам иметь дружбу с погаными.
• А помолчи...нет сил тебя слушать, разбойник!
Старой немного помолчал, но снова начал:
• В народе ходят слухи, что светлейший патриарх ведёт военное дело
и разбойное...Не к лицу это святителю - ему надлежит ведать церквами и монастырями...
Весь внутренний гнев против Филарета, приносившего столь много обид и крови казакам, вылился у смелого Атамана.
Царь вскочил разгневанный, крикнул к двери. Появился мгновенно обер-палач Савва Языков.
• Железом жечь язык атаману! Уведи его!
А тем временем царю доносили, что татары Крыма пошли войной на русские окраины, взяли в полон много людей так, что их девать некому, - продавали за чашку проса каждого.
--------------------------- ................ ----------------------------
Не дождавшись на Дону Старого, Атаман Каторжный прислал в Москву другую станицу с извещением о большой кровавой битве с татарами на речке Быстрой, что северо-восточнее Донца. Атаман писал:
• Побили свыше шести тысяч татар.
В этой конной битве Каторжный применил знаменитый тактический приём "вентеря", с обходом флангов и захода в тыл. Царю не с кем было посоветоваться - Филарет подыхал. Царь крикнул палачу Языкову привести тайно Атамана Старого. Увидев его, царь отшатнулся: лицо его чёрно-синее, вспухнувшие губы, покрытые язвами - дрожали, впалые щёки с чёрными пятнами вваливаются, одежда - грязные лохмотья.
Старой приблизился к царю т окровавленным комком языка, еле вымолвил:
• Теперь доволен, царь! Зачем позвал?
• Грешен перед Богом, - вырвалось у Царя. - Сейчас же поезжай на
Дон. Татары - лезут на окраины. Возьми мой кафтан, в знак моей ласки царской.
Царь снял кафтан и накинул на плечи Атаману. Старой невольно усмехнулся, - говорить полусожжённым языком трудно. Царь протянул грамоту для Атамана Каторжного с похвалой Войску "промышлять над татарами, чинить над ними поиски, сколько Бог помощи даст, разоряйте татарские улусы, людей побивайте, жён и детей их в полон забирайте. Спасайте государство наше!..".
Отпущено было для казаков Старого и Наума Васильева, освобождённого из тюрьмы: 476 вёдер пива, 476 вёдер мёду, 476 вёдер вина; разных заморских сукон и жалованье для войска. Царь велел приехать в Москву и Атаману Каторжному: "для царской ласки".
Исследуя материалы по Казачьей истории, я натолкнулся в трудах знаменитого академика Н. Я. Марра, - установившегося древность Казачьего народа, где он говорит:
"Когда социальное положение народа понижается, вызванное событиями, то этот народ называют: воры, разбойники, изменники; когда же социальный авторитет повышается, то говорят: народ этот благородный и бывает ему почёт". Так и с слабовольным царём Михаилом было: советы лицемерного интригана Филарета приносили вред государству и страдания в войнах казакам.
----------------------------- ............... -------------------------
Окутали в тёплые одежды Старого, положили его в царский возок; к нему сел Наум Васильев, и поехали Атаманы на родной Тихий Дон.
А тем временем, под стенами Смоленска, грянула война. Московское многочисленное войско оказалось абсолютно небоеспособное, стало разбегаться,что было на руку и его руководителям воеводам Шеину и Измайлову, - они просто продали войско польскому королю Владиславу. Шеин и Измайлов были всё же казнены, набитые карманы червонцами не помогли. Но не казнили инициатора бесславной войны "святейшего" интригана Филарета, в своё время выдвигавшего в цари Московии, того же Владислава и присягнувшего ему.
Как и предсказывал Старой царю, сын Джан-бека Гирея-Мубарак-Гирея, с сорока тысячным войском вторгся в пределы Московского государства. Он достиг Ливен, миновал Тулу, прорвался через укреплённую линию, и Серпуховской дорогой вышел к Оке, в 120 верстах от Москвы. Проник он к Кашире и Пронску. Повсюду запылали города, деревни, сёла, дворы и церкви. На всех дорогах стоял великий плач детей и женщин. И только слухи, что на помощь Москве идут шведы, да что казаки возможно отрежут путь отхода в Крым, спасло Москву.
Как стадо скота гнали в Крым пленных; над головами их посвистывали плети погонщиков.
А в каменной крепости Чуфут-Кале сам Джан-бей-Гирей в страшном гневе, пытал и казнил лютой смертью послов Москвы: Косогризова, Дурова, Саковина и Голосова, вешал их голыми вверх ногами, требуя лисьих шуб; приближённые хана вершили над молодым Дуровым, с присущей азиатам страстью, противоестественный "содомский грех".
А в это время на Дону, к созванному Атаманом Каторжным майдану, по поводу похода против войска Мубарека-Гирея, незаметно в "Московские ворота" въезжал позолоченный царский возок. Дежурный на колокольне зазвонил, пушка ударила - царь едет! На козлах сидел осанистый заправский царский возница, а кругом возка свои казаки. Возок остановился около часовни и все обомлели. Из царской кареты вышел худой, бледный Атаман Наум Васильев. Три года он, сидя в тюрьме, не был на родном Дону. Глаза слезятся, волосы, ещё у молодого Атамана, словно снегом посыпаны. Заплакал Атаман в изнеможении; к нему подбежали все атаманы и старики, целуют Наума. Казаки кричат: "Атаману Науму - СЛАВА!". Наконец, в большом волнении , Атаман сказал:
-Добра то мы привезли много, а не любви и горя ещё больше, -
войдите в карету...
Ковры, узоры, ларец в золоте и камнях блестит, парча, сукна, а в углу, согнувшись человеческое тело в...царском одеянии...
• Запытали Старого в Москве, - с горечью пояснил Наум.
Атаманы бережно вынесли Старого и положили на траву. Старой рот раскрыл, что-то хотел сказать, но лишь замычал. В дороге ещё более язык распух, губы растрескались, из язв текла сукровица...
• Вот, выбьем дурь из головы царя, - кричал Татаринов, - не без него,
ведь, это насильство делалось. При Грозном царе такого не было. Донские Казаки! Что же мы должны делать? - в гневе, покрывая шум майдана, как гром, вопрошал Каторжный...Пожили в муках-хватит...побить московских палачей...
А распалённый майдан ревел:
• Не станем грамоты читать - к чёрту...царский возок кинуть в Дон, -
гудела Донская вольница, будто ураган.
Карету покатили к Дону. Старого понесли в его землянку, на попечение знаменитой московской вышивальницы Ульяны, бежавшей на Дон с казаками, от злодеев бояр.
------------------------------ ................... ---------------------------
Прошли три года. Азовцы всё более и более наглели, нападали на казаков. Казаки отбивались, но царь по-прежнему писал:
• Не задирайтесь и вам поведаем жить с ними в мире...
Как-то Старой, уже выздоровевший, сидел на завалинке своего куреня, смотрел на родной Дон, только что освободившийся от льда и думал, - ведь на нём лежала обязанность вести дела внешние республики.
• Противиться ли царю безвольному, окружёнными врагами казаков,
боярами; выйти ли из его воли, или покорно подставлять свои головы под ятаганы турок и татар...Взять Азов! - как молния прорезала мозг мысль Атамана.
И, вдруг, вдали за городом, в степи, грянуло:
"А попереду Дорошенко
Веде своэ вiiiско,
Вiйсько Запорiжьске
Хорошенько!
А позаду Сагайдачний,
Що промiняв жiнку
На тютюн та люльку
Неудачний...."
Ветром отнесло в сторону песню, но снова, с попутным дуновением, над степью пронеслось, как буря:
Гей, долиною, гей,
Широкою
Козаки йдуть,
Козаки йдуть..."
Вскоре показалась колонна. Колокола зазвонили. Впереди ехал бравый, красивый, з "оселедцем" за ухом, молодой кошевой Матьяш.
Увидев Старого, которого он знал по походу на Царьград, подбросил шашку и снова её схватил ловко на лету, он крикнул:
• Дону - Слава!
Его слова подхватили Запорожцы. Привставший Старой крикнул:
• Днепру - Слава!
Его поддержали сбежавшиеся казаки и казачки, а детвора, как мухи облепили Запорожцев, любуясь их одеждой, шашками, конной сбруей.
• Куда Бог несёт, дорогой Матьяш? - спрашивал Старой.
• Веду 4 000 казаков в Персию, добывать себе счастья, - война
Амурата с персами началась.
Пока Матьяш беседовал со Старым в курене, попивая добрую "горiлку" и закусывая балыком, АтаманНаум Васильев, зная уже думку Старого о Азове, уже скакал в Монастырский городок готовить широкий обед на всё Запорожское войско.
Обласканные Донцами, Запорожцы на отрез отказались идти в Персию и решили остаться на Дону.
--------------------------- ........................ ------------------------
Намерение Атаманов - взять Азов, держалась в строгой тайне. Сам Атаман Каторжный отъехал в Москву для "царской ласки". Но в Черкасске и других городках кипела работа по подготовке к походу. Атаман Татаринов, избранный в Походные, не слезал с коня. В Монастырском принимал войска, приходившие со всех юртов и городков и спешно обучал новых: конных перескакивать через рвы, быстро спешиваться и идти в атаку в пешем строю; пеших учил взбираться с помощью лестниц и арканов на стены, рыть глубокие траншеи и подкопы.
Казачкам приказал сушить побольше рыбы и мяса, выпекать чюреки, вялить рыбу и зашивать в мешки; портных и сапожников усердно заняться обмундированием. На удивление всем, приказал собирать татарские кафтаны, шить фески, собирать зурны, трубы.
Туркмены, жившие восточнее Дона, обратились к Татаринову с предложением о Союзе. Он их отослал к Старому, заведывающему Посольскими Делами. Тот обласкал Туркмен, их прибыло 300 кибиток, из них был образован верблюжий полк.
Внешней безопасностью заведывал Атаман Наум Васильев. Ему удалось захватить на море, западнее Азова, небольшой флот турок, сопровождавший дочь Азовского паши-Калаша, красавицу Довлет, предназначавшуюся в жёны Крымского хана, с 700 турками.
Как залог для обмены на казаков, Довлет содержалась в Черкасске на особом попечении. Паша прислал из Азова задержанных казаков. Но красота её свела с ума Походного Атамана Запорожцев Матьяша. Он потребовал её себе и пригрозил, что если её не отдадут, то он уведёт Запорожцев. Ему не отдавали, он стал буйствовать в пьяном виде, стрелять. Тогда решили отослать Довлет в Астрахань для Персидского шаха.
Узнав о этом, Матьяш поскакал в погоню, но за ним помчались Запорожцы с Паньком Стороженко, недолюбливавшие буйств Матьяша; догнали его, связали, привезли в Монастырское, наварили большой казан каши и сказали:
• Ешь, сукин сын, не поешь - сбросим в Дон!
И Матьяш ел, ел и с раздутым желудком свалился на землю, три дня спал, а на четвёртый день вся страсть исчезла.
В помощь Атаману Васильеву была дана разведческая команда сапёр, во главе с знаменитым инженером Иваном Арадовым - 300 молодых казаков.
Биграфия Ардова такова. В 1623 году, в Москву прибыла делегация Венгрии для заключения союза с Москвой против турок. С этой делегацией прибыл и Арадов. Миссия этой делегации не увенчалась успехом, по вине беспутного Филарета, для которого подарки султана были ценнее общих интересов в борьбе с могущественной тогда Турцией. И Арадов - венгерец, решил ехать на Дон, заявив, что оказывая пользу Дону, сражающемуся с турками, своими знаниями, он тем приносит помощь и своей родине Венгрии. Круг Дона радостно принял Иоганна Арадова в казаки, с переименованием Иоганна в Ивана и он стал гражданином Донской республики.
Арадов приступил усердно к обучению 300 сапёр (среди коих был и 12-летний Степан Разин, отчаянный казачёнок), как копать зигзагообразные окопы для подхода к крепости, чтобы не страдать от картечи и пушек и ружейного огня, производить взрывы, бросать огненные фугасы, вязать фашины, взбираться по лестницам на стены, наверняка бить из ружей в мишени.
Арадов принимал участие в морских походах на Синоп и Трапезунд. Среди казаков пользовался большим почётом. Он же составлял чертежи крепости, не с одной только огневой линией на верху стены, а с двумя по средней линии, а также постройке угловых башень, чертил подкопы из крепости для взрывов валов вокруг стен крепости (чем впоследствии и воспользовались казаки).
----------------------------- ................... ---------------------------
Черкасский большой колокол гудел тревожно, ему вторили колокола на сторожевых башнях. Казаки бежали на майдан. На площади показалась маститая фигура самого Донского Атамана Каторжного, недавно только прибывшего из Москвы со стругами, полными: товарами, вином, хлебом, порохом, свинцом, жалованьем. А из Азова прибыл турецкий посол Фома Контакузен, для отправки в Москву и просил себе казачий конвой.
Глаза - гиганта Атамана горели злым огнём. Он подошёл к майданному столу, около которого валялись связанные арканами: яицкий есаул Иван Поленов - предатель войска - шпион царский, лазутчик Урмаметка - татарин, два турка и грек, задержанный дозором есаула Порошина в камышах и болоте, с грамотами посла Фомы в Азов, Москву и Крым. Здесь же стояли связанные, сам посол турецкий-грек по происхождению и его чауш (переводчик) - Асан. Из войскового куреня вынесли Казачьи Регалии: пернач, бунчук, знамёна.
При разборе дела, при опросе лазутчиков, оказалось, что Поленов написал письмо в Москву и передал это письмо Фоме, а последний посылал предупреждение в Азов и Крым, что казаки готовятся к осаде Азова. Эти то документы и были захвачены разведкой Наума Васильева.
Казаки кричали:
• Смерть лазутчику султана!
Грозно подошёл Наум к послу:
• Это тебе, Иуда, за моё сиденье в тюрьме. Бери, Фома, мою награду!
Посол раскрыл глаза, но не успел их закрыть, как шашка взметнулась со страшным свистом и голова Фомы скатилась с плеч. Наум оттолкнул её ногой.
• Мне, Донские Атаманы, терять уже нечего!
Ещё раз блеснула шашка и голова чауша Асана покатилась по земле.
Двенадцать кулей предателей несли к Дону. Впереди шествия нёс куль Фомы сам Атаман Каторжный, куль Асана нёс Старой, куль Поленова-Порошин есаул. Кули бросили в Дон, в подарок ракам.
Возвратившись к Часовне, Каторжный молвил:
• Ну, Михаил Иванович! Готово ли твоё походное войско? Веди его на
Азов!
Татаринов говорил Кругу:
• Попомните моё слово, Казаки...Медлить нельзя и опасно...бояться
нам, окромя Бога, некого...царь наложит на нас опалу за казнь посла, не станем просить пощады...в грамоте Фомы, ведь, сказано: "терпеть казаков-разбойников не можно. Сгони их, царь, на Яик реку...".
Султан завяз в войне с Персией, не скоро выберется. А нам бы-казакам, одним крепким ударом взять Азов, ведь он был наш казачий Азак!
Казачий гул, как гром гремел:
• Царь нам не указ. Веди нас Атаман Татаринов.
Казачьи струги двинулись вниз по Дону. Конница Запорожцев остановилась охраной Черкасска и Сергиевского городка, на случай набега Крымских татар. К ним присоединился и верблюжий полк.
Дед Черкашенин не утерпел от участия в походе. Старый Атаман Черкашенин являлся как бы знаменем былой старины казачьей и казаки Дона верили в боевое счастье: раз "дедуся с нами, знать будет успех!" И сидя на передовом струге, тихо пел: "Ты прости, ты прощай наш Тихий Дон Иванович!". За Свободу Дона погибли его три сына и особенно выдающийся есаул Фёдор, при воспоминании о которых горючие слёзы старого Атамана увлажняли его глаза. Что ожидает под Азовом всех казаков? Многим, что плывут по Дону, суждено пасть смертью храбрых в жестоком кровавом бою...
Заметив грусть старого орла, Атаман Татаринов, сидевший рядом с дедом, сказал:
• Думу твою знаю, за плечами Москва, под нами вода Тихого Дона, с
нами войско грозное, в городках остались сироты малые с матерьми и без них, искалеченные казаки в боях, да дряхлые старики. Попасть в немилость царю - беда, быть во вражде с судтаном - беда. Не горюй, дедуся, возьмём Азов, смоем слёзы казачьи.
И, вдруг, на стругах казаки запели:
"Ай, загоралася во поле ковылушка,
Да не ведомо - отчего,
Ой да, не от тучи же, братцы, не от грома.
А загоралася ковылушка от казачьего, братцы, ружья..."
Под прикрытием темноты, войско Донское пошло на приступ крепости, 18 июня в 4 часа, раздался страшный взрыв большой силы под Ташкенской стеной, подготовленный великим казаком Арадовым. Стена от взрыва зашаталася, треснула, в середине образовалась брешь, саженей в десять. Но знаменитый инженер Иван Арадов погиб: его завалила стена. Этот герой жертвенно послужил Казачьему народу и его Земле, оставив после себя блестящих техников. Память о этом славном рыцаре будет вечно в Казачьей Истории.
СЛАВА во веки ГЕРОЮ!
Не успел затихнуть гул, как с другой стороны, под самой крайней башней, соединяющей Азовскую и Султанскую стены, раздались два громадных взрыва, Казаки бросились к провалам, на них обрушился сильный огонь двести пушек, но ядра летели сверх голов.
Атаман Каторжный, подплыв на стругах к пристани, поджёг триста турецких лодок. Удушливый дым просмолённых лодок заволок стены крепости. Вся пристань горела. К Приреченской стене приставили сапёры лестницы, казаки полезли вверх, на них лилась горячая смола. Сапёры были в медных касках - раненые падали в ров. На стенах турки кричали:
• Азер, Азер - Аллах, Аллах!
Казаки снизу целились и били наверняка, со стен падали турецкие начальники в зелёных куртках, артиллеристы с фитилями, сыпались красные фески.
Справа раздался новый взрыв, ученика Арадова - Ивана Косава, Азовской стены.
Отряд Старого пробился под Каланчинскими башнями, взорвал больверк, обложил со всех сторон третью башню и подоспел на помощь к Каторжному.
Глубокие рвы наполнились убитыми турками и казаками. Приставив лестницы, два Атамана взобрались на стены и заметили, что в море появились Запорожские чайки. То подошёл отряд Петра Вернигора. Рассыпались по берегу лавой, они с хода полезли на Приреченскую стену. Татаринов с большим отрядом бросился в брешь Ташкентской стены, но был отбит, бросился к Султанской - тоже неудача. Тогда, в великой ярости, налетел на Ташкентскую стену, где грудой и грозной толпой стояли янычары. Подкатили две пушки. Дали залп кусками железа, - живая стена янычар прорвалась - Татаринов с Порошиным и с казаками врубились в остальных. Прорвался. Засверкали казачьи шашки уже на стенах крепости. К Султанской стене прискакали, наконец, запоздавший Матьяш с Запорожцами и верблюжий полк туркменов Гайши и наездники Сергеля. Взорвали главные ворота с бесстрашным Атаманом Наумом Васильевым. Гайша и Матьяш пошли в атаку.
Кругом кипела страшная сеча. Наконец, турки, видя что им грозит смерть, кинулись вон из крепости. Медный шлем Атамана Татаринова появился на Султанской стенке. Отчаянный Атаман кричал:
• Калаш-паше могила. Крепость, братцы, за нами. Рубите всех до
единого.
К ночи пушки турок стихли. Врываясь в казематы, казаки кончали бой. Походный Атаман скакал по площади крепости и кричал:
-Слава, вам, Донские и Запорожские казаки на вечные времена!
Целую неделю казаки убирали трупы турок. Мёртвых казаков отвозили в Монастырский городок, там хоронили и устроили на братских могилах Часовню, которая стоит и доныне там. Было убито 1 100 казаков и много ранено. Затем казаки собрали Круг, на котором постановили:
• Походного Атамана Михаила Ивановича Татаринова, за его дерзновение и подвиги во славу Донской Земли и за страх поганому турецкому султану и Крымскому хану, возвести в звание Атамана Великого Войска Донского и жить ему в крепости Азова.
• Городу Азову быть вольным городом для торговли всем купцам Востока и Запада.
• Всем казакам и их жёнам из Черкасска переехать в Азов и жить там.
• Всему Войску крепить стены крепости по чертежам, почившего героя казака Ивана Арадова и во веки не отдавать ни хану, ни султану.
• Атаману Алексею Старому вести постоянно мирные переговоры с народами Азии и Европы, а также с мурзами Большого Ногая свободно кочевать по Кальмиусу и Миусу, возле Азова и Астрахани.
К крепости прибыл посол Грузии Георгий Цулубидзе, для приветствия казаков с победой. Он привёз на сорока четырёх больших подводах, в сопровождении Терских казаков: вино, порох, свинец, сукна и сласти для казачат. Казаки были расстроганы братским приветом христианской Грузии и кричали: "Грузии слава!"
Затем начались в Азове молебствие о даровании здравия Великому Войску Донскому, панихиду по павшим орлам.
А. И. Ригельман ("Повествование о Донских казаках", писал:
"Казаки, взявши в 1637 году Азов, возобновили в городе бывшую древнюю церковь Иоанна Предтечи, греческого православия, которая сооружена была, а также и образ в ней писан был ещё от 637 лета.
Победу над турками, казаки завершили весёлым пир-беседушкой. Вино лилось, песни неслись вниз по Дону, через Керченский пролив. Но общее веселье нарушил глава Запорожцев Матьяш. Своевольный, неуживчивый, честолюбивый, спропагандированный Московским послом Савиным, что Матьяш будет обласкан царём и возможно станет, гетманом, грубо и дерзко потребовал от Атамана Татаринова отдать ему половину Азова и добавил:
• Если не отдадите, то подниму всё войско Запорожское и перебью
кого надобно.
Панько Стороженко и Пётр Вернигора, подслушавши тайно сговор посла Савина с Матьяшем, стояли сзади его, когда он грозил Татаринову, и Парько спросил его:
• А яку тобi половину дати? Оту, що рiчки йде, що в степ веде?
• Оту, що до Дна веде! - ломаясь самодовольно, ответил Матьяш.
Запорожцы схватили Матьяша и понесли с шумом на Приреченскую стену и размахавши оттуда, сбросили в Дон.
• Ото буде, хлопцi, його половина! - бурчали обозлённые Запорожцы,
за нарушение торжественного праздника.
Грустный звон колокола протяжно пронёсся по городу и повторился трижды в память заблудшагося казака.
• Да простит Всемогущий Бог за его грех. А нам, братцы, Запорожцы и
Донцы, живым нужно думать о живом, а не о мёртвом! - сказал грустно Атаман Татаринов и пир оживлённо продолжился во славу Казачью!

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 18 янв 2014, 04:03 
Не в сети
Администратор
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 19 окт 2012, 02:22
Сообщений: 1516
//


Последний раз редактировалось Армай 17 дек 2014, 00:26, всего редактировалось 1 раз.

Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 19 янв 2014, 01:59 
Ну в общем конечно написано много... но чего больше - мёда или дёгтя не определить так сразу...


Вернуться к началу
  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 19 янв 2014, 19:56 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
ПРЕСТУПНАЯ ПОЛИТИКА МОСВЫ


Донское Войско того времени, готово было кроме Азова, привести в государево имя Тамань, Темрюк и Большой Ногай, но против включения Азова в состав Московского государства. Войско готово было пойти на унию с Москвой, во имя общего дела, но частью Московии оно себя не считало, как не считало себя и частью Московского народа и не желало им быть. Казаки шли по пути создания империи на федеральных началах, толкало на этот путь и безвольного царя, но этот царь, как игрушка в руках "чёрного ворона" Филарета, придерживаясь его подлых советов, шёл по пути поглощения, захвата и грабежа всего того, что встречалось.
Стремление и психология вольности и рабства были не соизмеримы. Так или иначе, выход в Чёрное море, после взятия Азова, раскрывал перед Москвой широкий горизонт развития колоссальной торговли, но наличие там казаков, приводило рабовладельцев бояр в исступление. А между тем, казаки считали царя защитником христианского народа и верили, что и весь то народ Московии, тоже христианский, создавший "сорок сороков" церквей. Какой был самообман! И после уже Атаман Кндратий Булавин говорил: "у московского народа много церквей, но веры нет..."
Посланный в Москву 20 сентября Атаман Петров, на поставленный им вопрос:
-Какое отношение царя будет ко взятию Азова? - не получил
определённого ответа.
Москва выжидала осторожно событий, и даже в грамоте своей не упоминала имени Азова, а только спрашивала о освобождённых из крепости пленных, число их 1 670 было уже прекрасно известно. Но заботы о них никакой. Пленные московиты, как военный материал абсолютно непригодные для казаков, да эти люди и не хотели оставаться на Дону, как в кипящем котле войны.
Московская власть относилась к своим, казалось, гражданам абсолютно безразлично, не отпуская на их пропитание ни гроша, взваливая расход на них, на Донское Войско, которое и кормило несчастных во имя христианского соболезнования, само нуждаясь в хлебе.
20 ноября в Москву прибыл Атаман Шатров, но и он не добился прямого ответа об Азове, а лишь Москва выражала заботу о том, как бы казаки привели в подданство Большой Ногай "великому государю".
На следующий 1639 г. в феврале был послан Атаман Устинов, с захваченными языками турок и татар, которые сообщили, что Турецкий Султан повелел Крымскому хану готовиться к походу под Азов. Устинов доложил также, что "пороховую и ядерную казну" истратили, большой недостаток в хлебе, израсходованном на большое количество московитов пленных, всё время прибегающих в Азов, и что пограничные воеводы не пропускают московских торговцев с хлебом, а сами торгуют в свою пользу, а также берут чрезвычайно высокие пошлины, и когда Устинов, наконец, сказал, что Большой Ногай, после взятия Азова, выражает согласие войти в подданство, то царь "смиловался" и послал 100 пудов пороху и 150 пудов свинцу, то есть в половину меньше обычного, посылаемого ранее, а в грамоте - нравоучения, что "в случае похода татар на московские украины, чинить над ними поиски, чтобы православных христиан в плен и в расхищение не давать", но кормить то этих "православных", уже освобождённых, Москва отказывалась. Вот так православие Москвы! И опять в грамоте об Азове ни слова.
9 марта, из новой уже столицы Дона, в Москву выехал сам Войсковой Атаман М. И. Татаринов с есаулом Шадеевым и Станицей в 22 казака. Он сообщил, что большая часть Б. Ногая уже перекочевала на левую сторону Дона и "корм им пойла давали и телегами ссужали, а поэтому сами в хлебных запасах совсем оскудели". Также Атаман жаловался на недостаток боевых припасов, а что весной ожидается поход турок и татар к Азову, что Азов объявлен казаками вольным торговым городом и торговля налаживается. Наконец, думные бояре поставили Татаринову острый вопрос:
• Будут ли казаки отстаивать Азов?
Атаман ответил:
• Приговорено и утверждено крепко, чтобы против турок стоять, осаду
в Азове крепить, города не отдавать и не покидать, хотя все до единого помрут.
А поэтому Атаман просил прислать жалованье, хлеб и боевые припасы, а также послать указ воеводам украинских городов прекратить задержку торговцев, из собственной корысти и наживы и пропускать их на Дон беспошлинно.
Указ был послан, но он плохо исполнялся. Москва хотела, чтобы казаки удерживали Азов но страшась событий, стремилась остаться в стороне, объявив нейтралитет.
Донское Войско взяло Азов своими головами и было вольно удерживать ли его, оставить без боя или войти в соглашение с Турцией, на выгодных началах.
19 апреля 1638 года, Крымский хан прислал своих послов в Азов с требованием уступить его без боя.
Донцы ответили:
• Не токмо, что городу вашему царю не отдадим, но не дадим и одного
камня из городской стены.
После этого пошли в разных направлениях разъезды, а 6 мая ушёл к берегам Анатолии Атаман Александр Долгов на 45 стругах, около 2 000 казаков. Вверх по Дону была объявлена мобилизация. Мотив: "чтоб свою молодецкую честь не потерять, за истинную христианскую веру стоять...".
Внимательно и любовно исследуя свою родную Казачью Историю от древних времён до современности, мы видим, что в жизни Казачьего народа не было стремлений к захвату чужих территорий для создания за счёт их материальных ценностей, и если и были частые походы в пределы Турецкой империи, то тогда это считалось делом даже богоугодным, против фанатизма турок, кровью и железом желавших восстановить вокруг себя Ислам.
Казаки во всех войнах России принимали всегда яркое участие, и всегда в результате оставались голыми. Что же двигало казаков на высочайшую жертвенность? Патриотизм во имя империи, любовь к Москве? Нет, эти чувства не были импульсами, так как казаки не могли любить рабовладельческий метод управления, а всё же стремились на поля сражений охотно, как будто на свадебный пир.
Ведь, казаков никто не гнал палками, как обычно это делалось в Московии, и тем не менее, казаки шли в бой за чуждые им интересы, в пользу исключительно жадной Москвы, и клали свои чубатые головы.
Взять, например, так называемую "Отечественную войну" 1812 года. Для казаков она "отечественной" не была, так как казаки считали себя отдельным от России народом. Пошло на войну 82 казачьих полка, 60 из них покрыли своими костями всю Западную Европу, 22 полка вернулись на Дон, а к этому времени все лучшие земли - 3 миллиона гектаров, были захвачены дворянами.
Инертность, безразличие к материальным ценностям, даже глупость руководили казаками, которые шли на убой? Но нет, казаки, ведь были вольные, свободолюбивые, с высоким самосознанием своего казачьего достоинства.
Какая же духовная сила толкала их на смерть? Для многих покажется даже непонятным, но самой движущей силой было "чтобы свою молодецкую честь не потерять, за истинную христианскую веру постоять...". Современное "культурное" общество, по духу уже отошедшее от богословских истин, скажет: "какие же были казаки-дураки!" Вместо того, чтобы завоёвывать хоромы, они жертвовали свои головы за мифическую Честь и Славу!
Пройдут ещё века, исчезнет поклонение "Золотому Тельцу", рассеется сатанизм и перед восхищённым взором обновлённого духовного человечества, предстанет Казачий Рыцарь Чести, Свободы и Истинной Веры в Создателя всего видимого и невидимого Мира!
Атаман Долгов вернулся из морского похода благополучно и вскоре казаки опять ушли в море, узнав о приходе свыше 50 турецких катарг. Казаки встретились с Турецким флотом у г. Тамани и, несмотря на превосходство турок, ударили и "учинился бой большой и стал дым великий". Около половины казачьих стругов было заперто в устье Кубани, тогда казаки вышли из стругов и продолжили бой, но на помощь турецкому флоту, пришли турки и черкесы (принявшие ислам) из Тамани и Темрюка. Половина казаков прорвалась и пешком дошла в Азов, а свыше 300 казаков пали в бою. Турки потеряли свыше 1 000 убитыми. Остальные струги, пустивши на дно 10 катарг турок, возвратились обратно.
Сведения, полученные на море и от конных разъездов, захвативших пленных во главе с сыном мурзы, убедили казаков, что поход к Азову турок в 1639 году не состоялся. Мобилизация была отменена. Запорожцы ушли из Азова на помощь своим против Польши.
Войсковым атаманом весной ещё был избран Наум Васильев; он сообщал Москве, что 30 000 ногайцев перешли в подданство царю: "а мурзы, государь, ногайские, которые под твою царскую руку пришли, в достать нас истощили: и запасы хлебные, и мёд, и вино, и быков, и баранов, и невода, и котлы, и каюки мы мурзам давали и деньги собирали, себя оскудя и их, мурз, утешали для твоего царского величества. А пленники валом валят в Азов и мы совсем исхарчились". И несмотря на это, Войску было отпущено только 6 000 рублей, а хлеба ни куска, а также боевых припасов, а узнав из доклада Атамана Каторжного, что в Крым 12 000 невольников заготовляют продовольствие для турецкой армии, совсем зажалась. Если Москва хотела добиться очищения казаками Азова и заключения "братского" союза с Турцией, не давая средств для защиты, то это вполне было бы целесообразным.
4 января в Азов прибыло посольство от Персидского шаха с грамотой Донскому Войску. Шах предлагал Союз и помощь от 10 000 до 20 000, но казаки отказались самостоятельно решить этот вопрос, за неимением хлеба и боевых припасов, и отослало грамоту царю, который из амбиции не мог понять действия казаков.
По случаю смерти Турецкого Султана и восшествия на престол брата Ибрагима, поход в 1640 году не состоялся. Для Азова и для Москвы это был большой выигрыш для вооружения Азова, а также дипломатических возможностей, но Москва не делала ни того, ни другого, беспутно и глупо выжидала.
Атаман Наум Васильев, зная отлично лицемерие Москвы, писал:
"Азов держать нечем, казаки с наготы, с босоты, и с голоду и холоду разбрелись врозь по своим городкам. Бьём городом со всеми городскими строениями и 280 пушками. А мы, государь, не городержцы. Мы бьёмся за веру христианскую неизменно, и если Азов не будет принят в царскую отчину и жалованье не будет прислано, то казаки разрушат Азов и покинут его".
Атамана Зимовой станицы Гаврилова утешали, что запасы будут присланы, и на протест Атамана, что воеводы не пропустят, тоже сказали, что напишут указ.
Политика Москвы привела к тому, что казаки стали фактически убеждаться в том, что им больше было выгоды, когда Азов был в руках турок. Крепость требовала наличия большого гарнизона, а этот гарнизон, будучи только едоками, не имел возможности добывать средства охотой, рыбной ловлей и торговлей.
Угроза казаков оставить Азов, воздействовала на царя и он отдал указ снабдить Войско необходимым, но отправка задержалась под различными предлогами.
21 марта 14 000 татар подошли к Азову. "Были бои великие пять дней, наших людей на устье Дону и на взморье на рыбной ловле побрали, а мы у них сколько Бог помощи подал, многих побили и побрали", гласила отписка царю.
Крымский хан прислал послов для размена пленными и предлагал казакам "казну великую 40 000 червонцев".
На последнее предложение Наум Васильев (атаман) ответил:
• Взяли мы Азов своим умышлением, а не праведного царя
повелением, взяли своими головами и своею кровью, а головы свои складывали за истинную свою непорочную веру, за дом Св. Пророка Предтечи и Крестителя Иоанна, а на твоё тленное и гибнущее злато не прельщаемся. Будет вам, Крымскому и Турскому царям, Азов город надобен, и вы его также доставайте, как и мы доставали: своими головами и своей кровью.
Вот и опять красной непрерывной нитью пронизывается духовная структура Казачьего народа: Честь и Вера, но не злато!
Крымский хан добивался Азова. Тогда все силы он мог бросить на Москву прямым путём от Перекопа через Тулу. А Москва так запасы и не присылала на Дон. А весной 1641 года из Москвы тайно, от Донских казаков, через Крым были посланы в Царьград послы Лыков и Букалов для заверения нового султана в своей дружеской лояльности и что султану предоставляется свобода действия по отношению к казакам, которым царь поддержку не окажет, а будет держать строгий нейтралитет. Москва шла на явное предательство.
11 апреля Атаман Т. Я. Лебяжья-Шея на 12 стругах "для вестей", всего 600 казаков высадились в Крыму; многих татар побили и освободили много русского полону. 7 стругов с пленными пришли в Азов, а Атаман Михаил Таран с 5-ю стругами остался на море и двинулся к Анатолийским берегам. Возвращаясь оттуда, уже не мог пробиться к Азову - куда прибыл Турецкий флот; тогда он кинулся к устью Днепра, но здесь ему преградил путь Польский полковник Душинский; он сперва брал взятки с казаков за укрытие их от турок, а затем предложил последним совместно напасть на казаков. Весь отряд был окружён и почти все 300 человек пали смертью храбрых. Спаслось лишь несколько казаков, один из них Юрий Марчёнок 15 октября добрался до Москвы и поведал о гибели отряда.
Вот пример довольно яркий, как западное воинство смотрело на войну: сперва как исключительно нажива и до предательства христиан включительно, а затем уже набивши карман, говорить о "чести и вере".
Последняя отписка Войска царю была послана уже тогда, когда крепость была обложена, но Атаман Беляй Лукьянов прорвался ночью. В отписке Наум Васильев писал:
"24 июня пришли Крымский царь и многие земли и Азов обложили, запасов ваших много было обещано, но не прислано, и пить и есть почти что нечего".
Валуйский воевода Голенищев-Кутузов также доносил, со слов захваченных татар, что турки после взятия Азова, все свои силы бросят на Москву.
Москва послала в Царьград новое посольство Зайкова, но оно было перебито Запорожцами. Москва обезумела от ужаса и отдавала себя на милость Турции.
Несмотря на превосходство турок и татар, на очевидное коварство и предательство Москвы, задержавшей средства для защиты Азова, славное Войско Донское решило защищать Азов. Был ведь выход: отдать за большой золотой запас, предложенный Крымом; могло Войско оставить Азов на выгодных для себя условиях. Но тогда все колоссальные силы турок и татар до 400 000 были бы брошены вперёд и тогда бытиё Московского государства было бы кончено, ибо Казанское и Астраханские царства, как единоверцы, с радостью набросились бы на своего врага - Москву.
Донское Войско защищало не себя, оно могло свободно и на выгодных условиях, уйти вверх по Дону, но оно защищало свою непорочную светлую Честь и Веру и Славу!

СТРАШНАЯ БИТВА ЗА ДРЕВНИЙ ГОРОД АЗАК-АЗОВ


Комендантом крепости был назначен Осип Петрович Калужанин, неимоверной силы и отваги казак. О нём сохранился рассказ, когда во время сильной бури и ливня дождя, и вздымился могучими волнами "Тихий" Дон, срывая с приколов плоты с запасами: рыбой, сухарями, мясом, то он, задерживая плоты могучими руками, забивал большие колы пудовым молотом; вокруг него кружились, как выброшенные из гнезда, птички - казачки, спасая добро казачье - общинное и, вдруг, крики: "Татары, татары!"
Увидя красивый, пышный цветок изящных казачек, вокруг Осипа Петровича, татары бросились на этот "товар", самый ценный для азиатов. Первым мчался мурза с высоко поднятой саблей на Атамана, а тот спокойно ожидал, не имея при себе ни револьвера, ни шашки и только, что подскакал мурза, то страшный удар большим длинным колом обрушился сперва на голову лошади, которая пала мёртвой и повалилась, а затем уже кол полосанул и мурзу; следующие за мурзой два татарина, ушли также в вечность за своим начальником; остальные просто остолбенели и когда Атаман двинулся на них, размахивая ужасным колом, то они в страхе умчались. Спасённые казачки бросились в свои землянки и выбегали оттуда с ружьями, чтобы принять участие в защите Черкасска.
Сама крепость была заново ремонтирована, укреплена по чертежам инженера Ивана Арадова, были углублены и уширены рвы, была создана трёхярусная огневая оборона, вместо одной верхней, устроены были дополнительно башни, под землёй созданы минные галереи, слуховые проходы, за стенами крепости поставлены "избы", кои насыпались хрящём, на случай пролома стен артиллерией.
На вооружении было 280 орудий мелкого калибра. Перед осадой, по мобилизации, подошли казаки со всех речек "Казачьего Присуда", последняя тысяча уже пробилась через турецкое обложение. Собралось в Азове до 8 000 казаков и 800 казачек, во главе с Атаманшей Варварой Татариновой, вскрывшей после взятия Азова, измену предателей - братьев Яковлевых - Михаила, которого подвесили крюком за ребро и Корнея, увильнувшего от кары, но затем, после прославившегося предательством Атамана Степана Разина. Казачий резерв был оставлен в городке на Казачьем Острове, который часто нападал на тылы осаждавших турок и татар, проявляя дерзкие партизанские налёты.
В Азове ещё до осады, ощущался недостаток в хлебе, крупе, толокне, пшене.
По своей территории, количеству населения, громадным средствам, по своей военной мощи, Турция была самой могущественной империей всего Земного шара.
Силы исчислялись казаками осадной армии в 240 000 человек, по расспросам пленных. Эту численность дают и турецкие источники, из записок историка муфтия Эвлина, бывшего главным муедзином при турецком главнокомандующем пашой Гуссейн-Делия. Боевой состав был в 250 000, а 50 000 рабочих. Турецкий флот состоял из 150 галер, 150 фрегатов, 200 чаек, всего свыше 500 судов.
Артиллерия: 120 ломовых (осадных) пушек для пролома стен с ядрами в пуд, полтора и двух пудов, мелких орудий было 700 и 32 мортир для навесного огня. Всего у турок было 850 пушек и изобилие боевых припасов.
Эти громадные силы и средства, конечно, были двинуты не только против Азова, взятие которого паша считал, как летняя прогулка, а всю мощь ре имел намерение двинуть на Москву, чтобы с этим государством покончить раз и навсегда, установив, таким образом, могущественную Турецкую Империю, включив Казанское и Астраханское царства, о чём эти царства и просили Турецкого Султана.
Силы же Московские хотя и многочисленные, но абсолютно непригодные для боевых действий и даже не потому, что их не обучали, а потому, что сам народ, будучи в рабстве, не пылал "патриотизмом", как и было во времена "Смуты", когда ополчение Минина и Пожарского просто разбежалось, оставив своё "отечество" спасать казакам, о чём прекрасно были осведомлены турецкие и крымские власти.
Пехоту составляли гвардия: 20 00 янычар, 20 000 спагов, 47 000 турок, десант флота и 6 000 наёмный корпус из немцев, венгров, итальянцев и 50 000 татар.
Во время работ по обложению, казаки сделали две вылазки. По словам Эвлина было убито 700 янычар.
26 июня рано начался обстрел Азова. Крепость не отвечала. Стрельба стихла, это была демонстрация силы для устрашения казаков.
Перед обедом, к главным воротам, прибыли парламентёры от главнокомандующего, от флота и от Крымского хана с многочисленной свитой в нарядных одеждах, с золотыми и серебряными украшениями. В крепость они не были допущены и казаки вели переговоры со стены.
Турки описали убытки Турецкого Султана взятием Азова, его "рыбного двора". Ведь, султан царь царей, хранитель гроба Господня, владыка - равный Богу, что силы Турции громадны, что Московский царь отказался на отрез помогать казакам, а поэтому защита безнадёжна, и казаки без боя должны очистить крепость до рассвета, предоставляя казакам забрать всё, что они хотят и с оружием даже в руках уйти. Предлагаем казакам Союз на равных началах, обещая большие блага и честь казакам. От ответа казаков зависела судьбу не только несчастной Московии, но и Востока Европы - момент был страшный!
От лица всего Великого Войска Донского держал ответ "толмач" - войсковой есаул Фёдор Иванович Порошин, знаменитый бытописатель "Азовского сидения". Изяществу и красоте его стиля многие удивлялись из историков Московии: "каким образом у казаков появился такой образованный человек?"
Думали и гадали и, наконец, решили: Порошин был крепостным у князя Оболенского, но откуда же он набрался "учёности?" ломали головы "историки", так как сам Оболенский был безграмотным. Так и не добились Истины, но раз "историки" написали, так и быть тому, что Порошин - крепостной и никаких возражений быть не должно.
Казачёнок Федя сопровождал своего израненного отца в Воронежский монастырь и там оставался семь лет, до самой смерти любимого отца-героя. В этом монастыре было несколько престарелых священников, у которых были книги священного писания. Содержание этих книг Федя знал почти наизусть. Там он и познал грамоту и преуспел так, что и учителя то его дивились. Когда Феде минуло 15 лет, он прибыл на Дон, в Черкасский городок. Там он познал и "политическую" грамоту от Атамана Черкашенина и от самих даже "дьяков" московских, бежавших на Дон.
Вот, вкратце, ответ Ф. И. Порошина турецким парламентёрам:
• Мы - казаки хорошо знаем турок по своим походам на суше и на
море; хорошо видим ваши силы, который мы давно уже ждём к себе в гости. А что вы не надеясь на свои силы турецкие, Султан нанял ещё иноземцев, которым и будет слава, коли возьмут Азов; таким огромадным войском взять крепость слава невелика, а вот когда казаки удержат своими малыми силами, то слава будем великая и будет принадлежать только нам казаки. А что московский царь хлеба не пришлёт, то мы и без вас знаем. Кормит нас и поит наш Свет Тихий Дон Иванович, рыбой свежей и зверями дивными; а серебро и платье цветное, и жемчуга белые, и камни дорогие, и девиц красных себе в жёны, и всякий полон, то сами выведаете, и диковинны разные и коней добрых добываем у вас. А что ваш турецкий султан пишется равен Богу, то он, по-нашему - ваш смрадный царь, равен бешеной собаке. За ту его гордость Спаситель, наш Царь небесный, скинет его с высоты в бездну. А чтобы мы шли на службу Турецкого султана, то вы нашу службу увидите под Азовом, и мы положим под ним столько турецких голов, сколько камней в его стенах, а если вы и разрушите стены Азова, то мы устроим лучше город из костей и черепов турецких.
Мы уже видели, как турки защищали Азов, а теперь хотим поглядеть, как вы его брать будете. А встреча и угощенье вам приготовлено. Переговоры о мире, мы - казаки вести не будем, а ежели переговорщики прибудут, то их побьём до смерти.
Ответ казаков был не только категорическим отказом, но и насмешкой и презрением у силам Турции с султаном во главе. Дерзкий ответ казаков привёл в ярость всех пашей, и главнокомандующий приказал поднимать заранее приготовленное войско, в количестве 30 000 пехоты. Понеслись по полю звуки барабанов, литавр, бубнов, рогов. Войско двинулось с многочисленными знамёнами. Турки построились в 8 рядов вокруг крепости, от Дона до Дона: "а строй их подобен был солдатскому..., платье златоглавое с кемом царским, на головах шишки и шеломы позолотные". Впереди шли янычары, спаги ( гвардия - гордость Султана) с 6 000 отрядом немецких войск. Гуссейн-Делия решил отборными силами сразу же покончить с Азовом, а затем, не теряя времени, двинуть 2000 000 войска на Москву.
Войска подошли уже ко рву, окружающему крепость, а в Азове гробовая тишина и на стенах ни одного казака; сделали очень искусно проходы через ров, стали взбираться на стены, команда: "нар-нар!" и оркестр воодушевляли воинов и они, как осы на мёд, полезли к стенам - заполнили ров, на крепостной стене показалось уже турецкое знамя. А в крепости полная тишина, значит казаки решили сдаваться... одна из башен уже была захвачена турками, количеством около 1 000 янычар. И, вдруг, земля дрогнула. Раздался гул из всех 280 пушек, которые были заряжены "сечёным железным дробом", только ничтожная часть этого "дроба" могла пасть на землю.
Оборона крепости, по чертежам гениального казака - инженера Ивана Арадова, бывшего венгерца, была оборудована так, что каждая пядь земли представляла опасность для врага: фланговый огонь на лезущих на стены, поражает десятки и сотни. "Победителей" башни взрыв метнул в воздух и все там погибли, как писал историк Турции Эвлин. Рукопашный бой с храбрыми янычарами шёл до 3-х часов ночи, и они не выдержали боя, пользуясь темнотой, отступили по трупам, наполнившим до отвала ров, турок. В этом самом жестоком бою турки потеряли, по словам Эвлина: "убитыми Кафинского пашу, 6 голов янычарских, 2 немецких полковника, не менее 10 000 убитыми, весь немецкий корпус, большая часть штурмовавших турок было ранено. Таким образом, гвардия турок, как моральная и физическая сила, на время перестала существовать, а без неё двигаться на Москву, оставив заслон под Азовом, было рискованно".На следующий день всё стихло. Турки откатились на три версты. К 11 часам прислали переговорщиков о заключении перемирия на трое суток для уборки трупов, с предложением 100 серебрянных талеров за каждого убитого, а за тело Кафинского паши столько золота, "сколько он по весу потянет". Опять на стене появился есаул Ф. И. Порошин, в сопровождении самого коменданта крепости О. П. Калуженина.
В интересах казаков было, чем скорее, тем лучше, очистить всё кругом, из-за боязни эпидемии, а очистка рва для будущих боёв.
Есаул Порошин крикнул туркам:
• Забирайте своих бесплатно, так как мы - православные христиане
не торгуем мёртвыми телами, а казакам дороги не мёртвые турецкие головы, а живые, - приходите видаться. Вчера была первая вам игрушка, мы ещё не как следует разыгралися, то мы только ружья свои прочистили...
Нужно, однако, отметить особенную храбрость и напряжение янычар и спагов, ведь они считались первыми воинами тогдашнего времени, но нечеловеческая выдержка казаков, их необычайное искусство в крепостном бою и изобретательность минных галлерей, победило их достойных врагов.
Четыре дня убирали трупы. Казаки наслаждались отдыхом после похорон своих братьев. Казачки с Атаманшей Варварой, освободившись от своих бойниц, смывали и перевязывали раны воинам.
После перемирия, турки стали возводить земляной вал с юга от Дона до Крымской стороны, высотой до 6 саженей - выше крепостной стены. Опять в крепости тишина, ни одного выстрела из пушек (наблюдалась экономия, так как коварная Москва не прислала боевых припасов), но эта тишина не только нервировала турок, но вселяла и некоторый страх, от какой-то "казачьей тайны". А в это время казаки устраивали к валу "пролазы под стенами и через них совершали вылазки и наносили туркам поражения. Под вал было сделано 12 подкопов; и когда турки установили часть осадной артиллерии, то взорвали вал, и сделав вылазки, атаковали турок, которые в страхе побежали, на месте оставив 28 бочек пороха и за турецкий уже счёт, разрушили до основания вал, пушки, однако, были взрывом приведены в негодность.
Четыре дня длилось затишье, казаки передохнули. На пятый день открылась кононада турок навесным огнём. Ядра с горючим веществом, после, падения внутрь крепости, продолжали гореть и двигаться "яко змеи мечутся по Азову", говорили казаки, и первое время были большим злом, но затем казаками сапёрами, учениками покойного инженера И. Арадова, нашли способ: казаки стали скрываться под землёй, устроив там убежища.
Турки день и ночь вели работы по насыпке второго, ещё более высокого вала, и установили на нём 100 пушек. Крепостные пушки были не дальнобойные и не могли мешать устройству вала. Казаки вели подкопы, строили убежища под землёй, также следили за судами, подошедшими к Азову.
Муфтий Эвлин писал:
"Казаки, будучи искусными минёрами, делали мины под водой, с помощью осмолённых лодок". Тоже изобретение учеников Арадова.
Эвлин писал также:
"Несмотря на большую бдительность, многие неверные пробирались в крепость и обратно, бросаясь голыми в Дон, и плыли под водой на спине с камышом во рту,; оружие и провиант тащили за собой в кожаных мешках и помогали крепости".
Установив артиллерию, турки громили крепость на протяжении 16 суток, выпуская в сутки 1 600 ядер. Бомбардировка прекращалась на время атаки штурмовых колонн, каждый раз свежими войсками, в 10 000 человек. В Азове же смены не было. Не было времени ни для сна, ни для отдыха. 800 казачек заменяли ослабевших у бойниц и готовили скудную пищу, запасов, по вине предательской Москвы, было мало.
Всего было 12 штурмов. Там, где крепостная стена была разрушена осадной артиллерией, ставились заранее приготовленные ещё до осады "избы", которые набивались землёй и мелким щебнем.
Последний штурм 25 тысячным войском был особенно напряжённый, в продолжении семи с половиной часов. Крепость от бомбардировки тяжёлыми снарядами была почти разрушена. 9 башень приведено в негодность, оставалось лишь четыре башни.
По словам муфтия Эвлина: "турки прорвались до центра крепости, но "остатки неверных" скрылись под землёй поднесли огонь к минам и отправили на тот свет большинство атакующих; другие неверные били турок из бойниц, а когда турки, понеся страшные потери от мин, стали отходить, казаки выскочили из-под земли; и как свирепые звери, стали рубить отступающих".
После этого, последнего приступа, наступило затишье. Каждая из сторон зализывала свои раны в течении трёх суток. Казаки могли выспаться и отдохнуть, и продолжать вести работу по установке "изб".
Для турецкого главнокомандующего было ясно, что о походе на Москву, не могло быть и речи, и стоял перед ним страшный вопрос: как бы выйти с "честью" из собственного позора. И он послал просьбу султану или дать помощь свежими войсками или отложить атаку Азова до следующего года. Подкрепление было прислано и категорический приказ султана: "Паша! Возьми Азов или отдай свою голову".
Немецкие инженеры, учитывая казачий опыт взятия Азова подкопами, остановились на этом последнем методе, и поэтому стали вести 17 подкопов. Но у казаков, уже до осады, были проложены подземные галереи по чертежам инженера И. Арадова, они только увеличили их количество, доводя их до 26. Были также устроены слуховые галереи, где дежурили особенно имеющие выдающийся слух казаки, и как только обнаруживался турецкий подкоп и его направление, казаки, как кроты, подводили под этот подкоп мину и он взрывался.
9 августа Гуссейн-Делия доносил:
"Людей потеряли много, а ничего не учинили и прочь отойти нельзя. С кем мы не воевали, под Багдадом многие бывали и с Польским королём и нигде не единожды и с иными великими государями везде де нашего султана слава была. А такой великой шкоды турецким людям не бывало нигде и ни от кого, как ныне под Азовом".
Великий визирь, передавая содержание этого донесения Московскому послу, в Царьграде Лыкову, расточался похвалой в адрес царя Михаила за то, что он не даёт помощи казакам.
Бедный, жалкий трус, этот царь, и мерзки его бояре!
Посол сообщал в Москву:
"И весь Царьград в великом опасении и в страхе, и ни от которой стороны такого опасения не имеют, как от Азова. И великий визир говорил, что не взяв Азова и нам де николи в покое не быть, всегда на себя ждать нибели, как де казаки умножатся и город укрепят и нам де в Царьграде не отсидеться".
Казаки же упорно продолжали свои вылазки. Иногда притворным бегством увлекали турок к месту минированному и взрывали атакующих. В турецком стане начиналось разложение. Татарская конница стала отказываться вести атаки в пешем строю, стали отказываться и матросы, оставляя корабли без прислуги, так как половина их легла мёртвыми под Азовом. Всё громадное войско было скучено в одном месте на поле. Стояли жаркие дни. Санитарные условия были на низкой ступени. Вонь стояла кругом на 10 вёрст.
Чтобы поднять дух войска, решено было всей коннице двинуться на "Казачий Остров", - главный резерв Донского войска, откуда по временам совершали казаки партизанские налёты на тылы турок. Но на передовой отряд татар ринулся страшный для них, великан Атаман Каторжный - глава резерва. Татары не выдержали сильной контр-атаки и обратились в бегство.
Все силы и средства, в громадном количестве, были использованы турками и не дали никаких результатов.
Гуссейн-Делия прислал парламентёров к стенам Азова, но казаки встретили их выстрелами. Тогда турки стали бросать со стрелами грамоты с предложением каждому казаку по одной тысяче талеров золотом за развалины Азова и разбитые камни.
Тяжело было казакам Азова. Было убито свыше четырёх тысяч и много раненых. Боевые припасы и продовольствие было на исходе. Прорывавшиеся голые казаки с мешками, не могли дать особенное подкрепление, но это малое всё же поддерживало веру в конечную победу. Хотя тело отказывалось служить, наступало полное физическое истощение. Страшна была не смерть, а худшее для рыцаря-воина, - бессильным попасть в плен.
На стенах казаки не показывались перед парламентёрами потому, чтобы не показать им свои исхудавшие фигуры и подгибающиеся от бессилия ноги. Но дух всё же оставался прежним, непреклонным.
И казаки всё же послали ответ, привязав его к стреле:
"К нам больше со своей глупой речью не ездите. Сманивать вам, нас - только время терять. Сколько вам под Азовом не стоять, а его вам, как ушей своих, не видать. Да вы, басурмане, сулите нам золотые талеры тысячами, чтобы мы вам сдали Азов. Не дорого нам ваше злато басурманское, а дорога нам наша ЧЕСТЬ КАЗАЦКАЯ. Знайте, что СЛАВУ не златом покупают, а вострой саблей добывают. Полегло ваших турецких голов многие тысячи, и не видать вам Азова до века. Нас не так то легко победить, ибо имя наше Казачье, Вечное, Вольное и Бесстрашное. А как отсидимся в Азове, то ждите нас в Царьграде, хотим посмотреть на строения султанские".
Но, так или иначе, а страшная трагическая развязка быстро приближалась, каждый уже чувствовал веяние конца.
25 сентября казаки решили: "если не пробьёмся на "Казачий Остров", то с оружием в руках погибнем в неравном бою". Казаки в старину были весьма верующими: всю надежду на свою победу возлагали на Промысел Божий и на Покровителя Азов-города Св. Иоанна Предтечи.
Вот как описывал "Азовское сидение", бытописец-участник тех трагических дней, есаул Фёдор Иванович Порошин:
"Прибежим, бедные, к своему помощнику Предтечеву Образу, перед ним расплачимся слезами своими горькими: Государь - Свет, помощник наш Предтеча Христов, Иоанн! По твоему светову изволению разорили мы гнездо змиево, взяли Азов-град, побили в нём всех христианских мучителей и идолослужителей. И Твой дом, Никола Чудотворец, очистили и украсили ваши чудотворные образа от своих грешных, недостойных рук. Без пения у нас по се поры перед вашими образами не бывало. Али мы вас, светы, чем прогневали, что опять хоцете идти в руки бусурман? На вас мы, светы, надеялись в осаде сидели, оставя всех торарищев. А теперь от турок видим впрямь смерть свою, поморили они нас безсонием: 14 дён и 14 ноцей с ними без пристани мучимся. Уже наши ноги под нами подогнулись и руки наши оборонные уже не служат нам. И от истомы уста наши замертвели и очи у нас порохом выжгло от беспрестанной стрельбы, язык у нас во устах наших на бусурман закричать не ворочится. Такое наше безсилие, не можем в руках своих никакого оружия держать, почитаем себя уже за мёртвый труп. Теперь мы, бедные раставаемся с нашими чудотворными иконами и со всеми христианскими православными. Почали уже мы, Атаман и Казаки, и удалые молодцы и всё великое Донское и Запорожское свирепое войско прощатися...
Простите нас государи-цари православные; простите нас государи патриархи Вселенские и велите помянуть наши души грешные; простите государи вси митрополиты, вси архиепископы и епископы и игумены и вси священницы и диаконы и вси Соборы совещённые, вси монахи и затвориники, вси святые отцы и вси христиане православные, и помяните наши души грешные...
Простите нас поля чистые, дубравы зелёные и тихие заводи; простите нас море синее и реки быстрые; прости нас Государь Отец наш Тихий Дон Иванович. Уже нам по Тебе и Итаману нашему о грозным войском не ездити, дикого зверя во чистом Поле не стреливати, в тихом Дону Ивановичу рыбы не лавливати...
26 сентября на рассвете, с позаранку, попращавшись друг с другом, все почти перераненные, надели мертвецкие белые рубахи воедино с горстью оставшихся в живых казачек, взяли мы иконы чудотворные Предтечину да Николину, зажгли свечи в фонариках и с пением молитвы Пречистой Богородицы и пошли против бусурман на вылазку. Под иконами, в огнях свечей и большим гулом пения молитв шло Войско на смертный бой по родной Земелюшке в последний раз.
Густой туман по долине, ели глаза запорохованные ничего уже не видят. Прошли версту, другую, на третьей послышался шум и дикие вопли:
• Аллах, Аллах!
Гул молитвы усиливается и слышен бег бусурман...То заступлением Небесных сил Пресвятой Богородицы и помощью святых угодников Предтечеве и Николино явно бусурман побили...И мы от бед своих, и от смертных ран, и от истомы отдохнули и замертво повалилися... частно, а другие бросились в догон за бусурманами. Вели Атаманы Наум Васильев и Алёша Старой - головы от ран перевязаны...
Вдруг, гул конских копыт по истоптанной голой земле и крик:
• Братцы, дайте дорогу!
То конная помощь от Атамана Каторжного из Черкасска подоспела.
• Слава, Тебе, Небесная Владычица! - неслось по рядам и кто от
истомы было повалился, вскакивал и бежал за конницей".
За несколько дней до последней, чисто мистической вылазки казаков, как бы отрешившись от родной Земли и перешагнувших в иной мир своим духовным порывом, победив Смерть, у главнокомандующего Гуссейн-Делия состоялся военный совет. За подписью 300 главных начальников, было подписано решение: вследствии громадных потерь убитыми 100 000 и ранеными, а также начавшимися заболеваниями, осаду Азова снять до следующего года и спешно начать погрузку разложившегося войска. Первыми ушли Крымские татары. На последние колонны отступающие с криками "Аллах, Аллах", ударили Азовские защитники и конница от Черкасска. Всё поле покрылось трупами турок и татар, не успевших на суда.
Атаману Науму Васильеву подали коня и он крикнул:
• Рубите до единого, - и как вихрь бросился во главе коннницы.
Атаман Старой не мог дальше двигаться и слёг на землю тяжело дыша. Кровавая повязка на голове свисла на бок. Казачка нежно перевязывала ему рану. Всё то, что оставалось на месте, попало в руки победителей казаков: несколько орудий, порох, свинец, продовольствие, подводы, лошади, сбруя, скот, бараки.
С ночи на 27 сентября разбушевался западный циклон страшной силы. Буря и волны Синего моря бросали турецкие катарги, как щепки. 40 разбитых катарг было выброшено на берег. Казаки набросились на хлеб и продовольствие находившееся в них. Голодовка последнего месяца прекратилась.
И есаул Порошин заканчивает своего рода "Иллиаду" Азова:
"И мы остальцы, всего нас осталось одна тысяча, перераненные взяли иконы Иоанна Предтечева да Николы Чудотворца, место Азовское оставили, а сами пошли на свой Тихий Дон и там сотворили обитель Иоанна Предтечи, а Атамана своего Алёшу Старого поставили в ней игуменом".

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 19 янв 2014, 19:57 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
ЗНАЧЕНИЕ АЗОВСКОГО СРАЖЕНИЯ


Обычно историками Московии бессмертное "Азовское сидение" на протяжении трёх с половиной месяцев, как бы по заказу свыше, сугубо замалчивается, а между тем, оно если бы на месте московского государства было иное, менее рабовладельческое, должно бы быть "русским национальным праздником", имеющим несравненно большее значение, чем Полтавская битва или Бородинское сражение, ибо эти победы были направлены лишь только против установления господства Карла XII и Наполеона, но бытию России не угрожало. Но, если бы Донскому Войску не удалось разгромить Турецкую армию у Азова, то от Московского государства ничего бы не осталось независимого самобытного, - это была бы простая провинция Турецкой империи.
Для того, чтобы понять особенное значение "Азовского Сидения" для судьбы Московии, необходимо знать то, что Турция всегда стремилась к овладению Казанским и Астраханским царствами, как своими единоверцами.
По словам русского же историка Ключевского, касающегося истории Азова, он пишет:
"Когда московские послы (Лыков и Буколов) были в Константинополе и заявили Турецкому Султану протест против жестокостей турок по отношению христиан, Сербов и Болгар, то им ответили, что недавно приходили сюда послы от Казанских и Астраханских татар и башкир, которые просили султана освободить их от христианского ига и принять в своё подданство царства Казанское и Астраханское: они жаловались ему на то, что московские люди ненавидят их веру, многих из них бьют до смерти и разоряют беспрестанно. Турецкий султан, империя которого была в полном расцвете своего могущества, внял мольбе и снарядил огромную, по тем временам, армию, снабдил её всеми тогдашними новейшими изобретениями и отправил её на освобождение татар и башкир.
"Эти царства, - как говорит и немецкий историк Флетчер, - были древними владениями Восточных татар и Турция стремилась овладеть ими давно. В 1569 г. она пыталась было прорыть канал между Волгой и Доном, чтобы связать Царьград с Астраханью прямым водным путём, но Донское Войско разгромило эту армию. Для второго завоевания требовалось только взять Азов и затем прямым путём двигаться на Москву. Взяв Азов, Турция, вне всякого сомнения, овладело бы Казанским и Астраханским царствами, что было для неё очень легко, ибо народы этих царств татары и башкиры, были крайне раздражены рабовладельческим методом Московии и оказали бы Турции всемерную поддержку своими силами, а народ татары превосходили далеко над московитами своими боевыми качествами, а Москва к тому времени была уже истощена войной со Шведами и Поляками.
А овладев Казанским и Астраханским царствами, Турция стала бы грозно между Московией и богатой Сибирью, где народы, подпав под управление московских воевод-воров, грабителей непосильного "ясака", спаивания водкой из царских кабаков, также восстали бы против Москвы и бытию её - Московии был бы поставлен конец. Вместе с этим, вопрос коснулся бы и религии всех тех племён, из коих образовалось Московское государство, среди которых московиты распространяли "христианство" жестокими мерами, были даже восстания.
Историк Ключевский, например, пишет:
"Сохранилось предание, записанное в XVII веке, что часть языческого населения (мурома, ведь, мери) Ростовской земли, убегая от русского крещения, выселялась в пределы Болгарского царства".
Об отрицательном отношении татар к русским говорит и Флетчер:
"Эти свойства - неверность в слове, делает их презренным в глазах всех соседей, особенно Татар,которые считают себя гораздо честнее и справедливее Русских, и ненависть к образу правления и поступкам Русских было до сих пор главною причиною язычества Татар и их отвращения от христианской веры".
Но на пути победоносного марша к Москве, стояла крепость Азов, усовершенствованная Казаками так, что подобной, по боеспособности, не было ни в Турции, ни в государствах Европы. Разгрызть этот маленький орешек оказалось не под силу могущественной армии в 250 000 человек.
Вот почему для каждого честного государства победа у Азова 1641 года, должна была бы чествоваться как национальный праздник. Казачий народ празднует это событие 14 октября каждого года. А Московия упорно молчит, что Казаки спасли её от неминуемой гибели и даже не сочла нужным поблагодарить за своё спасение, а наоборот, своих потомков натравливает на свободный Казачий народ, для его уничтожения.
Видный чиновник Посольского приказа (министерство иностранных дел) тех времён Котошихин, бежавший за-границу, в своей книге прямо подтверждает роль Донских казаков:
"И только б не они - донские казаки, то не укрепились бы и не были б в подданстве за Московским царём Казанское и Астраханское царства, а городами и землями во владетельстве".
И что же казаки слышат от московских изолгавшихся историков вместо благодарности? Казаки - воры и разбойники и про Азов молчок, ибо ожесточённую осаду выдержали казаки, а не московиты, а их 80 000 армия под Смоленском позорно разбежалась, вот и возник шовинизм.
Это - два антипода, два мировозрения: Московский рабский и Казачий свободный. Абсолютно различная психология, у первых главный двигательный силой был и есть лозунг: "грабь - награбленное", у вторых - Честь и Слава!
И мы, исследуя "Азовское Сидение" видим, что в целях ограждения этих высоких духовных ценностей, как Честь и Слава, на первое предложение Крымского Хана освободить Азов за 40 000 золотых талеров, отвечают отказом; на предложение Турок уплаты по 100 серебрянных талеров за каждый труп (а их было 10 000), а за труп Кафинского Паши столько золота, сколько по весу потянет этот труп, казаки благодарно отвечают, что берите их бесплатно, что "мы мёртвыми не торгуем") едва ли бы московиты воздержались от этой заманчивой торговли).
Когда же главнокомандующий Турецкой армией предложил уже обессиленным казакам по одной тысяче талеров золотом, оставить разбитые уже камни крепости, то казаки храня свою Честь и Славу, отвечают, что нам не важно ваше злато бусурманские, а вот когда мы отсидимся, то ждите нас в Царьграде. Это отвечает комендант крепости О. П. Калуженин. А воеводы Московии Шеин и Измайлов просто продали за 80 000 и войско у Смоленска.
Имея в своём распоряжении такую огромную золотую казну, Казаки даже не удержавшись на Дону, могли бы преспокойно уйти на реку Аму-Дарью и создать там своё государство, но это было бы изменой "батюшке Тихому Дону Ивановичу". А за измену - казнь!
А 3 000 казаков, брошенных "христолюбивым" воинством "Св. Руси" в Смоленске, не желая сдаться в плен полякам, бились до изнеможения и остальные вошли в пороховой погреб и взорвали его, погибнув до одного. Чем объяснить этот подвиг? Ведь казакам была возможность предложить полякам те же условия, какие были предъявлены воеводами Шеиным и Измайловым, то есть продать право на освобождение Смоленска. Высокая духовная традиция Казачьего народа твёрдо твердила: умри, но не посрами Казачью Славу!
Когда же читаешь о последней вылазке казаков утром 26 сентября, то чувство гордости и любви к незабвенным бессмертным нашим предкам охватывает до физического трепета наше существо, и как бы интуитивно присутствуешь там и видишь какое-то чисто мистическое шествие людей, обречённых на Смерть. Исхудавшие лица, как у бледных мертвецов, одеты все в мертвецкие белые рубахи, свет горящих свечей в фонариках освещает всех, горят глаза каким то уже неземным светом, в них отражается непреклонный порыв последней Жертвы. Ветер от моря бьёт по волосам и бородам. Пышные волосы казачек вьются назад. Мощный гул всего войска молитвы: "Взбранной Воеводы Победительнице".
Душа всех стремится к своей Защитнице Пречистой Богородице. С каждой верстой гул усиливается. Казаки уже чувствуют, как какая то сила несёт их вперёд, вперёд. При свете свечей сверкают шашки наголо. Услышав гул и в предсветном тумане увидев это необычное движение, никогда невиданное, турки, объятые ужасом суеверия, в страшном беспрядке бегут к морю, к судам, а за ними, как какая то карающая небесная сила конницы рубит без остатка. "Аллах, Аллах!" - слвшится по кровавой Степи. Последние колонны достигнув берега, бросаются в море, чтобы доплыть до судов, но поднявшийся шторм выбрасывает на берег не только трупы, но и самые катарги с хлебом для казаков.
Покончив свои действия на берегу моря, Атаман Наум Васильев приказал на захваченных стругах свозить весь провиант и боевые припасы в Азов, а на подводах собирать мертвецки спящих нзнурённых казаков.
Спали три дня, а 10 октября стали считать раны, товарищей считать. Служили молебен в честь Пресвятой Богородицы и помощников Предтечеву и Николину. Коленопреклонённо служили панихиду по Казакам и Казачкам, омываясь горючими слезами, а когда до слуха казаков достигли слова священника: "о блаженном успении Атамана Михаила и Варвары...", - послышались громкие рыдания.
В последнем, самом страшном приступе, по счёту двенадцатом, погиб знаменитый Атаман Михаил Иванович Татаринов и его незабвенная жена Варвара (атаманша всех казачек). Когда турки засели уже в захваченной ими одной башне, то Атаман вместе с есаулом Порошиным, неизменным его другом, были около этой башни, руководя действиями минёров для взрыва турок в башне, и как только взрыв покончил с ними, Атаман бросился на встречу бегущим янычарам, ворвавшимся в центр крепости и врубился в толпу. За ним, как Божия гроза, летела и Атаманша Варвара с оголённой шашкой на помощь мужу. Действовала она шашкой не хуже казаков, участвуя ещё девушкой в походах со своим родным отцом Атаманом Смагой Чертенским.
• Держись, Миша! - громко крикнула она, а Миша рубил янычар и в
своём порыве, прорубился слишком вперёд. Воспользовавшись этим, один янычар нанёс сильный удар по голове Атамана и он упал на землю, обливаясь кровью. Смертельный свист шашки Варвары рассёк голову этого янычара и Атаманша, чтобы оградить раненого мужа, стала неистово рубить наседающих.
Но тут произошло некоторое замешательство. Турки и татары, видя Варвару - необыкновенной красоты, старались выбить лишь шашку из её рук и захватить её целиком в плен. Такой дивной красавицы они редко видели. Глаза их горели страстью. Это замешательство и повлекло за собой победу казаков, но гибель самой Атаманши.
На помощь Атаману, во главе с казаками спешил есаул Ф. И. Порошин. Это был не только талантливый писатель, но в шашечном бою он не находил себе равных. Он быстро порубил турок, что были около Варвары и уже был впереди её, но какой-то янычар, сабля у которого была выбита из рук, выхватил пистоль и не целясь выстрелил. Пуля пронеслась мимо Порошина, захватив лишь волосы есаула и вонзилась...в висок украшения всего Азова Атаманши Варвары. Она медленно стала опускаться на колени и, наконец, упала около тёплого ещё, обожаемого мужа.
Казалось бы, что когда войско теряет своего вождя, то Дух сопротивления падает. Эта, почти военная аксиома, не была Истиной для казаков. Месть за Атамана удвоила энергию казаков, во главе с есаулом они погнали турок и татар, как стадо баранов, рассекая им головы.
Помер от ран силач-комендант крепости Осип Калужанин, оставив после себя сына Родиона. Тяжело раненого Алексея Старого отвезли в Черкасск, где готовился он стать игуменом.
Годы, разновременно полученные им раны на суше и на море, знаменитого мореходца и рубаки Ивана Дмитриевича Каторжного, приковали его уже к постели.
И из всей этой блестящей, жертвенной, радеющей только о Свободе своего родного Казачьего народа группы, остался один Атаман Наум Васильев, которому и пришлось испить всю горечь страдания своего народа не только от турок и татар, но не в меньшей степени от лицемерных "христиан" Москвы, во главе с трусом царём Михаилом.
Атаман Наум Васильев совместно с есаулом войсковым Ф. И. Порошиным поехали в Москву, чтобы договориться относительно Азова. Вновь ли его оборудовать или разрушить его до основания.
Вопрос о принятии от казаков Азова, был поставлен на обсуждение специально собранного Земского Собора, который признал невозможным начинать войну из-за него с Турцией. Однако, если бы...казаки оставили крепость за собой, то...
На что Атаман спросил:
• А кто же будет снабжать Азов продовольствием и боевыми
припасами? Вы не только не дали в нужный момент, но воеводы пограничные не пропустили к нам и торговцев из-за своей корысти.
Однако, на Соборе слышались голоса и о принятии Азова, но с тем, чтобы на помощь Донцам были посланы вооружённые и снабжённые за счёт царя "ратные люди". А сидеть им - предлагали Никита Беклемишев и Тимофей Желябужский, в Азове заодно с казаками "под атаманским началом", а государевым воеводам в Азове быть нельзя...потому, что казаки - люди самовольные".
Оба члена Собора были правы от посылки, не в меру честолюбивых воевод, ибо рабовладельческое право пошло бы в разрез с республиканским строем Дона.
С большой горечью слушали эти "думы" московских трусов Атаман Наум Васильев и временами тосковал, что не лёг костьми вместе с друзьями в Азове. Вся его долгая жизнь в боях, походах, в защите христианства, в тревоге за свой любимый Казачий народ, пролетала в его воспоминаниях и жгло душу: подлость, коварство и предательство Москвы. Тряхнуть Москвой уже не было сил - безлюдие, гибель в сражениях сковывали орлиные решения.
С тоской Атаман прибыл на Дон. Есаула Порошин задержали под каким то предлогом в министерстве иностранных дел, как знатока татарских и турецких дел, и этот знаменитый бытописец так и не вернулся на Тихий Дон. По отъезду Атамана, его по распоряжению царя, арестовали и сослали "на вечные времена в Сибирь".
В бумагах Посольского приказа найдена справка: "Федьку Порошина" за воровские писания "сослать в Сибирь".
Для рабовладельцев большой художник Слова - сын вольного Тихого Дона - был политический и социальный благ. Так воеводы Сибири и сгноили в тюрьме этого великого Казачьего самородка.
А тем временем царь Михаил наряжал новых послов с богатыми подарками к Турецкому султану Ибрагиму, с заявлением своих братских чувств до гроба и сообщением, что он "воров казаков изгонит силой не токмо с Азова, но и с Дона и униженно просил согласия "брата" Ибрагима, чтобы он в своих грамотах именовал Московского царя "падишахом", то есть признал бы его равным себе.
Можно себе вообразить с каким удовольствием хохотал гомерически султан, читая грамоту этого определённого труса.
В свете исторических фактов фигура этого неудачливого царя по своей тупости, глупости и трусости представляется как не бездарная, а просто как ни для чего негодная личность - определённое ничтожество. Да и в кого ему было родиться? Отец - истинный интриган, а мать всю жизнь лгала Богу, приняв чин игуменьи, врала людям, попавшим в тюрьму по воле её "святейшего" патриарха Филарета, снабжая таковых книжечками священного писания.
Припоминается исторический факт, когда закованного Атамана Наума Васильева везли на дрогах в тюрьму Белогорья, то эта Марфа Ивановна, в роскошной царской карете, догнала возок атамана и старалась вручить ему Евангение, то возмущённый "колодник" в гневе сказал:
• Я, матушка, - православный христианин; знаю Евангение почти
наизусть, то отвезите эту книгу патриарху Филарету, чтобы он опомнился от своего злолюбия.
Донские казаки учитывая, что истощёнными силами они не могут уже владеть Азовом, и держать там большой гарнизон, который, ведь, необходимо содержать: кормить, одевать, снабжать боевыми припасами, решили разрушить его до основания: все камни стен и башень перевезли в Черкасск, из них построили обитель Иоанна Предтечи и Собор. Так и было сделано.
Смотрел на эту работу казаков престарелый Атаман И. Д. Каторжный, сидя на заваленке своего куреня. Радовался наступившему спокойствию, сокрушался, что силы не восстановливаются, чтобы помочь казакам и вспоминая свои морские походы, тосковал по ним. Морская стихия тянула его неумолкаемую душе и хотелось ему ещё хоть раз перед смертью "погулять" по Синему морю. Благо, что проход по Керченскому проливу теперь пока свободен. Сила ли воли продиктовала организму, но старый орёл стал расправлять свои могучие крылья. Атаман стал появляться перед казаками на их работах, помогал им советом и делом, подавая на постройки большие камни и как то, беседуя с Войсковым, он сказал: "А крикни ка Наумушка клич: собирайтесь ка добры молодцы с Иваном Дмитриевичем погулять по Синему морю".
Охотников собралось до 1 000 казаков. Все знали И. Д. Каторжного, как знаменитого мореходца. Закипела работа по подготовке стругов.
Поход оказался удачным к берегам Анатолийским. Разрушили Трапезунд-Синоп и с богатой добычей возвратились домой. Перед рассветом заметили турецкие корабли рыскающих по морю казаков. Каторжный пустил к ним дозорные струги, а резерв стал строить так, чтобы поставить турецкий флот (парусный) против ветра и против солнца, уже восшедшего на горизонте.
Турецкие корабли, разъединённые в поисках, увидели казачью флотилию и бросились один за другим на казаков. Каторжный построил свой "вентерь" и по знаку казачьи струги стремительно по ветру, ринулись на передовой корабль, окружили его, стреляя из ружей по матросам. Смельчаки, ухватившись баграми, по лестницам лезли, как пчёлы на мёд, на палубу, и - шашками, пистолями, топорами добивали матросов, а внизу казаки рубили дыры в трюм, вода стала врываться во внутрь. С палубы в струг летело всякое добро: зипуны, продовольствие, оружие, прочее. С первым кораблём было покончено, он стал тонуть вместе с ранеными.
"Вентерь" стругов окружил уже ещё два корабля и также взяли их на "абордаж". Остальные три корабля, увидя поражение своих товаритщей, повернули обратно и пользуясь уже попутным ветром, быстро стали уходить.
Так закончил свою лебединую песнь старейший и главнейший Атаман Дона Иван Дмитриевич Вахрамеев, прозванный "Каторжным", как специалист разгрома турецких "катаргов".
В дополнении к изложению истории "Азовского сидения", надлежит сделать некоторые выводы, а они так и просятся на бумагу, а именно: какие силы руководили казаками в столь яростной защите камней Азова? Было ли это результатом только присущей доблести, храбрости, или потенциальная силы сказалась в материальных только расчётах, а может главным импульсом было религиозные воззрения и вековечная Честь и Слава?
Сперва мы видим, при свете исторических фактов, каковы были взаимоотношения между Москвой и Доном. Между этими антиподами зияла громадная чёрная пропасть.
С Северной стороны так и дышало: лицемерие, кровопускание без доблести, жажда величия без подвига, христианство без Веры, стремление к Славе за чужой счёт, предательство без покаяния, и беспросветное дикое рабство.
С Южной - Донской, горела неугасимая свеча Свободы, чести, великой жертвы и неувядаемой в веках Славы.
Те или иные духовные качества приобщаются по наследству. Рождённый рабом или приученный в веках к рабству, не скоро может воплотить святое чувство свободы, для этого нужно переродиться на протяжении веков в их эволюционном процессе, когда кровь свободного человека вольётся в рабскую и освежит её руду, придавши алый цвет. Раба можно приучить постепенно только просвещённой силой, действующей регулярно и неуклонно, как это ясно определил царь Грозный, в своей беседе с англичанином Флетчером, назвавши русский народ - скотом, и решительно отказался, сказав, что он сам не русского происхождения, а немец.
Духовного самосознания Казачьего народа выковывалось не сразу, а целыми тремя тысячелетиями, когда предки наши, согласно утверждению знаменитого академика и археолога Н. Я. Марра, под именем народа "Каз", защищали с Юга проходы Кавказского хребта от вторгающихся средиземноморских и яфетических племён и народов, в период до "бронзового века" , и принимали от них новую культуру, приобщая им в свою очередь чувства Свободы и Братства. Проживали предки на Северном Кавказе, в "Казской стране", при верховьях Терека и Агавы. Народ "Каз" в X веке до Р. Хз. Объединился с родственным племенем "САК". Произошла ассимиляция. Имя "Сак" утеряло своё полное коренное значение, утратив букву "С" и присоединившись к корню "Каз", дало "Каз-ак".
Таков был эволюционный процесс. Соседние народы называли Казаков: Касаки, Косоги, Казахи, Косары, но сами казаки называли себя Казаками, о чём и существует этнологическая карта эпохи Хазарской могущественной Федерации, в которой между Чёрным и Каспийскими морями, значится: Kassagues-Kossogues, то есть Казаки-Косоги. В книге С. И. Сирин: "Юго-Восток России", Берлин 1922 г., стр. 8, приводится мнение профессора Академии генерального штаба В. И. Баскакова, уводящее генезис части "Юго-Восточного казачества" очень далеко в глубь истории. Согласно этого взгляда, Казаки Кавказа, должны считать давность своего поселения не позже других туземцев края, к каким они и должны быть причислены.
На протяжении многих веков проходили по Юго-Восточному коридору многие народы, лучшие свойства коих и приобщались Казачьему народу, как то: храбрость, доблесть, гражданское мужество, уважение личности, равноправие женщин (влияние сартов), глубокая Вера в Творца Мира, а также Вера в бессмертие Духа. Пребывание человека на Земле наши предки считали временным.
Многие философы подтверждали эту Истину. Да и действительно: что такое человек? - Прах! К чему он стремится на протяжении своей жизни, в поте лица своего добывая хлеб? Какой смысл его жизни, когда над его головой висит топор? Ведь это же форменная бессмыслица - жить, работать, не покладая рук, претерпевать страдания лишь для того, чтобы тело его явилось лакомством червей в земле?!?!
Вопрос о жизни и смерти не сходил со страниц истории человечества от самой его колыбели до наших дней. Исстрадалось человечество в поисках своего истинного назначения. Изнывала душа от тоски. Печаль, отчаяние широкой волной разливались по страждущей земле. Не было у человека опоры в жизни. Терзали сомнения и недоумения. Многие умы не могли ничего придумать лучшего, как только сосредоточиться на земной обстановке с её материальными благами. Между тем, как живая душа не мирилась с перспективой Смерти, и древний человек, в том числе и Казачий народ, инстинктом, своей духовной интуицией осязал как бы другую "новую Землю", другое "новое Небо", и чувствовал себя во Вселенной, как носитель своего духовного, а не только физического происхождения и своё особое назначение. Свободный Дух не хотел признать себя временным - смертным; он искал простора в будущем.
"Ведь душа сродна простому, естественному, неразрушимому Божественному, как и сам Творец Мира", - говорил философ Платон.
"Ведь Дух, как свободная деятельность вне времени и пространства, не может прекратиться", - говорил Аристотель.
И мы наблюдаем, что занимаясь изысканиями истории Человечества, древняя научная религиозная философия, вопреки диалектическому материализму сифилитика Ленина, в лице лучших своих представителей, ответила ищущему Истину человеку, что он по Духу - существо бессмертное. Эту Истину подтвердил своей жизней, смертью и воскресением Бого-Человек - Христос. Вот в этом то и Смысл и назначение человека в Вере, что отныне смерть не властна над Миром.
Одинокий, среди многих людей, вдохновенный поэт проходит по дороге своего земного бытия, перед его взором: "сквозь туман кремнистый путь блестит" и он сознаёт, что путь этот проходит в тумане сомнений, блужданий, несбыточных надежд на личное счастье, что путь этот не усеян цветами, а камнями преткновения - кремния.
Охваченный тоской и душевной болью, что не нашёл то, что искал в своей временной жизни, поэт горестно вопрошает: "жду ль чего, жалею ли о чём?" И безнадёжно грустно отвечает: "уж не жду от жизни ничего я, - и не жаль мне прошлого ничуть". Жизнь прошла в долгих печалях и смиреньи жалоб. А впереди ровная пустынная даль: на равнине ни одной живой души, а там... на горизонте... темно и страшно! При созерцании этой страшной неведомой перспективы, он в утомлении устало шепчет: "я б хотел забыться и заснуть". Безнадёжный конец жизни!
Но, вдруг, как молния, озаряется мысль поэта, и он своей поэтической интуицией прорезывает горизонт и торжественно говорит: "но не тем холодным сном могилы, я хотел на веки так уснуть, чтоб в груди дрожали жизни силы, чтоб дыша вздымалась тихо грудь!".
Смысл жизни найден в вечном дрожании сил, Дух несокрушим: он будет в веках бессмертным!
Сердце человека обречено на то, чтобы болеть и разрываться. Оно не только, по слову Гейне, не имеет голоса в зловещем Совете Природы, но даже и вне стихии, в своих человеческих делах, бьётся больше, ибо жизнь представляет собой обильный выбор всякого несчастья и нелепостей. И вдохновенный поэт Михаил-шотландский (Лермонтов), но не русский, когда его тело, простреленное в грудь шпионом Николая I, летело в ущелье (дуэль происходила на краю пропасти), почувствовал в последний миг восторг, когда его свободный Дух реял уже над высотами Кавказских гор и уносился к сонму поэтов Вселенной до... времени, до... перевоплощения...
Мы также видим, как эта Вера в бессмертие, проявляется в деталях жизни знаменитых защитников Азова. Славой в жизни они олицетворяют своё бессмертие!
Повеление Круга новой столицы Азова: всем Казачкам из Черкасска ехать на жительство в крепость. И сразу же широкие волны Тихого Дона запестрели стругами, украшены они персидскими коврами и лентами. Казачки одеты в лучшие платья, на головах венки из всех многочисленных цветов, что дала родная ароматная Степь. На переднем струге знамя Дона, под широкой пеленой его стоит, подобно богине Дианы, Атаманша Варвара. Локоны чёрного шёлка обрамляют прекрасное лицо и шевелятся весёлым ветерком, на слегка открытой красивой груди, сверкая в лучах солнца висит большой золотой крест, усеянный рубинами, подобным розам, как символ двух начал крови на святыне Креста. Вдали видны зубчатые стены крепости, усеянные орлами казаками. Атаманша уже видит среди них статную величественную фигуру своего родного Атамана.
Плывут струги, волны плещут о правый крутой берег, весело подпрыгивает из воды всякая рыбёшка. Ширь, благодатное Солнце. Чудное пение казачек о Ермаке несётся по волнам. Но все эти казачки, которые плывут за Атаманшей, отлично знают, что не на весёлый пир они едут, а на бранный подвиг, чтобы совместно с мужьями, братьями и отцами защищать Свободу, во имя бессмертной Славы!
А ребятишки-казачата, опередив флот Атаманши на конях-охлопью (без сёдел), подобно саранче, уже влетают с гиком, изображая атаку в настежь открытые крепостные ворота. В их маленьких сердцах, пылает уже чувство восторженности перед великой миссией защиты Свободы родного Дона, и они готовы идти бесстрашно на жертву, как Агнцы на заклание. Какой у них порыв! Как они искренни и интимны к Смерти, за свой отцовский Дом!
И, вдруг, грянули орудия крепости, приветствуя красу Дона - Казачек и их детей.
Все казачки стоят на стругах, аплодируют и со слезами радости кричат: "Орлам Азовцам - СЛАВА!".
Меняются картины. Вокруг крепости груды тел убитых турок, татар и двух полков немецкого корпуса, в общей численности 10 000. гуссейн-Делия паша предлагает казакам, через парламентёров 100 серебрянных талеров за каждый труп, а за тело Кафинского паши столько золота, сколько он по весу потянет. Казаки, утомлённые боем спят в крепости, лишь у бойниц стен и башень на страже с ружьями в руках стоят казачки.
На стене появляется войсковой есаул Порошин (он же и толмач - прекрасно говорящий на турецком языке) и гордо отвечает: "Казаки - народ православный христианский мёртвыми не торгует, злато ваше бусурманское нам не нужно, нас поит и кормит Тихий Дон. Берите трупы бесплатно, нам мёртвые головы не дороги, а дороги головы живые бусурманские. Султан ваш не равен Богу, а бешеная собака, зачем он лезет в наш древний город Азак. Победить нас трудно, мы носим имя Казачье, Вековечное, Бесстрашное. Если разрушите стены, то мы вашей силы не боимся, укрепим их вашими черепами. Нам дорога наша Честь и Слава!".
Картина вновь меняется. 16 суток подряд громят стены Азова 400 орудий, выпускал 1 600 снарядов. Стены на половину разрушены. Гул орудий прекращается на время атак пехоты. Последний штурм ведётся 25 000 пехоты. Опять горы трупов вокруг крепости. Захвачено уже 4 башни, но "победители" летят в воздух от взрыва мин. Врывается колонна янычар в центр крепости. Яростной контр-атакой встречает её сам великий Атаман, а с ним и неразлучная Варвара.
Уже прорубил улицу Атаман и в азарте не замечает, что сбоку его ещё не зарубленные и, вдруг, удар по голове и залитый кровью падает Атаман, но врубается в левую колонну Атаманша. Высокая, статная, богиня красоты. На голове её красивый медный шлем, но забрало открыто. Лицо пылает гневом, из голубых, как небо, очей, искрятся лучи вспыхнувшего огня. На груди неизменный Крест, в сиянии заходящего солнца рубины на Кресте отсвечивают кровавым блеском. Голова убийцы Атамана раскалывается на двое от удара Атаманши. И с душевной болью мы видим, как божественное лицо её бледнеет, из виска течёт драгоценная алая кровь. Тихо, тихо опускается Атаманша на колени, отдавая последний поклон родной Земле. И также тихо валится навзнич, мёртвой хваткой зажав шашку в руке. И так эта поза с открытыми прекрасными глазами, обращёнными к Небу, как бы символизирует с одной стороны окровавленную Землю, а с другой чистое голубое приветливое Небо, куда и парит бессмертный Дух красоты Дона Атаманши Варвары, проявившей высочайший подвиг за Честь и Славу Казачьего народа.
На божественном лице застывает счастливая улыбка исполенного долга. Такая Атаманша достойна причислению Казачьей Церковью к сонму Святых.
А мы - свидетели великой Казачьей Трагедии, в результате которой покрыта вся родная Казачья Степь сплошной красотой "жертвы вечерней", должны рассекать мрак вековых ночей, ночей сомнений, призраков, блужданий, и открыто посмотреть на себя, на свою жизнь, вдаль от родных могил и спросил: достойны ли мы быть потомками непобедимых орлов Азова?
Мы, почти поголовно, бросили на произвол Судьбы своих дорогих матерей, жён, невест, дочерей на истязание мерзавцам Москвы (России). И всё это милые: Вари, Маши, Тани, Паши, Нюси в неизбывной тоске и грусти обращают по ночам (днём нельзя) заплаканные взоры к сияющим звёздам...Какие думы охватывают нас сытых, обогретых за-границей? Чьё сердце не содрогается великой скорбью о оставленных Казачках на Кресте? Чья душа не затрепещет перед Голгофой сплошного ужаса и крови, созданных окаянной Москвой?
Скорбь неотразима. Она всегда права. И когда печаль, томная или тяжкая, наше сердце, она непременно откроется для неё, и она обнимет нас и заговорит, и от её прикосновения зарождаются слёзы.
И когда я, на склоне уже моих лет, перед могилой, в долгие осенние ночи, когда особенно болезненно ноют мои старые раны, иногда слышу и читаю, от некоторых: "я - русский казак!", то меня охватывает дрожью священный гнев. Если этот "русский казак", потеряв волю, как кролик под воздействием гипноза удава, то этого трусишку ещё можно спасти общественным казачьим мнением, влив в душонку теплоту и бодрость, но когда таковой казак забыл свою казачью метрику, как бездомный пёс с облезлым хвостом ползёт на брюхе, чтобы своим иссохнувшимся языком от трусости лизнуть кровавый, грязный лапоть московита ("русского") - насильника наших казачек, то злоба и чувства отвращения и презрения бурлят в старой моей груди.
Да разразится жестокий свист бича Христа и полосонёт этот бич по спине без хребта ползучего пса-предателя своего же окровавленного Казачьего народа.
-------------------------------- ....................... -----------------------
Говорят, что в мире не было и нет чудес. А чудо было на заре 26 сентября 1641 года. В темноте, предрассветного осеннего тумана потонула крепость Азов и всё окружающее Поле. Но слышится какой-то шорох. Из под стен, из под земли галерей показалось какое-то белое видение: одно, два, три, десятки, - точно мертвецы из гробов. Слышен шёпот, а быть может это - ветерок, но как будто тихие шаги. Строятся видения в ряды, на них белые мертвецкие рубахи. И стены как будто оживают: спускаются видения на землю. Мёртвая тишина кругом, как будто перед бурей и царит перед крепостью какая-то непонятная, страшная жуть-тайна... Уныло крикнула сова: "сплю, сплю, сплю"...
• Зажигай! - подалась команда.
По всему фронту вспыхнули свечи в фонарях. Если бы, при вспыхнувших свечах, не были заметны искры из раскрытых глаз, в коих горела решимость победить или умереть, то весь строй показался бы строем мертвецов худых и бледных.
Залитая кровью и слезами крепость на протяжении трёх с половиной месяцев, достигшая пределов человеческого несчастья от ран, голода, бедствий, гибели двух третей защитников, во главе с вихрем Атаманом и его божественной Варварой, всё же не сдавалась. И последние орлы, почти что все перераненные, горя чувством святой Свободы и своей неувядаемой Славой, как залог бессмертия, выстроились на последний смертный бой.
Впереди Атаман Наум Васильев с булавой, слева - его Атаман Алёша Старой с иконой Иоанна Предтечи, ещё левее - войсковой есаул Фёдор Порошин со знаменем Дона.
Зазвенел в тишине звонкий голос есаула: "Ты прости, ты прощай Тихий Дон Иванович; уж по тебе по грозному Войску не ездити...". Тысяча голосов подхватила священный Гимн. И понеслась могучая песнь по широкой родной Степи. Войско двинулось на Смерть! Крепость опустела. Одна верста, другая - никого. Гул голосов подхватывает молитву Царице Неба и Земли: "Взбранной воеводе Победительнице". Крепнут голоса: гремит октава и басы, звонко несутся в небо подголоски. И, вдруг, уже вблизи крики: "Аллах, Аллах!"
• Шашки вон! - гремит голос Атамана Наума.
В озарении свечей, в белых мертвецких рубахах с искрящимися обнажёнными шашками, двигалось страшное, никогда невиданное войско. В ужасе и смятении суеверные воины Магомета, бросились бежать, а вслед уже неслась конница, посланная на помощь Атаманом Каторжным. Это были последние колонны турок, уходящих к морю на суда, многочисленной разложившейся Армии. На помощь казакам пришла морская стихия. Гул и рёв страшного западного циклона покрыл стоны, крики, лязг шашек. Так и рёв страшного западного циклона покрыл стоны, крики, лязг шашек. Так и не удалось последним колоннам добраться до судов: все поголовно остались на Казачьей Земле. Разразившийся шторм выбрасывал на берег катарги (суда) с продовольствием, а также трупы.
Все эти сцепления событий почти что в одни и теже часы: движение "мёртвого" строя, бегство турок, помощь конницы, шторм на море, - не было ли это истинным Чудом?!
И Казачий народ в воздаяние Славы Пресвятой Богородицы, каждый год 14 октября, в день Покрова своей Божественной Заступницы и совершает свой религиозно-национальный праздник.
Когда в изысканиях Казачьей Истории докапываешься до Истины, так засорённой лживой Москвой, её "историками", то Казачий народ рискует не только как доблестный и храбрый, но глубоко верующий в истинное предназначение человека, в нём чувствуется большая совесть, которая не застывала в веках ни от какого мороза и которого ничем нельзя было усыпить. Мороза, холода и голода в изобилии послала ему Судьба; но под снежной пеленой жизни сохранил он сердечную теплоту и уважение к страждущему человеку, вовлечённому в рабство.
Все потомки благодарно помнят громадные подвиги Казачьего народа в борьбе за Свободу, но в этой борьбе нет и тени какого то хвастовства, похвальбы, рисовки, была простота-красота и духовная сила, неустрашимость перед Злом. Эта высокая человечность была неоценимой заслугой и имя Казачьего народа, как благородно-беспокойного искателя Правды на Земле, навсегда будет занесено в историю, а "Азовское Сидение", по своей нечеловеческой духовной силе - вписано золотыми буквами и будет проникать в сердца не только потомкам, но также желанным Гостем в чужие сердца других народов, за исключением рабской Московии-России-СССР.
Некоторое касательство с бессмертным сражением за Азов, имеют и ложные писания "русского историка" Платонова. В своей истории: "Смутное время", он утверждает, что Московское войско уничтожило "воровское казачество", а так как крепостной строй был в государстве, то "холопы" убегали от помещиков на Дон и пополнили реку". Если эту ложь принять за Правду, то выходит, что как штурм, так и блестящую осаду Азова выдержали не казаки (уничтоженные якобы воображаемым Московским войском), а русские "холопы". Когда же, где же эти "холопы" научились от 1614 года владеть огнестрельным оружием, которого они у помещиков и не держали даже в руках. Когда же они и где же нашли 280 орудий и сразу же познали их управление, где же нашли они порох и ядра? Когда же они постигли высокое искусство ведения минной войны, какого по своей изобретательности даже не имелось в просвещённой Европе? Одни эти вопросы опровергают провокационный вымысел и ложь шовиниста московского "историка" профессора Платонова. Почему же этих блестящих воинов и сапёров не оставили в Москве, предоставив им лучшие условия, чем холопам у помещиков, а стали нанимать иностранных специалистов?
Возьмём не холопов, а настоящее ополчение Минина и Пожарского. Почему же эти горе "вожди" с ратью пришли и "битвою мать Русь не прославили", а разбежались "по буеракам и крапивам" под Москвой, как свидетельствовал просвещённый келарь Троице-Сергиевской Лавры Авраамий Палицын?
Почему 80 000 Московского войска под Смоленском, разбежалось под натиском небольшого отряда короля Сигизмунда, а оставшиеся после яростного сражения за свою Честь и Славу 300 казаков, не желая сдаться в плен, взорвали себя в пороховом погребе?
Да потому, что существовал независимый Казачий Вековечный, Бесстрашный народ (слова есаула Порошина), он то и выдержал осаду Азова. А рабы-холопы Московии разбежались и от Москвы и от Смоленска. Раб никогда хорошим воином не был, а также и хорошим земледельцем. Это - Истина!
И на ложные писания "историка" Платонова, просто приходится с отвращением плюнуть.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
 Заголовок сообщения: Re: Казачья история
СообщениеДобавлено: 30 янв 2014, 02:21 
Не в сети
Аватара пользователя

Зарегистрирован: 26 июн 2013, 14:01
Сообщений: 3051
Откуда: Владивосток
ВЕЛИКИЙ РЕВОЛЮЦИОННЫЙ АТАМАН ДОНА СТЕПАН ТИМОФЕЕВИЧ РАЗИН


Родился (эта "единственная поэтическая личность пво всей русской истории". Как С. Разина характеризует великий поэт-африканец А. С. Пушкин) в г. Черкасске, в семье видного войскового старшины Тимофея Разина, переселившегося из верхних станиц.
"Имя Степана Разина стяжала к себе к XX веку огромное количество ПЕСЕНЬ (до 60 сюжетов) на Дону, Поволжье, Уралу, Сибири. Нет другого человека в дореволюционной истории, в которой так пристально вглядывался бы народ, с тайной любовью и так широко раскрывал бы мощную личность "батюшки-Атамана-гордость казака", пишут даже русско-коммунистические историки.
Это была действительно мощная творческая натура. Уже с самого малолетства, он принимает самое энергичное участие в тревожной, полной военными действиями атмосфере родного ему Казачьего народа. Ему дело до всего: то он мчится малышом по полю на дикой лошади, без седла, приучая её к дисциплине, то будучи в разведческой команде, летает с ватагой юнцов по курганам, зорко наблюдая за татарами, то пробирается к крепости Азова, высматривая что там делается, то видим его в канцелярии войскового есаула Порошина, преподающего ему грамоту, то видим его на песке на берегу Дона, старательно выводящего буквы листа, красиво исписанного есаулом пальцем на песке (за отсутствием бумаги), то зорко следит он за посольством турецкого посла Фомы Контакузена и выслеживает татарина ночью с тайным письмом посла в Азов, предупреждавшего турок о возможной осаде казаками крепости, в результате чего посол лишается головы, то сидит Степан в курене инженера Ивана Арадрва и изучает его чертежи крепостной обороны, то в отряде сапёр Арадова старательно вяжет фашины, яростно роет окопы, взлетает вверх по лестнице или метко стреляет в цель.
Особенно удовольствием его также служит общение его с пленными турками, персами, греками, татарами. Он старается понять и изучить их языки. Для него они - люди несчастные, и он носит им куски хлеба, собранные у казачек. Вот такова "Академия Наук" будущего Атамана.
Любя беззаветно своего отца-героя, много раз раненого в походах на суше и на море, чтобы исцелить его от недугов, он страстно молится и совершает паломничество в далёкий северный Соловецкий монастырь и там молится перед мощами Зосимы и Савватия, создателей монастыря.
Проходя по всей рабской Московии, он видел рядом с роскошью такую зловещую нищету, пороки и жестокость сильных к слабым, что его до глубины души возмущало то бесчувствие и безразличие крестьян, рабочих и дворовых, что они не смели поднять восстания против "кроводёров".
На одной из улиц Москвы он натолкнулся на поразительную сцену: среди улицы стоял стражник с лопатой, а у ног его закопанная, по самое горло, красивая голова женщины.
• Это что за живодёрство? - вскричал Степан, и выхватил из рук
стражника лопату, стал быстро откапывать несчастную.
Стражник, пытавшийся с криком: "Это колдунья!", помешать Степану, получил такой удар а скулу, что покатился по земле, воя от боли и бессознательного состояния. Было уже темно. Выхватив женщину из ямы, он быстро увлёк её в переулок и они скрылись.
Впоследствии, когда Степана Разина привезли в Москву на казнь, эта женщина, беззаветно полюбившая его за своё спасение и свою красоту, приносила подачки для него. Она была известная Москве, как гадалка. И, наконец, она за большой подкуп добралась с прошением до самого царя, умоляя оставить Разина жить, хотя и на поселении. Её арестовали, мучили, и, отрезав груди, отпустили в её дом.
Особенно неизгладимое чувство презрения и злобы, к порядкам Москвы, осталось в революционной душе Степана до самой его смерти - казнь его родного брата Ивана.
Была война Москвы с Польшей за богатую Малороссию. Царь Алексей обратился за помощью к Донской республике. Было снаряжено войско в 4 000 казаков. Походным Атаманом был избран старший брат Степан - Иван Тимофеевич. Это войско оказало большую услугу московскому ополчению, которое не было в состоянии противостоять перед польским войском.
А так как эта война затянулась и не давала надежд на победу одного или другого, то решили покончить дело миром.
В селе Андрусове в 1667 году, собрались послы: Польши, Германии, Турции, Крыма. От Москвы посольство возглавлял воевода князь Юрий Долгоруков. Походный Атаман также предъявил своё право на участие в мирных переговорах. Он вежливо обратился по этому вопросу к воеводе о Праве Дона, в лице Походного Атамана, его поддержали поляки. Долгоруков отказал в Праве казаков и, вызвав Атамана, заявил, что так как Походное войско стоит под знаменем царя Московского, то казаки и не имеют права на какие либо дипломатические переговоры. На это Атаман с достоинством заявил, что Войско Казаков издревлестояло и стоит под знаменем независимого и самостоятельного Дона и, если он - Атаман и подчиняется временно воеводе, то только в оперативном военном отношении, но не в политическом и, что он обязан быть в курсе переговоров о мире с другими послами. Долгоруков грубо и резко отказал вновь в праве присутствия даже на заседаниях послов. Тогда Атаман заявил, что так как война кончилась, то ему здесь делать нечего и он должен с войском идти на Дон. Долгоруков крикнул: "Никуда вы не пойдёте, без моего разрешения!". На это Атаман сдержанно сказал: "Я вам, князь, не слуга, чтобы вы мной и моим войском распоряжались". Взбешённый князь крикнул: "Вы и ваше войско - мои рабы!". Иван Тимофеевич вышел. Бывшая с ним делегация, присутствовавшая при этой сцене, прибыв к Походному войску, объяснила казакам, как их Долгоруков отблагодарил за их верную службу чёрной неблагодарностью.
Как буря заревели казаки: "Седлать! На Дон! Довольно нам умирать за живодёров! И войско двинулось. Отойдя вёрст тридцать, войско остановилось на ночлег. Тем временем Долгоруков снарядил всю конницу и артиллерию и приказал догнать казаков и с боем взять в плен Атамана. Ночью походное войско было окружено. Казаки приготовились к бою. Атаман сознавал, что в результате ожесточённого сражения, с противником в пять раз сильнейшим, погибнет много казаков, уговорил войско покончить дело миром, что он поедет к Долгорукову сам один и уладит конфликт.
Прибыв в ставку воеводы, под сильным конвоем, Атаман был закован в цепи и отправлен в Москву "на правёж", где в тюрьме подвергся страшным истязаниям, после чего на Красной площади отрубили ему голову, в присутствии самого царя и духовенства, торжествующих свою "победу" над казачьей вольностью.
Личность Атамана Ивана Тимофеевича Разина рисуется для казачьих поколений, как великая жертва, погибшая "за други своя", бесстрашно пошедшая, как рыцарь, без страха и упрёка на Казачью Голгофу, устраиваемую веками проклятой Москвой, с их царями и их наследниками без корон, и пошлыми духовенством.
Эта страшная казнь любимого брата, глубоко врезалась в душу вольнолюбивого Степана и он жалел, что однажды, во время боёв с поляками, эскадрон польский прорвался к кургану, где стоял с небольшой свитой Долгоруков, и он был бы взят в плен, но Степан с 20 казаками, находившимися в засаде в перелеске, как буря атаковал поляков во фланг и таким образом спас этого негодяя.
Всё это взятое, продуманное явилось для самосознания Степана, что рано или поздно, но судьба Свободного Дона будет таковая же, как и "Малороссии", которая на его же глазах, была разделена на две части, правобережная отошла к Польше, а левобережная к Москве. Всё это происходило при царе Алексее.
Воцарение этого царя принесло Донской самостоятельной республике ещё большие невзгоды, нежели при отце его Михаиле. Сам по себе Алексей не представлял собой чего либо яркого, ум его ограниченный, вялый, воля слаба, политические и социальные воззрения его покоились на прежних основах "Третьего Рима" и "божественной" царской власти. Эпохи этого незадачливого царя была - укрепление самодержавия и крепостнического строя в государстве.
Если при Михаиле, он был связан некоторыми обязанностями ограничительного характера, когда он опирается на представительный орган Земского Собора и связан был поневоле сотрудничать с Донскими казаками, его закрепившими на троне, то при Алексее, Земской Собор сходит на нет и идёт процесс централизации на местах, процесс искоренения какого либо самоуправления и замена его властью воевод, опирающихся на военную силу стрельцов, обученных иностранными инструкторами.
При Алексее, главой так называемой "православной русской церкви", появляется на сцене мордвин-патриарх Никон. Человек волевой, жестокий, страшной физической силы, как медведь, убивавший своим кулаком на смерть не подчинявшихся епископов. Он принялся за исправление духовных книг, при помощи грека Арсения - еврейского происхождения, будучи сам невежественным в вопросах богословия.
Раскол в Вере 1666-1667 г. г., повёл к жесточайшим религиозным преследованиям. Преследовалось не разномыслие в Вере, обрядовые различия были не столь велики, но сама мысль о непослушании,неподчинении "божественной" власти, приводили в жгучую ярость и бешенство правящий класс крепостников.
Не говоря уже о народах Московии, преследование было направлено на вольный веротерпимый Дон. Тысячи казаков, ревнителей древней апостольской веры, были также жертвами палачей московских патриархов, митрополитов, епископов и всего этого белого и чёрного духовенства, превратившегося целиком и "чёрных воронов". Правительство широко пошло на помощь полицейскому духовенству: сжигало живьём, бросали в Каменные ямы, тюрьмы, сажали на кол, вырывали ноздри (особенно любимое занятие предков нынешних русских чекистов), резали носы, уши - легко, свободно, играючись, ссылали на вечную каторгу в Сибирь. Московская "церква" столько сгноила по тюрьмам, голодом поморила, столько скорпионами забила, столько жизней разбила, погубила, что если бы вся кровь и слёзы в борьбе за Веру, сразу выступили на Землю, то образовалась бы бушующая река, которая волнами потопила бы жестокую кровавую "церкву" Москвы вместе с её "чёрным вороном".
Казаки стойко защищали свою древнюю Веру. И когда тосковала казачья душа по красоте былого, по светлой радости Духа древней вольной жизни, то шли на Гнолгофу в эти кошмарные времена, перед коими абсолютно бледнеет Испанская инквизиция или Варфоломеевская ночь королевы Медичи.
Религиозные эмигранты из Московии, широкой волной ринулись на "Тихий" вольный Дон. К этой эмиграции прибавилась масса из "Малороссии" с 1667 г. украинских и Запорожских казаков, после Андрусовского мира. Постепенно назревал тяжёлый экономический кризис на Дону.
Дон не был в состоянии прокормить новых пришельцев. Они могли бы начать жить земледелием, но казаки не занимались таковым за отсутствием рабочих рук, так как каждый казак в любой момент днём и ночью мог быть призван конно и оружно для отражения могущественных турок и татар. А когда эти "рабочие руки" появились, то вкоренившаяся издревле традиция не допускала нарушения права равенства иметь при себе, как бы, второстепенный сорт людей, а поэтому казаки той эпохи, в земледелии видели закрепощение личности человека, подобно Московии.
Использовать эту новоприбывшую силу для военных действий тоже не представляется возможности, ибо разрушивши Азов, по беспутному велению царя Михаила и вновь восстановленного турками, казаки без надлежащей сильной артиллерии не в состоянии были взять его обратно, будучи сами обескровленными, а Москва категорически отказалась снабжать Дон военными припасами. Воспитать же новоприбывших военному искусству не было времени и средств для их вооружения.
Кроме того, среди казаков постепенно назревало экономическое расслоение на богатых и бедных. Богатая "войсковая старшина", развращённая подарками Москвы, стала держать её сторону. Назревал тяжёлый социально-моральный кризис. В 1667 году доносили в Москву: "во многие Донские города пришли с Украины боярские люди и крестьяне с жёнами и детьми и от того на Дону голод большой".
Всё это вместе взятое требовало какого-то определённого выхода из создавшегося положения. Разрешение этой жгучей проблемы Судьба возложила на голову Войскового старшины Степана Разина. Это был выдающийся казак по уму, воле, энергии и политическим воззрениям, также он блистал доблестью и военным искусством. Будучи глубоким демократом, он не пошёл по пути "войсковой старшины", наживающей богатства на подарках Москвы и рабского труда новоприходцев, а возглавил весь бедный народ на Дону: будь то казаки Донские, Днепровские (Запорожцы) или староверы из Московии.
Таким образом, на Дону возникло двоевластие. Богатеи притихли,, выступить против Разина боялись, ибо за ним была слава среди казаков, как искусного в боях, а также со времени 1660 года, когда ему, как послу от Дона, удалось заключить мирный братский договор с пришедшими с Востока Калмыками, во главе с ханом Аюком, которых Разин вовлёк в военный союз против Ногайских татар.
Разин, учитывая серьёзность экономического кризиса, непосредственно от себя, помимо Донского Атамана Корнея Яковлева, отправил в Москву "станицу" с грамотой царю, написанную своеручно:
"На Дону казакам учала скудность большая. На Чёрное море проходить им не мочно, ученены от турецких людей сильные крепости, а от Москвы нет помощи, а потому мы идём без ведома войскового атамана на Волгу, а затем на Каспийское море".
А до этого Москва грозно требовала арестовать бежавших на Дон староверов и сдавать их пограничным воеводам. Самосознание Казачьего народа о правах политического убежища от древних ещё времён, было высоко и лозунг: "С Дона выдачи нет" - звучал твёрдо.
Защита слабых и притесняемых была также интенсивная. Так, например, когда Донской Атаман И. Д. Каторжный был проездом в 1646 году в Воронеже, то есть на чужой для Дона территории, то Воронежский воевода доносил в Москву: "Когда на слободу, где проживали казаки, стали приходить приказные за беглыми, Каторжный угрожал побивать их до смерти из пищалей, а приехавший с погонной царской грамотой дворянин Даниил Мясной, потребовал у Катаржного выдачи беглых, то Каторжный ударя ево Мясного в душу, твой, государь, наказ, каков ему дан от тебя из Посольского приказа, у нево Данилы вырвал и заткнул к себе за голенище и хотел Данилу убить. А уезжая, Каторжный беглых людей не отдал и говорил: хотя де приедет беглых людей вынемать сам воевода и мы ему отсечём ухи да пошлём в Москву. А одного из погонщиков за беглым атаманом велел бить солопы (палки)".
Это было при Каторжном, действиттельно Божией Милостью Атамане, когда же Донской трон занял Корнелий Яковлев, своей интригой сваливший Атамана Лаврентьева - защитника страроверов, то Москва открыла карты и потребовала не только выдавать беглых из Московии, но выдать даже Атамана Лаврентьева.
Собирали Круг три раза и всё отказывали в выдаче, но когда стал атаманом Яковлев, идейный сторонник Москвы, то он собрав Круг с соответствующими крикунами, после грозного ультиматума Москвы, Атаман Лаврентьев был выдан, хотя и на этом Круге слышались голоса: "Зачем посылать Атамана в Москву, там и так мяса много". Дон был обессилен, на границе его стоял уже отряд московского войска, всякий момент готовый вторгнуться в пределы Донской республики. На этот отряд и опирался Корнелий Яковлев, подкупленный Москвой, что впоследствии подтвердилось.
Атамана Лаврентьева привезли в Москву. В тюрьме истязали его и на Красной площади всенародно, в присутствии ничтожного царя и духовенства, палач отрубил ему голову. Правящая клика торжествовала, на Дон уже посылались чиновники, которые хватали беглых.
Тем временем, Разин со своим войском плыл по Хвалынскому морю, с намерением поселить избыток беглых в Персии. Достигнув южного берега Каспийского моря, он послал к шаху Персии своё посольство с просьбой отвести для Войска земли для его поселения.
Две недели дожидался Разин ответа из Тегерана, но его не было, а прибежал один из его посольства казак и доложил, что почти всех послов казнили, так как среди них оказался один предатель-московин, который уверил шаха, что Разин прибыл к берегам Персии не для поселения, а для разведки и грабежа.
Узнав о печальной участи своего посольства, взбешённый Атаман двинул свой флот в юго-восточную часть моря, к берегам, где были расположены богатейшие виллы шаха и персидской знати. Находящиеся там войска для охраны, были разгромлены и богатства вилл было секвестировано в отместку за убийство послов. Пожаров и убийств жителей учинено не было.
Высланный шахом большой флот, состоящий из кораблей, был атакован стругами Разина и уничтожен, все ценности флота, во главе с персидской княжной и её братом, попали в распоряжение Походного Атамана.
Возвратившись из Персидского похода в Астрахань и, узнавши какой произвол чинится московскими чиновниками, по отношению к независимости Дона и ловли беглых, Разин заявил:
"У казаков того не повелось, чтобы беглых людей выдавать. Я увижусь и расчитаюсь с Астраханским воеводой Прозоровским. Он - дурак и трус. Хочет обращаться со мной, как с холопом, но я - прирождённый вольный казак".
Жители Астрахани, обращённые Разиным в казаков, совершенно искренне составили приговор:
"Атаманы и все казаки: Донские, Астраханские, Терские и Гребенские, пушкари и затинщики, и посадские люди и гостинного двора торговые люди написали между собой, что жить в Астрахани в любви и совете, и никого межь себя не побивать и выводить бояр изменников".
Воевода Прозоровский, оказавший военное сопротивление, был лично Разиным сброшен со второго этажа дома и разбился о камни.
Профессор Сватиков ("Россия и Дон", стр. 103), как бы возвышаясь над большим Атаманом, признанным великим поэтом А. С. Пушкиным, как "единственной поэтической личности во всей русской истории", пишет свысока:
"Типичный демагог Разин проповедовал истребление всех, кто возвышался над уровнем бездомного голутвенного люда, разграбление и делёж всего имущества, он запрещал богослужение и постройку церквей, издевался над верою и Христом, ввёл венчание вокруг куста".
Исследуя основательно жизнь и деятельность Атамана С. Разина, я должен сказать, что высосанная из пальца Сватиковым характеристика основана не на исторических данных, а лишь на присущей московитам лжи. Провозглашая эту ложь, Сватиков не подумал, как "историк", что он представляется во весь свой профессиональный рост именно демагогом, для воздействия на общественное мнение Казачьего народа, который с большой душевной теплотой относился к памяти бессмертного Атамана.
Во всей своей деятельности, Разин нигде не разорял мирных жителей, не делал их имущество, а уничтожал лишь бояр "изменников", даже воеводу князя Львова пощадил.
Над Верой и Христом он не издевался, а был лишь веротерпим ко всем религиям, как и все казаки древности.
Если он перед походом в Персию, обвенчал своего крестника вокруг ракиты, с произношением соответствовавших изречений, за отсутствием священника в тот момент, то он, как глава войска, имел право заместить священника в срочном порядке.
Разин триста лет тому назад, был головой выше "просвещённого профессора", который, ведь, теперь не станет обвинять в издевательстве весь французский народ (как и многие другие народы) за то, что венчаются в присутствии светского человека в городском управлении? Да, ведь, обряд венчания не есть Вера, а лишь обряд, чего Сватиков сознательно не понимает.
Сватиков, подыскивая "факты" якобы издевательств над Верой и Христом казаков, не забывает даже, для усиления своей провокации сказать, как наказной атаман Дона Степан Ефремов "развёлся с женой без вины, и женился на другой".
Но ни словом не говорит о том, как московское духовенство за взятки или ведро водки, венчало не только двоеженцев, но даже троеженцев (см. страницу о духовенстве князя Долгорукова в эпоху Екатерины II).
Сватиков не обмолвился ни полсловом о том, как Пётр I загнав силой свою жену Евдокию в монастырь за её религиозность, женился не в церкви, а на постели, с любовницей князя Меньшикова, Екатериной и провозгласил её императрицей.
Не сказал Сватиков и о том, что царь Иван Грозный имел 7 жён законных и незаконных. Но величие царей и их "безгрешность" для Сватикова достойны канона.
Спасая свою шкуру, от "великого русского народа" в 1917 году, Сватиков получил политическое убежище на Вольном Дону. Ему была предоставлена казённая квартира, жалованье по званию профессора, кушал он сдобный казачий хлеб, пил самое лучшее в мире Цимлянское вино, перед ним радушно были открыты все архивы и Новочеркасский музей. За всё это ему вменялось написать историю Казачьего народа, но он сразу же потерял метрику этого народа, и ни одним словом не обмолвившись о древности его и даже игнорируя утверждения "отца Русской истории" Карамзина, заявлявшего, что "происхождение казаков скрыто в веках древности", во всяком случае "ранее Батыева нашествия (1223 г.)", а также сказания "Геродота русской истории" Татищева, что казаки были в Федерации Хазарской империи от III до X века.
Сватиков начинает историю казаков с 1549 года, якобы из "выходцев русских московских пределов", то есть продолжает ложь "историка" беглого поляка Броневского и ему подобных, что казаки - "беглые русские холопы".
Напялив на себя маску "демократа", импонирующую казачьему самосознанию, но оставаясь в душе крепостником, он искусной рукой ведёт историю "Россия и Дон", где так и выпирает величие самодержавной Москвы, правильность её государственной мысли и действий, а наряду с этим "анархичность" Казачьего народа Дона. Он ни на одну минуту не забывает свою роль "Троянского коня" защиты интересов Москвы и, рассыпая на страницах своей лукавой истории, эпитеты: "тихий вольный Дон, вольная республика, самостоятельное государство", усыпляя у казаков чувства подозрения, чуть ли ни на каждой странице, ударяет, как тараном: Москва - метрополия, а Дон "из русских выходцев" - колония Москвы. И этот пресловутый "колониализм, насильно навязанный к абсолютно не присущий казачьей древней природе, в конце концов отталкивает читателя, как от назойливой мухи и создаётся недоверие к "историку", и вся его система, построенная на песке, рушится в дребезги.
И когда историк Соловьёв говорит, что Разин понимал, что "церковь на Дону является одной из важных связей Дона с Россией", то Сватиков не выдерживает этого противоположения и раздражённо говорит: "а мы скажем: колонии с метрополией". Эта надменность и снижение Дона на ступень какого-то зависимого батрака, вскрывает духовную сущность автора-крепостника и совершенно губит его произведение.
Сознательное, слишком сознательное в Сватикове царит настолько, что свою окоченелость и сам заявляет в споре с Соловьёвым. Своей истории он точно ведёт приходо-расходную книгу и не столько он историк, сколько занимается историей. В его преднамеренном "художестве", видна система, над всеми способностями духа преобладает рассудок "втереть очки", и сухое веяние последнего заглушает ростки живой святой простоты и Правды жизни. Его страницы, лишённые стихийности прошедшей жизни, не сотворены, они точно вышли из грубой кузницы. Он не желает сознательно опускаться в лоно иррационального московского быта, в тёмные недра рабского бытия; тогда зачем же и заглавие "Россия и Дон", чтобы не сказать о России о том, чем она жила и как сосала кровь не только порабощённых народов, но и своих граждан превратила в скотов.
Сватиков не свободный художник Слова, не льются у него звуковые волны произведения и утомляют его преднамеренные насилия читателя не забывать про Москву метрополию-повелительницу и Дон-колонию-подчинённую. Истинный историк служит не искусственной истории, а жизни и отдаёт предпочтение "богине Красоты, а не в зеркале её изображению".
И отмечая казачью вольность, он намекает, что эта "вольность" изошла из метрополии её источника, а о том, страшном гнёте людей этого "источника" не говорит ни слова. Посторонний жизни и Правды Сватиков, встаёт перед нами фигурой бездушной, тонко расчитанной, как бы не унизить достоинство Москвы-метрополии.
Не то, чтобы у него, как и у всякого другого пишущего, были отдельные неудачные строки, нет, его недостатки - роковые, и все они вытекают из его основного порока - скрыть Истину о безумной жизни Москвы. У него нет художественного целого, живого монолита. Слово: нет, вы ясно видите зияющие поры и провалы, заполненные деревянной рассудочностью. Порой готова уже возникнуть иллюзия историчности, но какой либо грубый и неуместный штрих опять ввергает нас в безотрадную пустыню, когда он, например, говорит: "некоторые казачьи энтузиасты хотели бы одеть Адама в штаны с лампасами". Если ты, историк, не признаёшь древности Казачьего народа, то надень на ноги Адама московские лапти и будет всё в порядке, но от этого справедливого сравнения он уклоняется.
Истинный историк не должен злоупотреблять своим правом и властью над природой, не должен ей навязывать силой то, что ей внутренне не присуще.
Соблюл ли Сватиков это правило? Нет! Он утверждает, что казаки есть русские люди, да ещё плохого сорта - беглецы. Но при этом он сам того не заметил, в одном месте несёт громадное поражение от самого же себя, заявив, что Донские казаки - прирождённые республиканцы. Но ведь прирождённость происходит от корня. Какая же "прирождённость республиканства" могла родиться в рабской среде Московии, из которого, по его уверению, казаки вышли?
------------------------------- ........................... -----------------------
Когда С. Разин прибыл на Дон, то в это время там был посол царя Алексея Евдокимов и воевода Иван Хвостов. Они грозно требовали переписи всех казаков и выдачи староверов. Возмущённый наглостью этих послов, на майдане, он грозно спросил у них:
• Зачем вы на вольном Дону?
• Для переписи казаков!
• А, шпионы и каты! - вскричал Степан.
Сверкнула шашка и голова посла покатилась по земле, за нею погналась голова и воеводы.
И когда Разин появился на Кругу по этому поводу, то на упрёки Атамана Яковлева за убийство послов, Разин крикнул:
• Ты владеешь своим войском, а я владею своим, и если ты будешь
чинить противное, то над тобой учиню такое же смертное убийство.
Круг весь замер на время, но назревал тайный злой умысел продажной войсковой старшины над жизнью Разина.
Политическая программа его была ясна для каждого, что идёт он истреблять бояр, дворян, приказных, искоренять всякое чиноначалие и власть воевод, установить на Руси "Казачий присуд", чтобы всяк всякому был равен. И, действительно, жители тех городов, которые он занимал, получали числовое деление по-казачьи: на тысячи, сотни, должны управляться всенародным собранием (Кругом), которое избирало бы атаманов, есаулов, сотников, десятников. Уже одно это административное устройство, где верховная власть предоставлялась Кругу, указывает на то, что жизнь, имущество и личная неприкосновенность, - являлись приоритетом для казаков. Из всего этого вытекает, что "грабёж и раздел имущества" Сватикова, - сплошной глупый вымысел.
По этому поводу Сватиков грустно пишет: "мы не имеем возможности, даже вкратце, пересказать фактическую сторону грандиозного восстания, которое было поднято на Юго-Востоке России. Не находя себе выхода на Чёрное море,остановленное в движении по Каспию на берега Персии, "голутвенное" казачество обрушилось внутрь государства и потрясло его до основания. Движение это было колоссальное. Оно было явлением более всероссийским, нежели Донским".
Опять Сватиков передёргивает факты. Народ Московии, воспитанный веками в рабстве и воплотивший чувство рабства в привычку, которая стала натурой этого духовно несчастного народа, абсолютно не был способен на жертвенный революционный подвиг. Этот народ-раб шёл за казаками до тех пор, пока освобождалась его деревня, он вешал на воротах своего помещика и гражданская роль этого раба на этом и кончалась, рабы разбегались по домам: "пусть де казаки сами спасают Св. Русь". А казачьи ряды редели без жертвенной помощи "спасаемых", перспектива казалась для обескровленных казаков проблематичной.
Московское государство остро почувствовало колоссальную опасность социальной и политической программы Разина. Разрушить самодержавное царство, создать грандиозную Казачью республику, опрокинуть старое общество, целиком зиждущееся на неравенстве, было ужасом правящих верхов.
А Разин захватил уже всю Волгу, главные города: Астрахань, Царицын, Саратов, Самару, осадил Симбмрск. Местность Нижнего Новгорода была уже оказачена.
И со вздохом облегчения Сватиков (стр. 104) пишет: "поражение, нанесённое Барятинским Разину под Симбирском, одним ударом решило судьбу Москвы с судьбу Дона. Карта Разина была бита, а за его "анархические" выступления пришлось расплачиваться Дону".
Как воздержался этот "историк" от нахлынувшего на него чувства рабовладельческого энтузиазма и удержавшегося от восторженного крика: "да здравствует не анархическая, богоспасаемая, живодёрная, самодержавная Москва!"
Окончательного поражения у Симбирска Барятинский не нанёс войску Разина, он даже отошёл назад от занимаемой позиции на ночь, боясь своего разгрома, но сам Разин почти что смертельно был ранен в голову московским офицером и был бы и зарублен, но находившийся около Разина поп Самуил спас его, раздробивший прикладом не только шлем, но и голову офицера.
Совершенно беспомощного, без сознания, священник и заместитель Разина отвезли его на Волгу и повезли на Дон. Оставшееся без вождя войско потеряло Дух.
Длва месяца Разин был без сознания, находясь в своей резиденции на острове Дона в Кагальнике, охраняемый отрядом Атамана Наумова. И когда пришёл в сознание (череп был прорублен и в трещине был виден вздымавшийся мозг) и узнал из доклада Наумова, что он, спасая своего друга, оставил войско, то взбешённый Разин схватил со стены шашку и так размахнулся, чтобы зарубить своего "спасителя", во время отскочившего, что шашка вонзилась в стол, и её с трудом пришлось освобождать, и крикнул: "ты спас меня, но погубил казачье дело - предал войско", и снова спал в беспамятство. Всё тело его дрожало от жара.
Корнелий Яковлев со злоумышлениками встрепенулся, но напасть на раненого льва ещё боялись, зная что его охраняет преданный ему Атаман Наумов.
Сам Разин подал повод для своего жизненного конца. Желая покончить с продажной старшиной, он написал Корнелию письмо, как к своему крёстному отцу, приглашая его со свитой приехать на праздник, а тем временем отправил свою охрану по другому пути с приказом захватить город Черкасск.
Когда Яковлев прибыл, вино полилось, чтобы опоить Корнелия, но, вдруг, произошёл страшный взрыв порохового погреба совершённый казаком Прохором - тайным шпионом Яковлева, которому Разин доверял, будучи с ним сверстником и находившимся с ним при взятии Саратова, Самары и в бою у Симбирска.
Отряд, посланный на Черкасск, услышав гул взрыва, поворотил назад, но было поздно: шайка Яковлева накинула аркан на Разина, связала его, привязала на лошади и поскакали сдавать его в полон (за деньги).
Так и закончилась дивная жизнь самого знаменитого Атамана Свободного Дона. Казнь его в Москве не описываю, - это уже известно всему миру.
Войсковой Атаман Корнелий Яковлев, по происхождению черкес, был подкуплен Москвой. За выдачу Степана Разина он получил сверх обычного жалованья, деньгами, сукнами, камкой, тафтою, ему "пожаловали 40 соболей и 30 рублей (не малая по тому времени ценность) "Иудиных сребреников", серебряный позолоченный ковш самого царя, а при отпуске на Дон, ещё пару соболей и 10 рублей и сто червонных золотых, из доходов Новгородского приказа. Получал он и тайные потом подарки, о которых в делах остались следы: "да Корнилу Яковлевы сверх той дачи тайно пару соболей и 15 рублей".
И хроника говорит: "Продали Дон за соболя...", - повторяли казаки.
------------------------------- ....................... -----------------------------
Историки Московии обрисовывают царя Алексея, как одного из добрых правителей и даже наделили его титулом: "Тишайший", но о том, что во время его правления пролито было безвинной крови вдвое больше, чем при царе Иване Грозном, историки молчат. Но, ведь, Грозный руководился идеей разгрома разбогатевших бояр и перешёл хотя одну ступеньку социальной лестницы.
У Алексея же, в пустой его голове было совершенно пусто, он только и мнил, что он - "помазанник Божий" и только. Никакие социальные вопросы его не интересовали и он не стоял, не ходил, а просто лежал как кукла, облечённая в порфиру.
Историк Милюков в "Очерках русской культуры" (стр. 136), писал:
"Остроумный историк Московской Руси наглядно изобразил нам историческую роль царя Алексея в позе человека, занесшего ногу вперёд, да так и застывшего в нерешительности. Но нерешительность "тишайшего" была ещё значительнее, чем можно было бы заключить из этой позы. Он вообще не любил никаких поз. Он никуда не шёл и даже не стоял; он просто спокойно возлежал на груде обломков старого и нового, не разбирая, откуда что идёт, и подобрав под себя, что было помягче, за него всё устраивали другие, не без содействия крепких московских тюрем, а о будущем он не думал.
И когда упрямый вождь староверов Аввакум, от имени святой старины грозно звал царя на страшный суд с собой и заклинал его стряхнуть с себя мирское забытие, то он невольно взволновался, но когда Аввакума сожгли живьём в колодах, то он сразу же успокоился. Когда же молодой мечтатель, сын его любимца Ордын-Нащокина (министр иностранных дел) бежал на вольный простор мысли и жизни, за-границу, от вымотавшего душу московского болота, а сам Нащокин ушёл в монастырь, тогда должно было бы хотя на минуту придти в голову, что мирное соседство с страшной действительностью не вечно. Но, дорожа больше всего своим покоем, "тишайший" следовал своему правилу: "нельзя чтобы не поскорбеть и не прослезиться, и прослезиться надобно, да в меру, чтобы Бога наипаче не прогневать". С этим режимом, в котором само горе обращалось на пользу, как своего рода гигиена души, Алексей сводил свои счёты с настоящим, надеясь на крепкие тюрьмы".
Обожествляя покой, он однако много молился всенародно, держал посты, часто говел и причащался, но вместе с тем болел сладострастием и будучи импотентом, мучил свою молодую вторую красивую жену Наталью и она поневоле утешалась исповедью патриарха Никона, здоровенного молодого мордвина и когда появившийся на свет сын её Пётр, явил собою копию Никона по лицу, росту, силе, то "тишайший" решился на единственный в своей жизни шаг реальности: конфисковал все богатейшие владения Никона и сослал его в монастырь на вечное заключение, объяснив, что он это сделал за слишком жестокое гонение Никона на староверов.
Человека с показной религиозностью, обыкновенно называют "ханжой". Но под маской келейности выступают у таковых черты змеиного жала. Таким по своей деятельности и великому кровопусканию самых честных тружеников и истинных ревнителей православной Веры рисуется нам этот лицемерный "Тишайший".
--------------------------------- .......................... ---------------------------
Колоссальное восстание Атамана Степана Разина совместно с Поволжским населением, должно было бы напомнить царю, что для московского государства пришёл момент для социальной реформы. Но причины возникновения восстания казались пустой голове царя, не в государственной системе тяжёлого рабовладельчества, а лишь в той социальной заразе вольности, которая царила на свободном Дону.
Чтобы пресечь эту вольность, царь посылает стольника полковника Косогова с отрядом в 1 000 человек. Этот посол, прибыв на Дон, объявил казакам на Круге: "царское милостивое жалованье, деньги, хлеб и пушечные запасы".
Косогов говорил, что Атаман Яковлев и Михаил Самаренинов, будучи на Москве великому государю в верных своих службах пред Св. Евангелием обещали, и также бы и они казаки на Дону веру учинили государю".
Не легко казакам было согласиться на это требование, которое они отвергали на протяжении чуть ли не двух веков "на другой, третий и четвёртый Круги казаки говорили, что они не прочь служить государю, но без крестного целования". Но, наконец, перед перспективой войны с Москвой, казаки Дона 29 августа 1671 г. "веру учинили, Св. Евангелие целовали".
Главные статьи чиновной книги касались, чтобы обезопасить Москву от самозванцев и от восстаний, от попыток свержения династии и замены её другой (русской или иностранной), от сношений с поляками, Литвой, немцами или других Земель царей, королей или принцев иноземных на царство не призывать и не желать; на здравие государя и всей его царской фамилии не посягать; с врагами государя сражаться; беглых крестьян на Дон сдавать пограничным воеводам, от организаций, подобных Разинскому на Дону, отказаться.
При этом, однако, присяга казаков не коснулась внутренних распорядков республики, прав народного собрания, прав граждан в свободных выборах. Главный удар присяга наносила на право политического убежища и сношений с иностранными державами.
Присягою 1671 года, заканчивался период свободного развития Донского народоправства и начался период долгой борьбы - сперва за Донскую государственность, а затем за автономию.
----------------------------------- ............................ --------------------------
После смерти неудачливого царя, который не умел ни ходить, ни стоять с поднятой одной ногой, настала, как будто, иная атмосфера, под влиянием Запада: подъём религиозного сознания, развитием литературы и искусства, в богословской науке, в школьном деле - открылась Академия.
Всё это относится к реформе просвещённой Регентши царевны Софии. Обновились даже формы быта.
Скоро явился и реформатор-князь В. В. Голицын, любимец Софии. Реформатор имел широкую программу, лично им изложенную французскому послу Невиллю. В программе значилось и устройство регулярной армии и постоянные международные отношения Московии с заграницей, и полная свобода совести и веры, и заграничное воспитание детей, и замена натурального хозяйства денежным и даже освобождение крестьян с землёй. Голицын хотел заселить окраины, оживить торговлю и пути сообщения в Сибири, нищих превратить в богатых, дикарей Московии в людей, из скотского их состояния.
Попытка реформы практически проводилась трудно. Поднять весь тяжёлый, веками накапливаемый рабовладельческий груз, требовалось времени, а в распоряжении Софии и Голицына оказались только семь лет. Но эти семь лет описаны современником князем Куракиным так: "никогда такого мудрого правления в российском государстве не было".
На сцену появился Пётр Дикий, который арестовал Софию и запрятал её за решётку на вечные времена, и стал рвать и метать.
В то время, как Голицын окружил себя книгами, картами и сведующими людьми, Пётр с азартом предавался спорту, а книгу допускал в минимальных размерах, как необходимое зло. Голицын ездил в немецкую слободу для серьёзных политических бесед с солидным Гордоном: Пётр и слышать не хотел о какой то политике, а тем более русский, он бежал от неё, как от чумы. В слободу привёз его кузен Голицына, пьяница Борис, не для поучительных бесед, а для балов и попоек, которые с тех пор и потянулись непрерывно, под руководством Лефорта "дебошана французского".
Пока Голицын мечтал о довольстве народном, Пётр заботился о личной безопасности, укрепляя силу Преображенского и Семёновского полков. И когда он этого добился, то он обнаружил полное пренебрежение к общественному мнению и всячески издевался над ним, свалив все дела народные и общественные на плечи, преданного ему обер-палача князя-кесаря Ромодановского и на его Тайную Канцелярию.
Пётр мечтал только о флоте, пушках и всемирной славе, имея для этого определённо примитивный ум, абсолютно не понимая, что сила государства не в пушках только, а в народном благоденствии.

_________________
Изображение


Вернуться к началу
 Профиль  
 
Показать сообщения за:  Поле сортировки  
Начать новую тему Эта тема закрыта, вы не можете редактировать и оставлять сообщения в ней.  [ Сообщений: 227 ]  На страницу Пред.  1, 2, 3, 4, 5 ... 16  След.

Часовой пояс: UTC + 7 часов [ Летнее время ]



Кто сейчас на конференции

Сейчас этот форум просматривают: нет зарегистрированных пользователей и гости: 2


Вы не можете начинать темы
Вы не можете отвечать на сообщения
Вы не можете редактировать свои сообщения
Вы не можете удалять свои сообщения
Вы не можете добавлять вложения

Перейти:  
cron
Powered by phpBB © 2000, 2002, 2005, 2007 phpBB Group
Вы можете создать форум бесплатно PHPBB3 на Getbb.Ru, Также возможно сделать готовый форум PHPBB2 на Mybb2.ru
Русская поддержка phpBB